— Началось! — радостно заголосил Казанец. — Все! Конец вам, парни!
За первым взрывом прогремел второй, затем третий, четвертый. Взрывы гремели с интервалом в три минуты, и создавалось впечатление, что земля уходит из-под ног. Теперь рекрутам было не до Казанца. Все, кто еще остался жив, со всех ног побежали к своей цитадели. А Казанец с гранатой в руках стоял у машины и громко смеялся. Сквозь смех он услышал свое имя, кто-то громко кричал, привлекая его внимание. Он повернулся на звук и увидел, как по дороге к нему несется Мурат.
— Дружище! Ты меня не бросил. — Волна благодарности захлестнула грудь Казанца. — Вот ведь паршивец! Не бросил, ослушался приказа.
Элмас подбежал к Казанцу и сгреб в объятия.
— Жив! Живой, чертяка! — бормотал он, стискивая Казанца в объятия все сильнее.
— Отпусти, полоумный, — вырывался Юрий. — Ты мне ребра переломаешь.
— Я думал, тебе конец, — отпуская Казанца, признался Мурат.
— Я тоже так думал, — радостно сообщил Юрий. — Но, видно, у матушки-природы на мой счет другие планы. Патроны есть?
— Два рожка. — Мурат похлопал себя по карманам.
— Тогда чего мы стоим? Сейчас эта саранча начнет по полям разбегаться. — Казанец забрал у Мурата магазин. — Пойдем, займемся отстрелом, приятель.
Москва, Комитет государственной безопасности, кабинет начальника спецотдела Управления нелегальной разведки, 30 января 1979 года.
Генерал-майор Старцев сидел за столом в своем кабинете и неспешно перебирал документы. Напротив него расположился полковник Богданов. От нечего делать он рисовал на полированном столе невидимые узоры. Ожидание длилось больше часа, за это время они с генерал-майором успели обсудить все текущие вопросы и теперь маялись от безделья.
— Скажите хоть, чего мы ждем? — в третий раз за последний час задал вопрос полковник Богданов.
— Имей терпение, Слава, — назидательным тоном произнес Старцев, украдкой взглянув на часы.
Этот взгляд не укрылся от внимания Богданова, он улыбнулся и заметил:
— Вашего терпения, как я вижу, тоже не хватает, Николай Викторович. Неужели дело настолько важное?
— Мы ждем Удилова, — не выдержав, ответил Старцев. — Но видимо, он забыл о том, что назначил встречу в моем кабинете.
— Удилова? Неужели опять? — Богданов застонал.
— Не паникуй, Слава. Это неофициальный визит. — Старцев нахмурился. — Ты же знаешь, сегодня приводят в исполнение приговор.
Богданов знал. Он неотрывно следил за тем, как шло следствие по делу «Взрывников». Когда его группа вернулась из Турции с целой кипой документов, доказывающих, что лидеры партии НОП не один год вели подрывную деятельность в Армении и за ее пределами и к тому же сотрудничали с военизированными организациями АСАЛА и «Дашнакцутюн», не гнушающимися террористическими методами борьбы, в государственных структурах поднялся шум. Как могли контрразведчики, «нелегалы» и прочие ведомства пропустить такое? Как позволили развиваться и крепнуть врагам социалистического строя прямо у себя под носом?
То, что головная штаб-квартира располагалась в Турции, и то, что именно контрразведчики и «нелегалы» раскрыли преступную цепочку НОП — АСАЛА-«Дашнакцутюн», в расчет уже не бралось. Начальникам всех степеней и рангов устраивали головомойку за головомойкой, полетели направо и налево головы высоких чинов, а спецподразделение «Дон» и вовсе собрались расформировать. Но совершенно неожиданно за бойцов группы «Дон» вступились турецкие власти. Они допросили членов «дашнакской» группы, задержанных в Карсе, и благодаря полученным от них сведениям накрыли еще три подобные группы, базирующиеся на турецкой земле. Чрезвычайный и полномочный посол Андрей Тишков лично привез и вручил Председателю Комитета государственной безопасности СССР Юрию Андропову благодарственную грамоту за проявленные бойцами спецподразделения героизм и самоотверженность. При таком раскладе высоким чинам пришлось оставить в покое спецподразделение, а вместе с ними и начальника ПГУ и его подчиненных.
Однако в уголовном деле «Взрывников», кроме партии НОП, ни одна организация так и не всплыла. Дело рассматривали как попытку Национальной объединенной партии Армении, прикрываясь высокими лозунгами, привлечь к себе внимание. Судебный процесс в Верховном суде проходил в закрытом режиме. Все трое, Степанян, Багдасарян и Затикян, были признаны виновными в совершении взрывов в Москве и приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. На суде Затикян так и не признал своей вины, но в заключительном слове призвал соотечественников к мести, тем самым косвенно признавая свою вину. Адвокаты Затикяна подали ходатайство о помиловании, которое Верховный суд отклонил, и теперь дело оставалось за приведением приговора в исполнение.
— Думаете, он там? — после паузы задал вопрос Богданов.
— Скорее всего. — Старцев понял, что Богданов имеет в виду место казни. — Удилов просто не может поступить иначе, понимаешь?
Богданов понимал. В Турции ему пришлось собирать куски разорванных тел в радиусе пятьсот метров от тренировочного лагеря, который они с бойцами группы взорвали, и зрелище это было не из приятных. Разница была в том, что Богданов собирал тела преступников, террористов, готовых убивать ни в чем не повинных людей, а Удилову — тела жертв этих самых террористов. Для Удилова эта обязанность стала не просто неприятным моментом, а шокирующим событием, перевернувшим его представления о человеке и человечности.
— Возможно, после того как все закончилось, ему захотелось побыть одному? — предположил Богданов. — Ведь все закончилось еще час назад, верно?
Не отвечая на вопрос Богданова, Старцев поднял трубку внутреннего телефона, намереваясь дать задание своему помощнику связаться с генерал-майором Удиловым. Сделать это он не успел, так как Удилов сам вошел в кабинет Старцева.
— Здравия желаю, товарищи офицеры, — поздоровался Удилов.
— Здравствуйте, Вадим Николаевич, — поздоровался в ответ Старцев.
— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, — повторил Богданов, поднимаясь.
— Сидите, полковник, — попросил Удилов и сам устало опустился на свободный стул. — Простите, Николай Викторович, кофейку не найдется?
— Думаю, нам всем сейчас не повредит кое-что покрепче, — произнес Старцев.
Он прошел к сейфу и достал из него три стопки и бутылку коньяка.
— Армянский? Как раз в тему, — невесело пошутил Удилов.
— Простите, не подумал. — Старцев остановился, глядя на бутылку.
— Ничего, пойдет и армянский. — Удилов махнул рукой, давая понять, что рад угощению.
Старцев откупорил бутылку, налил янтарную жидкость в рюмки. Мужчины разобрали стопки, не чокаясь, молча выпили. Старцев тут же наполнил по второй.
— Как все прошло? — задал он вопрос, глядя на Удилова.
— Как и должно было пройти, — помедлив, ответил тот. — Гадко, немного печально, но справедливо. Вы знали, что родственникам погибших разрешили присутствовать на казни?
— Нет, этого мы не знали, — за двоих ответил Старцев.
— Я тоже не знал. Вошел в комнату для посетителей и увидел мать того парнишки-десятиклассника. Шок!
Удилов снова выпил. Старцев наполнил его стопку в третий раз, Удилов в знак благодарности кивнул.
— Она плакала, — задумчиво глядя на янтарную жидкость, произнес он. — Я сидел рядом, хотел поддержать. И знаете, что она мне сказала? Посмотрела на Багдасаряна и произнесла: «Совсем еще мальчик». Она жалела его, представляете? Двадцатитрехлетний преступник, убийца ее сына, вызывал в ней жалость! Поистине милосердие русских женщин не знает границ!
После его признания в кабинете надолго установилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, Удилов достал из кармана лист писчей бумаги.
— Вот, знакомый редактор из газеты «Известия» дал ознакомиться. Хотел услышать мое мнение, прежде чем подать заметку на одобрение госбезопасности.
Богданов протянул руку и взял листок. Развернув его, начал читать вслух.
— «Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР рассмотрела в открытом заседании уголовное дело по обвинению особо опасного рецидивиста Затикяна С. С. и двух его сообщников в совершении в январе 1977 года в вагоне Московского метрополитена взрыва, повлекшего за собой человеческие жертвы. В ходе судебного разбирательства вина подсудимых полностью доказана показаниями свидетелей, заключениями экспертиз и другими материалами дела. Затикян и его сообщники приговорены к исключительной мере наказания — смертной казни. Приговор приведен в исполнение».
Закончив читать, Богданов отдал листок Удилову. Старцев приложился к рюмке, покачал головой и произнес:
— Пусть лучше так.
— Да, пусть лучше так, — повторил за ним Удилов. — Наши люди не должны жить в страхе, верно я говорю, полковник? Мы не затем два года разоблачали всю эту мерзость, чтобы она и после своей смерти держала в страхе советских людей. С ними покончено, ведь так? С ними покончено.
Удилов встал и, не прощаясь, вышел. Старцев посмотрел ему вслед и снова покачал головой.
— Да, подкосило его это дело, — произнес он. — Ничего, время лечит. Появятся новое дело и новые преступления против нашей страны, которые потребуют от Удилова полной отдачи. Тут уж ничего не поделаешь. Надеюсь, на тебе операция в Армении и в Турции не так сильно отразилась?
Богданов поспешил ответить:
— Все в порядке, товарищ генерал-майор. Я в норме. Готов к новым заданиям.
— Уверен?
— Так точно!
— Тогда иди, Слава, завтра новый день, и кто знает, что он нам принесет.
Богданов пожал протянутую руку и вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице, он вспоминал свой разговор с подполковником Дубко, там, в Ереване, после смерти Арама. Вспоминал и проводил параллель с состоянием генерал-майора Удилова. Да, он выполнил долг, задержанных им людей осудили, приговор привели в исполнение, но мог ли он чувствовать удовлетворение от проделанной работы, если даже мать убитого мальчика и та нашла в своем сердце место, чтобы пожалеть чужого оступившегося сына? Размышления приводили к неутешительному ответу: чувства удовлетворения от выполнения подобных дел быть не может. Тогда что им остается?