Плеснув немного самогона в миску, Дживан обработал руки, а потом иглу с ниткой.
— Я могу чем-то помочь?
— Держите ее, пока я буду шить. Так вот, пророк?..
Дживан считал, что людей, которые приходили с пациентами, лучше всего чем-то отвлекать.
— Сегодня днем он прошел мимо. Со своими последователями, всего, наверное, человек двадцать.
Дживан вспомнил, где видел Эдварда.
— Вы живете на старой плантации, верно? Я несколько раз бывал там с доктором.
— Да, именно, на плантации. Мы работали в поле, как вдруг прибежал мой товарищ со словами, что сюда приближается группа людей, что они идут по дороге и распевают какой-то странный гимн. Через некоторое время их услышал и я. Потом показались и они сами — все улыбались и шли плотной толпой.
Эдвард на мгновение умолк, когда Дживан обработал алкоголем и живот женщины. Она застонала, и из раны вытекла тонкая струйка крови.
— Продолжайте.
— Мы спросили, кто они такие, и их предводитель улыбнулся со словами «Мы есть свет».
— Свет? — Дживан воткнул иглу в плоть. — Не смотрите, — произнес он, заметив, как Эдвард сглотнул. — Просто держите ее.
— Тут-то я и понял, кто он такой. Мы слышали рассказы торговцев и не только. Эти люди беспощадные. У них какие-то безумные вероучения, они вооружены и забирают все, что хотят. В общем, я пытался держать себя в руках, как и все остальные. Соседи тоже смекнули, с чем мы имеем дело. Я спросил, надо ли им чего или это просто дружеский визит. Пророк улыбнулся и ответил, мол, у них есть кое-что нужное нам и они готовы это кое-что обменять на оружие и боеприпасы.
— У вас они до сих пор есть?
— Были, до сегодняшнего дня. На плантации хранился неплохой запас. Так вот, пророк продолжил говорить, а я вдруг понял, что нигде не вижу сына. Он был с матерью, но и она где? И я спросил пророка, что же, они думают, нам надо.
— И что потом?
— Потом их кольцо расступилось, и в центре стоял мой мальчик. Его взяли в плен. Ему всего пять, понимаете? А они его связали и заткнули кляпом. Меня охватил страх, ведь если сын здесь, то где же его мать?
— И вы отдали им оружие?
— Мы им — оружие, они мне сына. Еще несколько человек удерживали мою жену. Всего их было скорее пятнадцать, а не двадцать. Они набросились на нее на дороге, чуть дальше от нас, и она стала чем-то вроде, не знаю… подстраховки, — выплюнул Эдвард с отвращением. — Так вот, они сказали, что, если никто за ними не последует, через час-два моя жена вернется к нам целой и невредимой. Мол, они покидают эти места и направляются на север и мы их больше никогда не увидим. Они все время улыбались, будто такие мирные и ничего плохого не делают. В общем, мы получили мальчика, они двинулись дальше с оружием, и мы принялись ждать. Через три часа моей жены все не было. Поэтому несколько наших отправились следом, и мы нашли ее на обочине, раненую.
— Зачем же они так поступили?
А ведь его жена в сознании, вдруг понял Дживан. Женщина беззвучно плакала с закрытыми глазами. Еще один стежок.
— Пророк захотел ее оставить, — произнес Эдвард. — Чтобы она ушла с ними на север и стала женой кого-то из его людей. Она отказалась, и пророк выстрелил. Очевидно, он не собирался ее убивать. Или решил убить так, чтобы она умерла не быстро. Оно хотел причинить ей боль.
Дживан обрезал нить и бережно прижал к животу женщины чистое полотенце.
— Бинт? — обратился он к Дарии. Она уже стояла наготове с разрезанной на полосы старой простыней, и Дживан осторожно перевязал раненую.
— Все будет в порядке, — сказал он, — если ничего не воспалится. Пули сами по себе стерилизуют раны из-за температуры. Мы все протирали алкоголем. Но вам лучше задержаться у нас на несколько дней.
— Спасибо, — поблагодарил Эдвард.
— Помогаю чем могу.
Женщина забылась тревожным сном под наблюдением мужа, а Дживан закончил с уборкой и, положив окровавленную иглу в кастрюльку, направился к реке. Опустившись на колени в траву, он набрал воды, а потом вернулся к мотелю. Там зажег импровизированную плиту, располагавшуюся неподалеку от его комнаты, и поставил свою ношу на огонь. Затем сел за уличный столик и стал ждать, пока вода закипит.
Он достал из кармана рубашки табак и набил трубку. Ритуал успокаивал. Дживан старался думать лишь о звездах и плеске течения, а не о боли раненой женщины, крови и тех, кто может выстрелить в другого человека просто из злости и бросить на обочине. Поселение Маккинли располагалось южнее старой плантации. Если пророк говорил правду, то он и его люди удаляются прочь, идут в сторону ничего не подозревающего севера. Почему именно на север, гадал Дживан, и как далеко они зайдут? Он думал о Торонто, как однажды шел сквозь падающий снег. А мысли о Торонто неизбежно потянули за собой воспоминания о брате, высотке у озера, о рассыпающемся в пыль городе-призраке, о театре Элгин, где так и остались постеры «Короля Лира». Воспоминания о той ночи, когда все началось и кончилось, когда умер Артур.
Сзади подошла Дария. Она коснулась плеча Дживана, и он вздрогнул. Оказывается, вода давно успела вскипеть. Игла, наверное, уже простерилизовалась. Дария взяла руку мужа и нежно коснулась ее губами.
— Уже поздно, — тихо произнесла она. — Пойдем в постель.
В девятнадцатом году Кларку семьдесят. Он как никогда устал и еле ходил. У него болели суставы и ломило пальцы, особенно в зимний холод. Теперь Кларк обрил всю голову, а не только ее левую половину, и вдел в левое ухо четыре колечка. В семнадцатом году его дорогая подруга Аннет умерла от неизвестной болезни, и в память о ней Кларк стал носить ее фирменный шарф компании «Люфтганза». Кларк уже не особо скорбел, просто всегда помнил, что смерть рядом.
Из кресла в музее он видел практически все. Видел, как охотники развешивают туши оленей, кабанов и кроликов на импровизированной раме, крепившейся к крылу «Боинга-737». Видел кладбище между шестой и седьмой взлетно-посадочными полосами — надгробиями служили откидные столики из самолетов с нацарапанными на жестком пластике именами и датами. Утром Кларк оставил цветы на могиле Аннет и теперь видел из окна музея их сине-лиловый букет. Видел стоящие бок о бок самолеты, уже покрытые ржавчиной. Огороды, наполовину скрытые этими махинами. Кукурузное поле, одинокий «Эйр Градиа» вдали, сетчатое ограждение с кольцами колючей проволоки по периметру и лес — все те же деревья, на которые Кларк любовался уже почти двадцать лет.
Недавно он выставил на обзор все свои отчеты для корпорации «Вотер», полагая, что все связанные с ними люди уже наверняка мертвы. Обитающие в аэропорту бывшие руководители читали эти документы с огромным интересом. Всего отчетов было три — по одному на подчиненных, равных и вышестоящих сотрудников, вероятно, давно покойного работника «Вотер» по имени Дэн.
— Хорошо, возьмем такой пример, — как-то произнес Гаррет днем, в позднем июле. За все эти годы они с Кларком стали хорошими друзьями. — Вот здесь у тебя стоит заголовок «Общение», а потом…
— Ты о котором отчете? — Кларк сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку любимого кресла.
— Подчиненные, — ответил Гаррет. — Так вот, первый комментарий под заголовком «Общение». «Он плохо вливается в информационный поток». Кларк, он что, греблей занимался? Просто любопытно.
— Да, — отозвался Кларк. — Уверен, что опрашиваемый говорил именно об этом. О самом настоящем потоке.
— А вот еще кое-что, из моего любимого. «Он успешно взаимодействует с уже имеющимися клиентами, но когда дело касается новых, срывает только самые доступные плоды. Он смотрит с самого высокого пика и не докапывается до той глубины, до самых зерен, где мы могли бы взрастить новые возможности».
Кларк поморщился:
— Помню, помню. Меня тогда чуть мини-инфаркт не хватил, когда человек это выдал.
— Возникает столько вопросов…
— Определенно.
— Пики, плоды, зерна чего-то, докапывания…
— Наверное, он был землекопом, который поднимался в горы и в свободное время взращивал фруктовый сад. Знаешь, я горжусь тем, что никогда так не разговаривал.
— Ты использовал фразу «в смешении»?
— Нет, вряд ли.
— Дурацкая фраза, просто ненавижу ее. — Гаррет продолжал изучать отчет.
— А мне она напоминает о выпечке. Когда я был маленький, мать часто покупала смеси для печенья.
— Помнишь печенье с шоколадкой крошкой?
— Я о нем мечтаю. Не издевайся.
Гаррет так долго молчал, что Кларку даже пришлось открыть глаза и убедиться, что тот еще дышит. Друг увлекся картиной за окном — на площадке бегали двое детей. Они прятались за колесами самолета «Эйр Канада», а потом играли в догонялки. С годами Гаррет стал куда спокойнее, но сохранил привычку пялиться куда-то отвлеченным взглядом. И Кларк заранее знал, какой за этим последует вопрос.
— Я тебе когда-нибудь рассказывал о своем последнем телефонном звонке? — спросил Гаррет.
— Да, — мягко ответил Кларк, — рассказывал.
У Гаррета были жена и четырехлетние близнецы в Галифаксе, но в самый последний раз он позвонил начальнику, а последними его словами по телефону была череда корпоративных клише, навсегда въевшихся в память. «Перекинемся парой фраз с Нэнси, — сказал он, — а потом установим контакт с Бобом, и на следующей неделе в круговую. Я сброшу Ларри е-мейл».
— Почему мы всегда говорили, что «сбросим» е-мейл?
— Не знаю. Самому интересно.
— Почему нельзя было просто сказать «отправим»? Мы же всего лишь нажимали на кнопку, верно?
— Даже не на реальную кнопку. На экране была просто картинка.
— Да, — согласился Гаррет, — об этом я и толкую.
— Е-мейлы ведь не бомбы, чтобы их сбрасывать. Хотя было бы неплохо, мне бы понравилось.
— Бабах, — шепнул Гаррет и продолжил уже громче: — Я всегда писал «СПС», когда хотел сказать «спасибо».
— Я тоже. Что, неужели было сложно и долго дописать четыре буквы? Не представляю.
— А фраза «в круговую» всегда наталкивала на мысли о лодках. Как будто оставляешь человека на берегу, а потом за ним снова возвращаешься, делаешь круг. — Гаррет умолк. — И вот еще неплохо: «По сути, он высокофункциональный лунатик».