«Нам надо поговорить», — обратилась Миранда к Артуру, когда последний гость, не считая Элизабет, отбыл. Но Артур только отмахнулся и побрел к спальне, уже с лестницы сказав что-то о разговоре утром.
Сейчас в доме тихо, и Миранда чувствует себя в нем чужой.
«Эта жизнь никогда не была нашей, — шепчет она собаке, что следует за ней из комнаты в комнату, и Лули виляет хвостом, глядя на хозяйку блестящими карими глазами. — Мы просто примерили ее на время».
Элизабет Колтон до сих пор в гостиной. Даже забывшись пьяным сном, она кажется картинкой в свете лампы. На кухне, на столешнице, лежат четыре фотографии. Миранда разглядывает их, пока закипает вода, и узнает сегодняшних официантов, только моложе и задумчивей. На террасе она надевает сандалии, а потом выходит на прохладный ночной воздух. Какое-то время сидит с чашкой чая у бассейна и болтает ногой в воде, заставляя отражение луны подернуться рябью.
Со стороны дороги доносится звук — захлопнулась дверь машины.
«Сидеть», — говорит Миранда собаке.
Лули остается возле бассейна и следит, как хозяйка распахивает калитку, ведущую к въездной дороге, где стоит темный поблескивающий кабриолет Элизабет Колтон. Миранда пробегает пальцами по машине, проходя мимо, и они становятся черными от пыли. У фонаря вьется мошкара. На улице у дома припаркованы два автомобиля. К одному прислоняется человек с сигаретой. За рулем другого спит еще один мужчина. Миранда узнает обоих, ведь они преследуют их с Артуром гораздо чаще остальных.
«Эй», — зовет курящий и тянется за камерой.
Он примерно одного возраста с Мирандой. У него бакенбарды и темные волосы, падающие на глаза.
«Не надо», — повышает голос Миранда, и мужчина медлит.
«Что вы делаете на улице так поздно?»
«Вы собираетесь меня фотографировать?»
Он опускает камеру.
«Спасибо, — говорит Миранда. — Ответ на ваш вопрос — я просто вышла узнать, не найдется ли у вас сигаретки».
«Почему вы решили, что у меня есть сигареты?»
«Потому что вы каждую ночь курите напротив моего дома».
«Шесть ночей в неделю, — произносит мужчина. — По понедельникам отдыхаю».
«Как вас зовут?»
«Дживан Чоудхари».
«Так вы угостите меня сигаретой, Дживан?»
«Конечно. Вот. Не знал, что вы курите».
«Недавно снова начала. А огоньку?»
«Небывалое дело», — говорит Дживан, дав ей прикурить.
Миранда пропускает его слова мимо ушей, глядя на дом.
«А он отсюда красивый, верно?»
«Да, — соглашается Дживан. — У вас прекрасный дом».
Это сарказм?.. Плевать. Миранда всегда любовалась этим домом и особенно сейчас, понимая, что она его покидает. Он достаточно скромный — по меркам людей, чьи имена значатся над заголовками фильмов, — но куда вычурнее того, что могла себе представить Миранда. В моей жизни больше никогда не будет такого дома.
«Не знаете, который час?» — спрашивает Дживан.
«Может, три? Или даже половина четвертого?»
«Почему машина Элизабет Колтон до сих пор здесь?»
«Потому что Элизабет — невероятная алкоголичка».
«Серьезно?» — распахивает глаза Дживан.
«Она слишком надралась, чтобы сесть за руль. Я вам ничего не говорила».
«Конечно. Да. Спасибо».
«Не за что. Ваша братия ведь живет ради таких сплетен, верно?»
«Нет, — отвечает он, — я живу благодаря таким сплетням. В смысле зарабатываю на аренду квартиры. А живу ради кое-чего другого».
«Ради чего же?»
«Ради правды и красоты», — бесстрастно произносит Дживан.
«Любите свою работу?»
«Не ненавижу».
Слезы опасно подступают к глазам.
«Вам нравится преследовать людей?»
Он смеется.
«Ну, скажем, эта работа укладывается в мое представление о работе».
«Не понимаю».
«Естественно. Вам же не приходится зарабатывать на хлеб».
«Я вас умоляю! — говорит Миранда. — Я всю жизнь работала, даже в школе. А последние несколько лет — это как раз для меня ненормально».
Вспоминается Пабло. Она десять месяцев прожила за его счет, пока не стало ясно, что деньги закончатся раньше, чем он сумеет продать очередную картину. Когда начнется новый этап, решает Миранда, я буду полностью независимой.
«Забудьте».
«Нет, правда, мне интересно. Как вы представляете работу?»
«Работа — это битва».
«То есть вы ненавидите все, чем занимались?»
Дживан пожимает плечами, а потом отвлекается на что-то в телефоне. Яркий экран подсвечивает лицо голубым. Миранда вновь смотрит на дом. Ее охватывает ощущение, что она во сне, который вот-вот закончится, только непонятно, хочет ли она проснуться или же продолжить спать? В плавных изгибах машины Элизабет отражается свет. Миранда размышляет о местах, куда может отправиться, когда покинет Лос-Анджелес. И, к ее удивлению, первым на ум приходит «Нептун логистикс». Она скучает по царящему там порядку, удивительно выполнимой работе, прохладному воздуху, спокойному озеру за окном.
«Эй!» — вдруг восклицает Дживан.
Миранда поворачивается, поднося сигарету к губам, и вспышка застает ее врасплох. Еще пять быстрых снимков, пока она роняет окурок на асфальт и быстро уходит. Вводит код на панели замка и скрывается за воротами, еще ослепленная первой вспышкой. Как она могла потерять бдительность? Как могла так сглупить?
Утром снимок появится на сайте со сплетнями: Не все так гладко в раю? О неверности Артура и так ходят слухи; Миранда блуждает по улицам Голливуда в четыре утра и курит со слезами на глазах. И фотография, фотография Миранды ранним утром, бледной из-за вспышки и взъерошенной, с явно влажными глазами, сигаретой в пальцах и сползшим с плеча платьем, так что видна лямка бюстгальтера.
Но сперва нужно пережить остаток ночи. Миранда долго сидит на каменной скамье у бассейна и дрожит, прижав к себе Лули. Наконец она вытирает глаза и вместе с любимицей возвращается в дом, где до сих пор спит Элизабет. На втором этаже Миранда замирает у спальни, прислушиваясь. Артур храпит.
Она открывает дверь в его кабинет, полную противоположность ее собственного, то есть туда можно входить домработнице. В кабинете Артура все до боли чисто и аккуратно. Четыре стопки сценариев на столе из стекла и стали. Удобное кресло, изящная лампа. Рядом с лампой — плоская кожаная коробка с выдвижным ящичком. Миранда тянет за ленту и выдвигает его. Вот то, что она ищет, — желтый линованный блокнот, в котором Артур не раз что-то писал. Однако сегодня там лишь обрывок недавнего письма к его подруге детства.
Дорогая В., все очень странно. Ощущение, будто жизнь стала напоминать кино. Много думаю о будущем. У меня такое…
И все. Что у тебя такое, Артур? На середине предложения зазвонил телефон?.. Миранда кладет блокнот на место и краем платья вытирает отпечаток пальца со стеклянной столешницы. Взгляд вдруг падает на подарок Кларка, матовое пресс-папье.
Оно лежит в ладони приятной тяжестью. Смотреть на него — словно вглядываться в бурю. Миранда выключает свет, убеждая себя, что возьмет пресс-папье на время, чтобы зарисовать, но уже знает, что заберет его навсегда.
Она возвращается в свой кабинет на рассвете. Доктор Одиннадцать, пейзаж, собака, рамка для внутреннего монолога доктора внизу: После смерти Лонагана все стало чужим. Я стал чужим для самого себя. Предложение хорошее, но не для этого рисунка. До него будет новый, крупный план записки, оставленной на теле капитана Лонагана убийцей из Подморья: «Нам не место в этом мире. Дай нам вернуться домой».
В следующем кадре доктор Одиннадцать держит эту записку, стоя на утесе с собачкой у ног. Его мысли:
Первое предложение в записке убийцы звучало правдиво: нам действительно нет места в этом мире. Я вернулся в свой город, к своей разбитой жизни и разрушенному дому, к одиночеству, пытаясь не думать о счастье жить на Земле.
Слишком длинно и мелодраматично. Миранда стирает текст и мягким карандашом пишет новый: Я стоял, глядя на свой разрушенный дом, и пытался забыть счастье жить на Земле.
Звук сзади. Элизабет Колтон прислоняется к дверному косяку, сжимая стакан воды обеими руками.
«Прости, — произносит она, — я не хотела мешать. Просто заметила включенный свет».
«Входи».
Миранда с удивлением понимает, что ей любопытно. Воспоминание о первой ночи в отеле «Ле Жермен» в Торонто, лежащий рядом Артур, осознание начала. А теперь в дверях ее кабинета стоит конец всего — на ножках-спичках в узких джинсах, до сих пор нетрезвая, растрепанная, с потеками туши под глазами и блестящим от пота носом, но по-прежнему красивая, по-прежнему одна из лучших представительниц своего класса в Лос-Анджелесе. Миранда знает, что никогда не станет такой, неважно, сколько времени здесь проживет или как сильно будет к этому стремиться. Элизабет делает шаг вперед и вдруг оседает на пол, каким-то чудом не разливая воду.
«Прости, — произносит она. — Меня немного шатает».
«А кого не шатает? — усмехается Миранда; впрочем, как обычно, когда она шутит, собеседники не улавливают юмора. Элизабет и Лули молча пялятся на нее. — Только не плачь, — обращается Миранда к Элизабет, глаза которой начинают блестеть. — Не надо, правда. Это уже чересчур».
«Прости», — в третий раз повторяет та.
Снова этот приводящий в ярость тихий голосочек. Перед камерами она разговаривает совсем иначе.
«Хватит извиняться».
Элизабет моргает.
«Ты ведь работаешь над своим тайным проектом».
Она оглядывается по сторонам, умолкнув, и Миранда, уступая собственному любопытству, садится на пол рядом с Элизабет, чтобы увидеть комнату с того же ракурса. На стенах — картины и скетчи, на массивной доске — записки со структурой и хронологией, на подоконнике — четыре страницы сценария.
«И что дальше?» — спрашивает Миранда. Ей легче говорить с Элизабет, сидя вот так рядом, когда не надо на нее смотреть.
«Не знаю».
«Знаешь».
«Я хотела бы сказать, как мне жаль, — произносит Элизабет, — но ты запретила мне извиняться».