Не стал даже спорить, когда доктор забрал у него блокнот и пролистал его, зачитывая вслух и отмечая, как плохо влияет на Адриана такой негативный взгляд на жизнь.
Адриану было плевать. Его мир перевернулся, что-то сломалось в нем, треснуло, словно яйцо, из скорлупы которого высунулся открытый клюв новорожденной птицы.
Он до сих пор не выбрал язык, который будет учить в школе. Тяжелый труд его не интересовал, и он всегда был круглым троечником. Его все равно никто не слушал; зачем учить второй язык, на котором его будут игнорировать? Но в учебном плане было строго прописано нужное количество часов, а выпуск все приближался. Изначально Адриан записался на французский – он был первым в списке доступных иностранных языков, поэтому он его и выбрал. Но на следующий день после приема у доктора Вудса он позвонил в школу и попросил перевести его на немецкий. До этого он ни разу ничем не интересовался, и методист изумленно согласился.
Немецкий поразил его. Каждое слово было наполнено смыслом. Он видел в них красоту – практически магию.
С началом учебного года он бросился изучать немецкий со страстью, удивившей отца, учителей и даже его самого. За несколько недель он ушел далеко вперед по программе и пожаловался учительнице немецкого, что хочет заняться и другими языками тоже, но официально выбрать может только один. Подумав, фрау Беккер вспомнила про языковые клубы, собирающиеся по вечерам после школы. Она предложила вступить в клуб немецкого языка, а над остальными подумать.
Он записался сразу во все.
Теплого приема он не дождался, но и выгнать его не могли. Он узнал, какие книги им задали прочитать, и самостоятельно нашел курсы онлайн. А когда начал преуспевать во всех языках, за которые брался, его возненавидели только сильнее. Но его это не волновало. В шестнадцать лет он нашел свою единственную любовь.
К сожалению, университеты не интересовались троечниками, которые нашли свое призвание в одной-единственной сфере, да к тому же так поздно. В языках он оказался практически гением, но остальные предметы сдавал абы как. (Домашнюю работу он не столько делал, сколько переводил на другие языки. На некоторых учителей это производило впечатление, на некоторых – не очень.)
Когда выяснилось, что в хороший университет ему путь заказан, ненависть к власть имущим вернулась, и он завел новый список для неприязней. Но в этот раз, развлекаясь, Адриан выдумал свой личный язык.
Два года он отходил в посредственный колледж, но благодаря усердной учебе перевелся и окончил местную высшую школу. А потом удивил всех, поступив в магистратуру в Дьюкский университет. Там он получил диплом лингвиста, благодаря которому попал в преподавательский состав Университета Северной Каролины города Эшвилл, где познакомился с суровым миром академической политики.
Сам концепт политики всегда его поражал: язык в нем становился оружием, что всегда ему нравилось. К сожалению, на практике он в ней не преуспевал, потому что для этого нужно было хотя бы сделать вид, что ему не плевать на своих коллег, а манипуляции давались ему с большим трудом. Поэтому, пару раз попытавшись куда-то пробиться, он бросил это занятие и с головой погрузился в языки, иногда читая лекции и попутно разрабатывая свой третий искусственный язык. Из-за неумения играть в политические игры пожизненный контракт преподавателя ему так и не предложили; все знали его как нелюдимого и неприятного затворника.
Никого не волновало, что этот затворник мог свободно общаться с половиной населения Земли. Его просто не слушали.
К своему собственному удивлению, вторую любовь он нашел в поэзии. Она захватила его своей игрой слов, и читать стихи на других языках стало еще интереснее, чем прежде. Сам он стихи не писал, зато любил каламбуры. Все, чего он хотел, – сидеть в одиночестве, наслаждаться иностранной литературой, разрабатывать свой третий тайный язык и интересные примеры игры слов.
К большому неудовольствию всего университета именно их неприятный и нелюдимый профессор лингвистики вошел в историю, когда случился Первый контакт.
Двое инопланетянок – ныне известных как гурудева Трейси и фантасмагорка Сапфир – приземлились на поляне неподалеку от автомагистрали Блю-Ридж, с легкостью обойдя воздушную систему обнаружения. Адриан наткнулся на их корабль во время прогулки. В тот момент он размышлял над спряжением турецких глаголов и едва не врезался в блестящий фантасмагорский шаттл с зеркальной отделкой. Повалившись на землю, он уставился на него, пытаясь осознать увиденное.
Люк отворился, и на землю ступил первый инопланетянин – по крайней мере, по официальным источникам.
Им оказалась невысокая гурудева с желтой, похожей на кору кожей. Она куталась в несколько слоев одежды, скрывающей ее тонкое тело, а когда заговорила, Адриан так удивился незнакомому языку, что пропустил все мимо ушей.
– Простите, что вы сказали? – помотав головой, спросил он.
Она склонила голову под углом, при виде которого у него тут же заболела собственная шея – тогда он не знал, что у гурудевов куда больше суставов. Она повторила свои слова, и в этот раз он прислушался к ним. Начинались предложения резко, отрывисто, но под конец становились плавными, даже лиричными. Восторг охватил его. Позабыв про страх, он хотел слушать ее вечно. Он не понимал ее – и это был вызов ему как лингвисту, что-то новое и интересное. Он не сталкивался с подобным со времен магистратуры.
Немного пообщавшись, они осознали, что не смогут преодолеть барьер. С нарастающим раздражением Адриан понял, что стал частью важного исторического события и не может присвоить его себе. Нужно было привлекать власти.
Мысль мгновенно встала поперек горла. Это он их нашел. Он встретил инопланетного посла – и ее пилота, с которой он познакомился позже, – а значит, он должен был сообщить о них миру. Если бы он только их понял… Он был эгоистом, но даже без этого знал, что на всей Земле найдется всего несколько людей, способных разобраться в инопланетной речи. Он был одним из них – и не хотел упускать шанс.
Может, эта инопланетянка вообще не хотела встречаться с людьми. Может, она прилетела за ресурсами, или у нее сломался корабль. Может, она просто хотела поговорить с ним. Может, ему не нужно было об этом рассказывать.
Но кого он обманывал? Инопланетяне не прилетали на Землю, чтобы поговорить с профессором лингвистики. Они встретились по воле случая; никто его не выбирал.
Власть. Authority. Autorité. Údarás. Ùghdarras. И, разумеется, немецкий, его старый друг. Die Autorität. Какой язык ни возьми – везде уродство. Он достал телефон и вбил в поиск: «что делать при встрече с инопланетянами».
Гурудева вдруг встрепенулась и что-то быстро заговорила. Показала на телефон, и он неохотно протянул его ей. Адриан не любил, когда чужие люди трогали его телефон, но инопланетянка ничего не знала ни о Земле, ни о людях и не могла прочитать его сокровенные мысли и списки, которые он до сих пор вел.
Осмотрев телефон, она потыкала пальцем в экран и скрылась в глубине шаттла.
– Эй, погоди, – окликнул он, приблизившись.
Люк не захлопнулся, и двигатели молчали. Она собиралась выходить? Он хотел заглянуть внутрь, но быть похищенным инопланетянами – далеко не так романтично, как отправиться на чужую планету по собственной воле.
Шаттл оставался на месте, но инопланетянка не появлялась, и Адриан уселся на землю – больше ничего и не оставалось. Спустя пять минут она вышла и передала ему очень теплый, но рабочий телефон.
– Спасибо, что вернулась, – сказал он, и она ответила на своем языке, глядя ему прямо в глаза. – Прости, я не понимаю, – ответил он. – Жалко, что и ты меня тоже.
Она снова коротко что-то сказала и замолчала в ожидании. Она не жестикулировала, и, только глядя на недвижимые руки, похожие на ветви, Адриан осознал, насколько люди полагаются в общении на язык тела.
– Так что, мне продолжать? – спросил он. Она ответила теми же звуками. – Не понимаю. Как же бесит. Вот бы ты могла хоть пальцами что-то показывать.
Она подняла руку и продемонстрировала ему свои длинные пальцы.
– Твою ж мать, – пробормотал он. – Один палец? – Она показала ему один палец, а остальные загнула, но в обратную сторону, демонстрируя гибкость суставов. – А теперь все?
Она вновь растопырила пальцы.
– Отлично, основы положены. Тогда один палец будет обозначать «да», два – «нет», – сказал он, поспешно соображая. – Ты меня понимаешь, так?
Один палец.
«Как?» – хотел спросил он. «Почему?» – хотел спросить он. «Зачем ты здесь?» Но чтобы добраться до этих вопросов, нужно было начать с самого простого.
– Ты хочешь напасть на нас?
Два пальца.
– Поработить планету?
Два пальца.
Уже хорошо.
– Ты специально нашла нас? Людей? Хотела установить Первый контакт?
Один палец.
– Зачем? Забрать все наши ресурсы?
Она снова заговорила, но слишком быстро – он не мог разобрать ни единого слога. Кажется, он обидел ее. Она подняла два пальца.
– С кем… нет, стой. Простые вопросы. – На языке загорчил пепел. Он скривился, буквально выдавливая слова: – Мне позвать кого-нибудь… из представителей власти?
Один палец.
Черт.
Дальше он позвонил в полицию, где никто ему не поверил, и в ФБР, где отреагировали точно так же. Опасаясь, что до инопланетян доберется какой-нибудь придурок с дробовиком, Адриан позвонил в местную газету, решив, что они тоже сойдут за представителей власти. К нему прислали скучающую стажерку, а несколько минут спустя она уже звонила фотографу.
В том же году они оба получили Пулитцеровскую премию.
Как только новости разошлись по интернету, власти снизошли до него. Сначала в лес приехали местные политики и полиция. Адриан хотел остаться в роли переводчика, но вскоре стало понятно, что инопланетяне могут отвечать на простые вопросы, и смысла в посреднике не осталось.
Власти отобрали у него открытие всей жизни.
На несколько недель он все равно стал знаменитостью. Новостные агентства со всего света брали у него интервью, но потом фанаты теорий заговора слили в сеть его личную информацию, и из-за травли он перестал заходить в интернет и сменил номер телефона.