– Помнишь, ты говорила, что пассажиры будут связаны? Или между собой, или с кем-то на станции?
Она кивнула:
– Думаю, и то и другое. Узнаем, когда они очнутся. – У нее было еще много вопросов, но она ждала, пока он заговорит сам.
– Одна связь точно есть, – наконец, нехотя признал он.
Она промолчала, выжидая.
Он вздохнул.
– Один из выживших – мой младший брат.
Ксан остался ждать в медотсеке. Мэллори не хотела оставлять его одного – он рассказал ей про брата, но она знала, что он скрывает что-то еще.
Но она попросила поделиться хоть чем-то, и он просьбу исполнил.
Ксан не знал, как его брат оказался на корабле. Он утверждал, что они не общались уже несколько лет, но в подробности не вдавался, и Мэллори решила пойти размять ноги, пока врачи не дадут добро. «Мне нужен список пассажиров», – в очередной раз промелькнула мысль. И пусть ей было страшно даже представлять, кто мог среди них оказаться, Мэллори понимала, что выбора нет.
Сегодня она практически не заблудилась и вскоре уже подходила к Сердцу станции, разумно предположив, что нового распорядителя стоит искать именно там. И хотя процесс слияния с новым симбионтом был Мэллори неизвестен, Вечность должна была чувствовать хаос и панику, творящиеся внутри. Мэллори не волновало, привык новый распорядитель к своей позиции или нет; ей нужно было во всем разобраться. Уж станция-то должна была знать, кто убил ее симбионта?
Коридор к Сердцу, раньше залитый теплым желтым светом, сейчас непривычно пульсировал алым.
– Вы, разумеется, ничего не видели? – спросила она, заметив на потолке несколько ос Сонма. Те промолчали.
Она двинулась дальше и на середине коридора наткнулась на мясистую перепончатую мембрану, перекрывшую путь. Пленка растягивалась от пола до потолка, заползала на стены и тоже пульсировала, словно была лишь частью огромного органа, рядом с которым Мэллори оказалась.
Сглотнув тошноту, подступившую к горлу, она медленно приблизилась и коснулась мембраны. Тошнота вспыхнула с новой силой, и она отдернула руку; перед ней возвышался барьер из ритмично пульсирующей плоти. Вечность отрезала путь к своему Сердцу, а вместе с ним – к новому распорядителю. Можно ли было счесть это хорошим знаком? Мэллори сомневалась.
Отступив, она кашлянула.
– Вечность! Есть там кто-нибудь? Нам нужно поговорить! – крикнула она.
Ответа не последовало.
– Что ты тут делаешь? – вдруг раздался голос Деванши, и она вышла из стены у нее за спиной.
Мэллори отпрыгнула.
– Господи! Заканчивай так делать!
Деванши терпеливо ждала. Мэллори оглянулась на мембрану и отступила еще на шаг.
– Я хотела спросить у Вечности, почему она напала на шаттл. И видела ли она, кто убил Рена. Я просто хотела поговорить.
– Думаешь, мы не пытались связаться с Вечностью? – прохладно поинтересовался Озрик. Он появился из стены напротив, и Мэллори снова вздрогнула. – Ситуация под контролем.
Мэллори посмотрела на мембрану, которая постепенно становилась все более и более плотной, словно поверх нее нарастали слои.
– Под контролем? Это точно нормально?
Они не ответили.
– Здесь нельзя находиться, – сказал Озрик.
Мэллори не шевельнулась.
– Больше мне никто ничего не расскажет. Мы точно знаем, что на шаттл напала станция, так что я хочу с ней поговорить. Но что… – она коснулась мембраны костяшкой и тут же об этом пожалела, – это такое?
– Меры предосторожности, – ответила Деванши. – Станция отгородилась на время знакомства с новым распорядителем.
– Ладно. Надолго? Я подожду. Или ее, или пока люди очнутся. Еще могу сходить поискать нашего посла. Он, конечно, бесполезный, но лучше рассказать ему, что происходит. Вы же знаете, где он?..
Деванши кинула на Озрика взгляд блестящих черных глаз.
– В данный момент ваш посол занят, – сказал тот, будто заранее подготовил ответ.
– Да что у него за дипломатические обязанности таки… – Осознание накрыло ее тяжелым одеялом. Она обернулась к стене из плоти, скрывающей нового распорядителя от чужих глаз. – А. Вот оно что.
– Да как такое вообще возможно? – Вне себя от злости, Мэллори вернулась в медотсек и передала новости Ксану. – Разве люди могут взаимодействовать со станцией? У нас нет симбионтов! Нас же поэтому и считают отсталыми!
– Почему нет, – спокойно ответил Ксан. – У человечества просто не было возможности проверить.
Мэллори схватилась за голову, пытаясь сдержать гнев.
– Господи, это что, станция его выбрала? Его?!
– Возможно, у нее не было выбора, – ответил он. – На безрыбье и рак рыба, ну, сама понимаешь. Вдруг ей пришлось выбирать между ним и смертью всех, кто есть на борту.
– Ты знаешь, чем нам это грозит, – сказала она, расхаживая в разные стороны.
– Теперь нас точно выпрут со станции? Да, я догадался, – мрачно сказал он.
Мэллори продолжила расхаживать, размышляя, как бы успеть выбраться со станции, пока Адриан до них не добрался.
– Снова хочешь сбежать? – спросил он.
– А что, это так плохо? – поинтересовалась она.
Он вздохнул и коротко опустил голову, а потом повернулся к ней:
– Нет. Но я никуда не уйду. Не могу. Слишком поздно. – Он смотрел на нее, но всем телом склонялся к перилам, словно капсулы с пострадавшими тянули его к себе.
– Точно. Твой брат, – сказала она. – Как у него дела?
– Пока непонятно, – ответил он, но движение в смотровой привлекло их внимание.
Одна из капсул открылась. Двое врачей склонялись над молодой темнокожей женщиной, лежащей внутри. Глаза ее были закрыты, а по щеке и лбу тянулась рваная рана. Один из гнейсов подвинулся, и Мэллори заметила перевязь на ее левой руке. Откуда она взялась? Была изначально? У местных врачей не было бинтов; скорее всего, они считали перевязку варварским пережитком прошлого. Кивнув на нее, они что-то негромко обсудили, а потом один из них разрезал бинты карманным лазером. Осмотрев ладонь, они обратили внимание на отсутствующий мизинец, а потом аккуратно уложили ее руку ей на живот и закрыли капсулу.
Стало понятно: проснутся люди не скоро. Мэллори отвернулась; у стены рядом с большим креслом стоял столик, на котором светился планшет. Забравшись в кресло с ногами, словно ребенок, Мэллори устроилась по-турецки.
– Чей это планшет? – спросила она.
– Местный, – отозвался Ксан, глядя в пол. – Корабельный журнал.
– Откуда ты знаешь? Тоже выучил инопланетную письменность?
– Немного, но журнал с Земли. Он на английском, – спокойно ответил Ксан.
Мэллори взяла планшет, мыслями возвращаясь к текущей ситуации и всем связанным с ней вопросам.
– Станция не нападает на разумных существ, – вслух сказала она. – Так почему она сбила шаттл, даже не дав им пристыковаться?
– Ты же предупреждала Вечность, что кого-то могут убить, да? – спросил он.
– Да, разумеется. Она бы не удивилась, если бы на шаттле оказались люди с плохими намерениями.
– Значит, нам остается только ждать.
«Нам». Только когда Ксан сказал это, Мэллори осознала, что всегда разбиралась с проблемами самостоятельно. Одиночество глодало ее, но сейчас напряжение схлынуло, и с плеч упал камень.
– Остается только ждать, – тихо повторила она, включила планшет и нашла список выживших. Среди них не было знакомых имен – кроме последнего.
«Твою мать. Это она».
С колотящимся сердцем Мэллори отложила планшет. Ее резко перестало волновать, уговорит ли Адриан станцию отправить их с Ксаном на Землю.
«Сначала Адриан, теперь это».
«Может, еще не поздно сбежать?»
11. Адриан und die Autorität
Адриан Кэссерли-Берри не любил снег. Еще он не любил собак, чай с сахаром, людей с творческими хобби и всех, кто побрился налысо по собственной воле.
С самого детства он вел список нелюбимых вещей. Начал писать его на обложке школьной тетради, а когда кончилось место – купил на распродаже отдельный блокнот и продолжил каталогизировать неприязни.
Сам он считал себя достаточно позитивным человеком. А список вел только потому, что его никто не слушал. Кроме блокнота – тот всегда был готов одолжить свое ухо. С Адрианом никто не считался: ни в школе, ни в лагере, ни в церкви. Если нужно было выбирать, никто не становился на сторону Адриана. Даже когда его мнение совпадало с большинством, в итоге все равно выбирали что-то другое.
Как-то летом, когда ему было шестнадцать и он только-только перешел в старшую школу, отец нашел блокнот со списком нелюбимых вещей. Он предложил Адриану не зацикливаться на отрицательных сторонах жизни и написать лучше что-нибудь хорошее. А потом пошел на кухню и записал его к психологу. Доктору Вудсу.
Тогда список пополнился еще и отцом.
Доктор Вудс оказался старым светлокожим мужчиной. Очень худым, с тонкими седыми волосенками, зачесанными так, чтобы прикрыть блестящую лысину. Он сказал Адриану то же, что отец, – нужно думать позитивно. Только за совет пришлось заплатить сотню долларов (отец потом рассказал о цене). Но еще доктор Вудс предложил найти себе какое-нибудь новое хобби и направить все силы на него.
Адриан попытался возразить, что в его списке есть и положительные вещи – например, ему очень понравилась тупая рожа Марка, которого застукали за списыванием на биологии.
– Шаденфройде – не самая положительная эмоция, – хмурясь, заметил доктор Вудс.
– Шаден… что? – переспросил шестнадцатилетний Адриан.
– «Злорадство». Изначально термин пришел из немецкого языка. Он означает радость, связанную с неудачей других. Например, когда наказывают одноклассника, которого ты не любишь. Я так понимаю, вы с Марком не дружите?
Адриан не ответил. Даже не посмотрел на него.
Доктор Вудс резко вскинул голову.
– Адриан. Ты меня слышишь?
– Так это чувство можно описать всего одним словом? – спросил он, продолжая смотреть в никуда.
– Да, немецкий этим и хорош. Но ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
– Да, – ответил Адриан и все оставшееся время продолжил отвечать односложно.