— Безрадостной…
— Нет, стойте, не записывайте. Я скажу иначе. Даже если он немного изменится, он все равно останется успешным, но несчастным человеком, который работает до девяти вечера, потому что у него ужасный брак и он не хочет домой. Не спрашивайте, откуда я знаю, все знают, ужасный брак не скроешь, это как дурной запах изо рта. Только подойдешь к человеку, и уже все ясно. Видите ли, я говорю о человеке, который жалеет, что не может как-то изменить свою жизнь, даже не как-то, а почти полностью… это уже перебор?
— Нет. Прошу, продолжайте.
— Хорошо. Я люблю свою работу и говорю так не потому, что босс увидит мои комментарии. Кстати, не верю, что он не поймет, кому какие слова принадлежат. Короче, я иногда оглядываюсь вокруг и думаю, что корпоративный мир полон призраков. И не только. Мои родители из сферы науки, так что я и этот фильм ужасов смотрю в первом ряду, там происходит то же самое. То есть будет правильнее сказать, что призраков полон весь мир взрослых людей.
— Простите, я не очень…
— Я говорю о тех, кто вынужден жить не так, как им хочется, поэтому они расстроены. Понимаете? Они делают то, что от них ожидают. Они хотели бы заняться чем-то другим, но это невозможно — кредиты, дети, да что угодно, они в ловушке. Дэн как раз из таких людей.
— То есть вы думаете, что он не любит свою работу.
— Именно, — подтвердила Далия, — однако вряд ли сам это осознает. Вы, наверное, постоянно таких видите. По сути, он высокофункциональный лунатик.
Что такого было в ее фразе, отчего Кларку захотелось плакать? Он покивал, стараясь записать как можно больше информации.
— Как полагаете, он сознает, что несчастлив?
— Нет. На мой взгляд, ему подобные думают, что работа должна быть тяжелой и скучной, с редкими мгновениями радости. Под радостями я имею в виду скорее какое-нибудь отвлечение. Понимаете?
— Нет, поясните, пожалуйста.
— Хорошо. Допустим, вы заходите в комнату отдыха, а там пара таких же, как вы. Например, кто-то рассказывает смешную историю, вы смеетесь, чувствуете себя частью общества, где все такие веселые, и возвращаетесь на рабочее место с ощущением… не знаю, наверное, с остатком этого приятного воспоминания. А потом к четырем или пяти часам день снова становится самым обычным. Вы ждете конца работы, а потом выходных, а потом двух-трех ежегодных недель оплачиваемого отпуска, день за днем, вот так и проходит вся жизнь.
— Ясно, — произнес Кларк.
Его охватила необъяснимая тоска. Вчера он зашел в комнату отдыха и несколько минут, смеясь, слушал, как коллега пересказывал фрагмент из программы «Дейли шоу».
— И вот это они называют жизнью, счастьем. Такие, как Дэн, похожи на лунатиков, и ничто не способно их пробудить.
Кларк завершил собеседование, пожал Далии руку, а потом пересек сводчатый вестибюль Грейбар-билдинг и вышел на Лексингтон-авеню. Было холодно, но Кларк стремился наружу, подальше от людей. Он свернул на относительно тихую Секонд-авеню, выбрав долгий окольный путь.
Кларк думал о книге, о словах Далии про лунатиков, и ему в голову пришла странная мысль: замечал ли Артур, что Кларк превратился в такого лунатика? Будет ли это в его письмах к В.? Потому что Кларк вдруг осознал, что уже какое-то время полусонно плывет по течению жизни. Пусть он и не особо несчастен, но когда работа в последний раз приносила ему удовольствие? Когда что-то приятно удивляло? Когда он чувствовал трепет или прилив вдохновения? Вдруг захотелось как-то разыскать тех людей с айфонами и извиниться — простите, я понял, что тоже не живу в этом мире, я не имел права вас судить. А еще захотелось обзвонить все цели всех опросов и тоже попросить прощения. Ведь это ужасно — появиться на страницах чьего-то отчета. Теперь ясно. Быть целью — отвратительно.
Часть пятаяТоронто
Однажды на Земле было краткое время — совершенно невероятное, если вспоминать теперь — или даже миг во всей истории человечества, мгновение ока, когда можно было зарабатывать на жизнь тем, что ты фотографировал известных людей или задавал им вопросы. За семь лет до конца света Дживан Чоудхари договорился об интервью с Артуром Линдером.
Дживан работал папарацци и вполне сносно жил на вырученные деньги, однако до смерти устал преследовать знаменитостей и сидеть в засаде в припаркованной машине. Поэтому он пытался стать журналистом для развлекательного журнала. Это занятие тоже казалось ему скользким, но не настолько, как нынешняя профессия.
— Я знаю этого человека, — уговаривал Дживан редактора, которому когда-то продал несколько фото. За выпивкой вдруг всплыла тема Артура Линдера. — Я видел все его фильмы, некоторые по два раза, ходил за ним по всему городу, фотографировал его жен. Я смогу его разговорить.
Редактор согласился дать ему шанс. В назначенный день Дживан приехал в отель и предъявил удостоверение личности и аккредитацию девушке-агенту у дверей номера-пентхауса.
— У вас пятнадцать минут, — произнесла девушка и провела Дживана в помещение с паркетным полом и ярким освещением. Там уже ожидали другие журналисты, уставившиеся в телефоны. На столике стояло блюдо с канапе.
Артур находился в смежной комнате. Человек, которого Дживан считал лучшим актером поколения, сидел в кресле у окна, выходящего на центр Лос-Анджелеса. Дживан, знавший толк в дорогих вещах, тут же оценил тяжелые шторы, лоск обивки кресла, покрой костюма. Откуда Артуру знать, убеждал себя Дживан, что именно он сделал ту самую фотографию Миранды. Однако Артур вполне мог быть в курсе. Дживан не мог не думать о том, как глупо поступил, назвав Миранде свое имя. Только теперь он понял, что зря решил стать журналистом. Шагая по паркету, он перебирал в голове безумные идеи: что, если притвориться больным и сбежать прежде, чем Артур поднимет взгляд? Однако, когда девушка-агент представила Дживана, Артур улыбнулся и протянул руку для приветствия. Он не узнал ни имя, ни лицо. Дживан постарался как-то изменить внешний вид: сбрил бакенбарды, надел очки вместо контактных линз, чтобы выглядеть серьезнее. А теперь Дживан опустился в кресло напротив и положил диктофон на столик.
За последние два дня Дживан пересмотрел все фильмы Артура и часами искал дополнительную информацию. Однако Артур не захотел беседовать ни о недавних съемках, ни о своей подготовке, ни о вдохновении. На вопросы Артур ответил односложно. Он казался вялым, похмельным. Как будто уже давно не высыпался.
— Итак, скажите-ка мне, — произнес он после томительного молчания. Девушка-агент вложила в его руку спасительный капучино. — Как люди становятся журналистами в сфере развлечений?
— Это такой постмодернистский прием? — поинтересовался Дживан. — Вы меняете обстановку в свою пользу и задаете вопросы мне, как знаменитости, которые начинают сами фотографировать папарацци?
Осторожнее, подумал он. Разочарование от того, что Артуру неинтересно с ним беседовать, постепенно превращалось во враждебность. А она в свою очередь пробуждала вопросы, которые терзали Дживана всю ночь: что же это за карьера, что за жизнь? Некоторым людям удавалось делать действительно значимые вещи. Например, его брат Фрэнк вел репортажи для агентства «Рейтер» из охваченного войной Афганистана. Дживан не очень-то стремился стать вторым Фрэнком, но не мог избавиться от ощущения, что свернул куда-то не туда.
— Не знаю, — ответил Артур. — Мне просто любопытно. Как вы попали в эту сферу?
— Постепенно, потом внезапно.
Артур нахмурился, будто пытаясь что-то вспомнить.
— Постепенно, потом внезапно, — повторил он и немного помолчал. — Нет, правда, мне всегда было интересно, что движет такими, как вы.
— Деньги по большему счету.
— Конечно, но разве нет других, более простых профессий? Вся эта развлекательная журналистика… В смысле я не говорю, что вы на уровне с папарацци… Вы, конечно, занимаетесь другим делом, но я видел, как некоторые… — Артур поднял руку, мол, секундочку, и осушил половину чашки. Его глаза слегка расширились от вливания дозы кофеина. — Я видел, как некоторые сидели на деревьях! И я не шучу. Это было во время моего развода, когда Миранда съезжала из дома. Значит, мою я посуду, вдруг смотрю в окно, а там парень с камерой в руках пытается удержаться на ветке.
— Вы моете посуду?
— Да, домработница общалась с прессой, и я ее уволил, а посудомоечная машина вышла из строя.
— Беда не приходит одна, верно?
— А вы мне нравитесь, — усмехнулся Артур.
Дживан смущенно улыбнулся в ответ.
— Работа любопытная, — произнес он. — Можно встретить любопытных людей.
И настолько скучных, каких еще поискать, но Дживан решил, что немного лести не помешает.
— Меня всегда интересовали люди, — проговорил Артур. — Что ими движет, что их волнует, и так далее.
Дживан попытался углядеть сарказм, однако актер выглядел на удивление искренним.
— И мне, честно говоря.
— Я спрашиваю потому, — продолжил Артур, — что вы кажетесь непохожим на остальных.
— Разве? Серьезно?
— В смысле вы всегда хотели попасть в сферу развлечений?
— Раньше я был фотографом.
— И что снимали? — Артур допивал капучино.
— Свадьбы и портреты.
— И после этого вы решили писать о таких, как я?
— Да.
— Почему?
— Надоело ходить по свадьбам. Здесь лучше платят. Меньше возни. А что?
Артур протянул руку и выключил диктофон.
— Знаете, как я устал говорить о себе?
— Вы часто даете интервью.
— Слишком часто. Не пишите, что я такое сказал. Раньше с работой в театре и на телевидении было проще. Редкий очерк или статья, интервью. Но вот ты добиваешься успеха в кино — и, господи, здесь совсем другое дело.
Артур поднял чашку, прося еще капучино, и где-то за спиной Дживана по полу зацокали каблучки агента.
— Простите, — продолжил Артур. — Понимаю, жаловаться на такую работу как-то лицемерно.
Не то слово, подумал Дживан. Ты богатый и всегда таким останешься, можешь хоть сегодня бросить все и никогда больше не работать.