— Потому что они заразились вирусом, а мы нет.
— А что, если мы были зачем-то спасены?
— Спасены?
— Некоторые люди были спасены. Такие, как мы.
— Что значит «такие, как мы»?
— Те, кто был хорошим, — ответил Тайлер. — Кто не был слабым.
— Послушай, дело не в том, что кто-то был плохим или… Люди в этом самолете просто оказались в неудачном месте в неудачное время.
— Ясно.
Кларк отошел, и за его спиной вновь раздался голос Тайлера:
— Будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее…
Тайлер и его мать жили в салоне первого класса самолета «Эйр Франс». Кларк застал Элизабет за вязанием на ступеньках передвижной лестницы. Кларк уже давно с ней не разговаривал. Не то чтобы он избегал Элизабет, просто не стремился оказаться в ее обществе.
— Меня беспокоит твой сын.
Элизабет отвлеклась от ниток. Ее уже оставила маниакальная напряженность первых дней.
— Почему?
— Прямо сейчас он стоит у закрытого самолета, — сказал Кларк, — и читает мертвецам из Библии.
— О! — Элизабет улыбнулась и продолжила вязать. — Он очень хорошо читает.
— Боюсь, он нахватался странных идей о… ну, о том, что произошло.
Кларк вдруг понял, что не может подобрать точное слово. Никто не мог.
— Какие еще странные идеи?
— Он думает, что пандемия случилась по какой-то причине.
— Так и есть.
— Ну, я вообще-то имел в виду другую причину, помимо того, что почти все люди на Земле подхватили мутировавший смертельный вирус свиного гриппа. Мальчик думает, что это кара свыше.
— Он прав. — Элизабет принялась считать ряды петель.
У Кларка слегка закружилась голова.
— Элизабет, ну какие здесь еще могут быть причины? Для какого замысла понадобится…
Он не сразу заметил, как повысил голос и стиснул кулаки.
— Всему есть причина, — произнесла Элизабет, не глядя на Кларка.
Тем летом в аэропорт прибыла группа религиозных странников, которые следовали на юг. Какой религии они придерживались, никто так и не понял. «Новому миру нужны новые боги», — говорили они. И еще: «Нас направляют виде́ния». Странники туманно рассказывали о неких знаках и снах. Они задержались на несколько беспокойных для всех остальных ночей. Люди посчитали, что так безопаснее, чем просто-напросто их прогнать. Странники ели местную пищу и в благодарность предлагали услугу благословения — коснуться лба человека и пробормотать молитву. Ночью они сидели в кругу на полу зала «С» и что-то напевали на никому не известном языке. Затем они ушли, а вместе с ними и Элизабет с Тайлером.
— Мы с сыном просто хотим вести более духовную жизнь, — пояснила она, извиняясь, словно ее уход заденет всех оставшихся в аэропорту.
Крошечная фигурка Тайлера держалась позади всех. Я должен был больше ей помогать, думал Кларк. Я должен был оттащить ее от края. Но все его усилия требовались, чтобы не сорваться самому, да и что он мог сделать? Когда группа странников скрылась из виду, Кларк убедился, что не один он испытал облегчение.
— Сумасшествие заразно, — буркнула Долорес в тон его мыслям.
В пятнадцатом году люди заходили в музей, чтобы полюбоваться на прошлое после долгих дней работы. Там стояли настоящие кресла из первого класса; можно было посидеть и почитать газеты пятнадцатилетней давности, переворачивая хрупкие листы в перчатках, которые Кларк неумело сшил из гостиничной простыни. Люди приходили туда, как в храм. Джеймс, первый из пришедших в аэропорт извне, бывал в музее почти каждый день и разглядывал мотоцикл. Джеймс нашел его в Северн-Сити во втором году и ездил, пока автомобильный бензин не испортился, а авиационный не закончился. Теперь Джеймс очень скучал по железному другу. Эммануэль, первый рожденный в аэропорту ребенок, часто разглядывала телефоны.
В зале «С» открылась школа. Как и повсюду, дети аэропорта запоминали множество вещей, не имея перед глазами примеров. Например, самолеты раньше летали по воздуху. На самолете можно было переместиться на другой конец света, но — школьный учитель когда-то считался постоянным клиентом двух авиалиний — перед взлетом и посадкой надо было выключить все электронные устройства. Такие, как крошечные плоские штуки, проигрывавшие музыку, или большие, которые открывались, как книги. Они были заполнены электронными схемами и служили входом во Всемирную сеть. Спутники передавали на Землю информацию. Товары перевозили по всему миру на кораблях и самолетах. Не существовало такого уголка, куда было нельзя добраться.
Детям рассказывали об Интернете, что он был везде и соединял все вокруг, как мы не могли без него. Им показывали карты и глобусы, линии, которые стирал Интернет. Желтое пятно в форме варежки — это Земля. Вот точка — это Северн-Сити. Здесь раньше был Чикаго, а здесь — Детройт. Дети понимали точки на карте — «здесь», но даже подростков смущали линии. Там находились страны и границы. Разве объяснишь?
Осенью пятнадцатого года случилось кое-что необыкновенное. Торговец принес с собой газету. Он заглядывал в аэропорт еще с шестого года и продавал в основном кухонную утварь, носки и швейные принадлежности. Торговец переночевал в самолете «Эйр Франс», а утром, до отбытия, заглянул к Кларку.
— Подумал, что тебе придется по душе, — произнес он, протягивая три листа грубой бумаги. — Для музея.
— Что это?
— Газета.
Три выпуска подряд за прошлые месяцы. Газету нерегулярно издавали в Нью-Петоски, пояснил торговец. В ней печатали объявления о рождениях, смертях и свадьбах. Была и колонка «Обмен»: местный человек искал новые ботинки, предлагая за них молоко и яйца; кто-то располагал парой очков, за которые надеялся получить джинсы шестого размера. Читателей предупреждали, что на юго-западе от города была замечена группа одичавших, женщина с двумя детьми, и просили их избегать, а в случае контакта разговаривать тихо и не делать резких движений. В городе недавно побывала некая «Дорожная Симфония». Кларк пришел к выводу, что это не просто симфонический оркестр, ведь далее следовало красочное описание постановки «Короля Лира». Особенно отметили игру Гила Харриса в роли Лира и Кирстен Реймонд, Корделии. Местная девочка оставила объявление, что раздает котят и что их мать отлично ловит мышей. Ниже шло напоминание, что библиотека нуждается в книгах и платит за находки вином.
Библиотекарь Франсуа Диалло был одновременно и издателем самой газеты, поэтому заполнял пустые места текстами из своей коллекции. В первом выпуске он напечатал стихотворение Эмили Дикинсон, во втором — фрагмент биографии Авраама Линкольна. Всю оборотную сторону третьего — видимо, в том месяце почти не было новостей и объявлений — занимало интервью с актрисой, исполнившей роль Корделии, Кирстен Реймонд. В начале катастрофы она ушла из Торонто вместе с братом, однако знала это только со слов самого брата. Она мало что помнила, кроме ночи перед самым концом.
РЕЙМОНД: Я была на сцене с еще двумя девочками, но стояла за спиной Артура и не видела его лица. Только, как в первых рядах засуетились люди. Потом вдруг раздался звук, резкий шлепок — Артур ударился ладонью о фанерную колонну. Он взмахнул рукой, пошатнувшись, и на сцену взобрался мужчина из зала, побежал к Артуру…
У Кларка перехватило дыхание. Он наткнулся на человека, который не только знал Артура, но и видел его смерть.
Листы переходили из рук в руки еще четыре дня — первые газеты с тех пор, как все рухнуло. Когда они вернулись в музей, Кларк долго перечитывал интервью с актрисой. Если сейчас снова начали печатать газеты, то что же будет дальше? В прошлом Кларк довольно часто летал по ночам из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, и в какой-то момент восходящее солнце озаряло все небо, от востока до запада, а лучи отражались в реках и озерах внизу, в тридцати тысячах футов. Кларк, конечно же, знал, что все дело в разных часовых поясах, что если где-то утро, значит, в другом месте сейчас ночь, и все равно ему нравилось тайком думать, что в такие моменты просыпается весь мир.
Кларк надеялся получить и новые газеты. Шли годы, но их все не было.
Интервью в пятнадцатом году, продолжение:
РЕЙМОНД: У тебя есть еще вопросы?
ДИАЛЛО: Вообще-то да, но ты не хочешь на них отвечать.
РЕЙМОНД: Отвечу, если ты не будешь записывать.
Франсуа Диалло положил ручку и блокнот на стол.
— Спасибо, — произнесла Кирстен. — Я отвечу, если это не пойдет в газету.
— Договорились. Когда ты думаешь о том, как изменился мир, что приходит тебе на ум?
— Убийства. — Взгляд Кирстен блуждал.
— Правда? Почему?
— Тебе приходилось убивать?
Франсуа вздохнул:
— Однажды в лесу меня застали врасплох.
— Меня тоже.
Был вечер, и в библиотеке горела свеча, установленная в середину пластиковой коробочки. Мягкий свет оттенял шрам на левой скуле Кирстен, одетой в сарафан с потертыми белыми цветами на красном фоне. На поясе — три ножа.
— Сколько? — спросил Франсуа.
Кирстен повернула руку, демонстрируя татуировку на запястье. Двое.
«Симфония» уже полторы недели отдыхала в Нью-Петоски, и Франсуа взял интервью почти у всех участников труппы. Август рассказал, как со скрипкой ушел из пустого дома в Массачусетсе, на три года попал в культ, а покинув его, наткнулся на «Симфонию». Виола поведала тревожную историю, как выехала на велосипеде из сгоревшего дотла пригорода Коннектикута в сторону Запада. Ей было пятнадцать. Она смутно планировала добраться до Калифорнии, но по дороге на нее напал прохожий и тяжело ранил. Затем Виола связалась с другими полуодичавшими подростками, сбившимися в банду мародеров, а затем наконец ускользнула от них. Она прошла в полном одиночестве сотню миль, шепча французские слова. Ведь ужас в ее жизни был на английском, и Виола думала, что смена языка поможет ей спастись. Так она забрела в город, где через пять лет побывала «Симфония». Третий виолончелист похоронил обоих родителей, которые умерли без инсулина, а потом четыре года отшельничал в их безопасном коттедже на Верхнем полуострове. Затем он все-таки выдвинулся в путь, опасаясь, что сойдет с ума, если не поговорит с хоть каким-нибудь человеком. А еще потом