ни слова!
Послушать спор ворона с повстанцем я не успела: в другом конце флигеля постучали по столу, привлекая к себе внимание.
– Друзья, пока мы еще не разошлись по своим норам, давайте завершим одну формальность, условность. – Это был тот самый человек, который хвалил Льва. – Мы все недавно потеряли нашего главного вдохновителя, создателя освободительного движения – Юрия. Он с самого начала двигал идею свободы, избавления от власти центра и возвращения в наши родные дома. Его акции были смелыми, безрассудными, но действенными.
Я огляделась. Люди слушали и кивали.
– Нам никто не сможет заменить Юру, для всех он был примером.
– Ратник, мы поняли уже, хватит возить мочалкой по занозе! – пробасил рядом со мной Як.
Ратник зло посмотрел на Яка: мол, такую речь прервал.
– Это голосование – формальность. И на нем настоял наш благородный Лев. Так давайте подтвердим ему, что лучшего кандидата на место Юры не найти!
Толпа хором сказала «да», в один голос, на одной ноте. Это было жутко, эпично и звучало как заклинание. Льву будто не хватало именно такого «да», чтобы считаться полноправным предводителем движения. Он стоял рядом с Ратником и покорно улыбался. Такой хороший Лев, чудом спасшийся из лап непонятного чудовища, герой в глазах всех.
– Я смотр-рю, он тебе не нр-равится. – Мне на рюкзак гирей присело черное тело ворона, даже ноги подкосились.
– Он врет, – тихо сказала я и спохватилась: не хватало еще, чтобы меня распяли за такое мнение.
– Да, Левушка – темная лошадка, – ворон наклонился к моему уху, – всякое скр-рывает, лишь бы удерржаться на самом вер-рху.
Я хотела посмотреть на собеседника, но ворон сидел так неудобно, что я чуть не вывернула себе шею, однако даже черное перо не увидела.
– Не стар-райся, ты не сова. – Ворон засмеялся. – Так что думаешь, годится Лев в р-руководители?
– Если только они хотят окончательно все развалить.
Я почувствовала облегчение, когда ворон слетел с моего рюкзака и пересел на стол. Вблизи он выглядел страшнее: огромный клюв, черные глаза, рога с острыми концами. Птица ухмылялась, глядя на меня. От ее взгляда стало неуютно: меня будто раздели и пристально изучали.
– Тебе будет интер-ресно побеседовать с Норрой, – проговорил ворон, взлетел со стола, скинув консервы на пол, и приземлился уже в другом конце комнаты.
Девушка стояла там и смотрела в мою сторону.
– Ну-с, – заговорил Як, – самое главное мы услышали. Теперь можно брать Льва под мышку и ехать домой. Больше тут делать нечего. Стас, сворачиваемся!
– А ее с собой захватим? – Стас махнул рукой в мою сторону.
– Мы все в машину не влезем, – отозвался Як, даже не глядя на меня.
Народ действительно стал расходиться, и я поспешила добраться до Норы; мне надо было двигаться дальше, зацепиться хотя бы за одну команду. Нора сидела на стуле возле стены и слушала ворона.
– Можно с вами? – Я вклинилась посреди разговора.
– С нами – это куда? – Нора посмотрела на меня.
– Ну, – я замялась, – где вы живете. А то мне идти некуда.
– А откуда ты пришла? – Столетница продолжала внимательно смотреть на меня, ощущение дополнительных пар глаз снова вернулось.
– Тот дом сгорел, – я даже не соврала, – мне негде теперь жить.
– Возьмем ее с собой, – каркнул рядом ворон. – Она знает куда больше, чем показывает. Ничем от нас не отличается.
Он засмеялся, а Нора пожала плечами, но спорить не стала.
К нам подошел Як: он потерял Стаса и очень злился на Льва, который нашел у кого-то настойку и уже успел отпраздновать свое назначение.
– Наш новый шеф в машине, советую поторапливаться, часть знаков уже стерлась.
– Яну берем с собой, – сказала Нора.
– Значит, кто-то едет в багажнике, – пожал плечами Як. – Или летит.
– Могу и р-размяться, – почесал клюв ворон.
– Окей, встречаемся у машины.
Як ушел искать Стаса.
– Суровый, – сказала я, задумчиво глядя ему вслед.
– Зато надежный, – ответила Нора. – Из всей этой толпы только Яку можно довериться. И дело даже не в его знаках, он сам как защитный знак.
– А что это за знаки? – Я решила воспользоваться возможностью задать вопрос. – Я такие никогда еще не видела.
– Людям свойственно придумывать свои элементы силы. А если во что-то очень сильно верить, то оно обретает силу. Вот Як и верит в свои точки-палочки всей душой. И они работают.
– А это не самовнушение?
– И оно в том числе. – Нора улыбнулась. – Но в случае с Яком все сложнее. Он часть Стражи, а им свойственно придумывать свою магию.
– Типа из гвардейцев? – уточнила я.
– Часть Стр-ражи, – поправил ворон. – Милочка, а ты откуда? Таких пр-ростых вещей не знаешь.
Я промолчала.
Гл. 12
Из домов запретили выходить, ввели комендантский час. Особенно строго следили за теми, кто тесно общался со всякими-разными. Домовых в расчет не брали, они почти в каждой квартире сидели, а вот любителей поспорить с аукой или тех, кто витарей выращивал, взяли, что называется, на карандаш.
– Мы словно в девятнадцатый век вернулись, – возмущалась соседка. – Казалось бы, уже больше века рядом живем, а все никак не привыкнут некоторые.
С этим приходилось соглашаться. Жизнь со всякими-разными уже давно стала обыденностью. Как утром чистишь зубы, так вечером замешиваешь тесто для домового. Иногда не тесто, а просто закваску. Полезные бактерии. Соседка рассказывала, что своего домового кормит сушками.
– Не понимаю, Матреш, зачем ты так каждый раз заморачиваешься? Купила пакетик, и месяц не вспоминаешь об этом.
– Мне так просто нравится, – пожимала плечами Матрона Михайловна.
Она переехала в эту квартиру почти пятьдесят лет назад, получила по очереди. Мебель собирала по знакомым, и в одном из сервантов обнаружила тень домового. Понадобилось много времени, чтобы из тени вырастить настоящую физическую сущь и убедить ее перебраться хотя бы на шкаф, чтобы сервант наконец выкинуть.
В тот день она решила замесить побольше теста, чтобы не только домового покормить, но и на пирожки хватило. Щедро добавила дрожжей, вымесила, в каждое движение вплетая заговор, и оставила в теплом месте. Пошла подремать, заснула. Проснулась спустя несколько часов от беспокойного чувства, что что-то забыла или потеряла.
– Ох, тесто!
Игнорируя тапочки, побежала на кухню. А там уже сидел огромный рыжий кот и лапой вминал бежевое облако обратно в кастрюлю.
– Уже пятый раз его опускаю, – заметил он.
Матрона Михайловна присела возле стола и потерла переносицу.
– Мы, конечно, всяко повидали. И птиц, чьи перья режут металл, и коней, что за один шаг сотню километров проходят. Но говорящие коты…
– То есть ты кормишь домового тестом, а говорящие коты тебя удивляют? – уточнил тот.
Он слегка шепелявил и растягивал гласные, что успокаивало, но при этом не очень вязалось с его огромной рыжей тушей.
– Говорят, в наше время важно сохранить в себе умение удивляться, – ответила Матрона Михайловна.
Кот улыбнулся и оставил тесто в покое.
– Я к тебе с важным делом. – Он спустился на табурет возле стола. – Ты чувствуешь, к чему все идет. Город закрылся, окраины вымирают.
– Да, это беспокоит домового, – согласилась Матрона Михайловна.
– Сегодня придет в город мальчик из Яви, помоги ему. От него зависит, что будет с городом дальше.
– Из Яви? – охнула старая женщина. – Неужели у нас поселился кто-то, кто способен таскать людей между мирами?
Кот кивнул:
– Ты знаешь правила, время все тебе расскажет. – Он спрыгнул на пол. – А пока помоги ему.
Кот вышел из кухни, свернул за угол и пропал. Домовой заворчал на своем шкафу.
– Выгляну я, пожалуй, на улицу, – проговорила Матрона Михайловна, – упаси Великий дуб, попадет этот мальчик на запамята или на гвардейца.
В нормальном мире, когда ночью густо идет снег, улицы получаются белесыми от падающих снежинок и одновременно рыжими от горящих фонарей. Снег скрадывает звуки, не слышно шума машин, смеха у подъезда. Тишина и медленно падающие снежинки в белесо-рыжем пространстве. Даже если на душе гадко, можно выключить во всей квартире свет, сесть у окна и смотреть, как постепенно все поглощает мгла, проникает в твои мысли. И от этого становится так спокойно. Побоку все неудачи и ссоры, беспричинные претензии. В тихом пространстве есть только ты, снежинки и рыжий заволакивающий свет.
В этом мире пространство было белесо-серое. Тоже тихое, тоже светлое, но абсолютно серое и пустое. Когда мы садились в машину, снег только начинал идти, снова упала температура и вода в тоннеле покрылась тонкой ледяной коркой. Машину припарковали в лужу, и теперь колеса оказались впаяны в замерзшую грязь. Як ничего не сказал на это, грузно потопал рядом, проламывая корку возле самой резины, потом сел в салон, пощелкал пальцами, машина завелась. Стас виновато пожал плечами.
А я смотрела на падающий все гуще снег и вспоминала дом. Первый этап плана выполнен, я добралась до сопротивления, даже нашла таинственных столетних душ, столетниц.
Это слово звучало красиво, и оно удивительно подходило Норе, ее длинному плотному пальто, массивной обуви на грубой подошве, свитеру с высоким горлом и растрепанной прическе. И имя ей подходило, такое странное, словно из зарубежного романа.
– Долго стоять будешь? – послышался из машины голос Стаса. – Залезай, поехали.
В салоне пахло пряностями и почему-то смородиной. На переднее сиденье посадили Льва, сзади влезли Нора, Стас и я. А ворон взлетел в снег и скрылся. Серое пространство моментально поглотило черную птицу.
– Дверь закроешь? – Мои размышления опять прервал голос Стаса. – В пути позалипаешь, нам через весь город еще ехать.
Они базировались за МКАДом, недалеко от старого заброшенного храма. В этом районе мама хотела покупать квартиру, но жизнь, как всегда, пошла не по плану.
С планированием жизни в последнее время стало совсем плохо. Только загадаешь себе что-то на пару месяцев вперед, как реальность придет, переломает все и оставит сидеть и гадать, что из этих обломков еще можно сложить.