– Сколько ты выпила?
– Полбутылки, – ответила Лавли.
– Не ври мне.
– Ладно. Две бутылки. Или три. После первой сбилась со счета.
– Ты пила одна? Потеряла сознание?
– Господи, бабуль, у нас тут собрание анонимных алкоголиков? Со мной были друзья. – Не дожидаясь вопроса, она быстро добавила: – Надя с Бобом. Мы посмотрели кино, потом они сели играть в приставку. Мы напились, они взяли такси и разъехались по домам.
Бабушка достала из раковины пару кружек и принялась мыть их.
– Бабуль, да я уберусь, – вяло сказала Лавли, но опустилась на стул, признав поражение. Спорить с бабушкой было бессмысленно. Особенно учитывая, как ей было плохо.
– Травма серьезная, так что разрешаю потратить на жалость к себе две недели, – сказала бабушка, не оборачиваясь. – Насколько я понимаю, несколько дней уже прошло. Сколько там осталось до физиотерапии? Полторы недели? Можешь пораскисать. Но только до начала лечения.
– Не надо меня жалеть, бабуль, – сказала Лавли, упираясь лбом в ладонь. – Лучше расскажи, как дела. Я думала, что… ну. Мы еще не скоро увидимся.
– Я не жалею, – ответила бабушка. – Поверь мне. Когда у твоего дедушки не задавалось выступление или ему отказывали в работе, мы брали бутылку виски, устраивались на диване, и он плакался, что его карьера летит в тартарары, он бездарь и никогда ничего не добьется. А на следующий день, стряхнув похмелье, он шел и пытался дальше. Если не получалось вовремя пожаловаться, он приходил в себя значительно дольше. Поэтому я позволяла ему раскиснуть. Но только на один день.
Лавли об этом не знала.
– Дедушке было тяжело начинать?
– Как и всем творческим личностям, – ответила бабушка, набирая воду в чайник и роясь в шкафчиках. – Комики всегда начинают с маленьких клубов. Их перебивают и освистывают, и иногда выступления проходят просто ужасно. Как и твои прослушивания. Хотя, пожалуй, скрипачей не оскорбляют в лицо, – признала она.
Лавли подумала обо всех юмористических шоу дедушки, обо всех залах, где он выступал, о славе, которую заработал. Как-то бабуля тайком шепнула Лавли, что поэтому-то ее отец и стал бухгалтером – как еще он мог взбунтоваться против родителей, когда папа был легендарным комиком, известным за «Лохматую историю шестиглавой собаки»? Что уж говорить про все негативные отзывы и лишения, выпавшие на долю семьи, которые тоже становились материалом для его шоу.
– Просто не забывай перед сном выпить побольше воды, – сказала бабушка. – Не хочу потерять тебя из-за алкогольного отравления. У меня больше никого не осталась. – Она достала френч-пресс для кофе и залила туда горячей воды, а потом оценивающе оглядела кухню. – Хотя помойку все же советую убрать.
– Ты разрешила мне страдать, а теперь говоришь убрать помойку, – сказала Лавли, опустив голову. – Ты уж определись.
Перед ней появился стакан воды и две коричневые таблетки.
– Выпей. Если тебя не стошнит, поделюсь с тобой кофе.
– Спасибо, – пробормотала Лавли, забросила таблетки в рот и зажмурилась, надеясь, что организм спокойно их примет.
– Пожалуй, с завтраком лучше повременить, – сказала бабушка. – Давай-ка сходи пока в душ, а потом я заплету тебе волосы.
«Господи, мне сколько, семь лет?»
– Не надо, я сама справ… – Она закусила губу и посмотрела на забинтованную руку. Нет, сама она больше не справится.
Бабушка коснулась ее плеча крепкой, уверенной ладошкой.
– Уважь старушку, – сказала она. – Я перестала заплетать волосы твоей тете Аве, когда ей исполнилось семнадцать. А твоя мама всегда заплетала тебя сама.
Отношения между мамой с бабушкой всегда были вежливыми, но натянутыми. Мама запрещала Лавли оставаться у бабушки с дедушкой на ночь, а бабушке – заплетать ей волосы. Вопреки ее недовольству они с Лавли все равно сблизились, и хоть бабушка никогда не говорила об этом прямо, она всегда помогала Лавли в тяжелые времена.
Лавли не ожидала, что годами позже, когда рак и его лечение окончательно подкосят маму, она попросит поговорить с бабушкой наедине. В тот день к ней должен был прийти священник, и она хотела подготовиться к встрече. Бабушка провела в ее комнате час, а Лавли с отцом только и оставалось, что нервно переглядываться.
Когда пришел священник, дверь спальни открыла бабушка, смаргивая слезы и с привычной строгостью поджимая губы. Мама лежала на кровати и улыбалась; остатки ее волос были собраны в косы, а что до проплешин, открывающих блестящую кожу – никто даже не заикнулся о них. Бабушка подкрасила ей глаза, и сейчас в них блестела жизнь.
– Правильная прическа и макияж – и тебе все по плечу, – сказала бабушка.
Закончив подкрашивать редкие невыпавшие ресницы, она отстранилась и оглядела проделанную работу. Худоба никуда не пропала, и румянец не вернулся на щеки мамы. Бабушкины косы не вылечили рак, но сделали день хоть немного счастливее.
– Не идеально, но тоже неплохо, – решила она, и мама рассмеялась.
В итоге она полностью выздоровела, и их отношения с бабушкой кардинально переменились. Из вежливости все молчали, но было очевидно, что именно рак помог преодолеть разлад между ними.
Но потом папе предложили работу за океаном, и они с мамой уехали. Лавли рассказала им про руку, но не стала вдаваться в детали.
А сейчас бабушка делала вид, будто хочет заплести ей волосы вовсе не для того, чтобы успокоить. Она всегда знала, как помочь Лавли, даже когда та противилась строгости ее воспитания. Встав из-за стола, она пошла в ванную, но бабушка окликнула ее и передала полиэтиленовый пакетик.
– Не намочи бинты, – сказала она.
– Конечно.
Она надеялась избежать разговора, но когда села в халате перед бабушкой, чтобы та заплела ей волосы, на колени ей приземлилась газета – самая настоящая бумажная газета, честное слово.
– И когда ты планировала мне об этом рассказать? – поинтересовалась бабушка.
«Охота за невестой: поиски защитницы «Мэйси» продолжаются», – гласил броский заголовок, под которым репортер целую статью переливал из пустого в порожнее, описывая ограбление местного магазина. Бандиты успели убить нескольких кассиров и как раз собирались расправиться с покупателями, но их остановила таинственная женщина в свадебном платье, которая успела скрыться до прибытия полиции.
– Я ничего не знаю… – начала было она, но осеклась, когда бабушка дернула ее за волосы.
– Не лги мне, Лавли Грейс. Я старая, но могу сложить два и два. Ты явно не авокадо нарезала, когда поранилась. – И она кивнула на замотанную ладонь Лавли.
– А врачи мне поверили, – пробормотала та. – Я просто не хотела попасть в новости. Так что, ты не скажешь, зачем приехала?
За попытку сменить тему ее снова дернули за волосы. Глаза заслезились – в тот же момент о себе решило напомнить похмелье.
– Я первая спросила, – сказала бабушка.
– Ладно, – ответила Лавли. – Мы возвращались с репетиции с подругой…
– С Надей?
– С Мэтти, первой скрипкой, – поправила Лавли. – Мы с квартетом репетировали «Открытые струны» Бена Франклина, а потом Мэтти позвала меня мерить свадебные платья в «Мэйси», потому что там была какая-то распродажа. У нее комплексы, и, если честно, мне не нравится ее жених, но чур я тебе этого не говорила. Она попросила меня тоже что-нибудь примерить, а то ей не хотелось переодеваться одной. Может, она так пыталась проявить женскую солидарность, не знаю. – Лавли закатила глаза. Как бы все обернулось, будь она в своей обычной одежде? – Когда послышались выстрелы, мы были в примерочной.
– Вы спрятались? Или помчались ловить преступников? – с неодобрением поинтересовалась бабушка.
– Бабуль, да ты что, конечно, мы спрятались, – ответила Лавли. – Не верь газетам, я ни на кого не кидалась. Но один из грабителей пошел выбивать двери примерочных, и я перелезла в кабинку к Мэтти, сказала ей сидеть тихо, а сама спряталась так, чтобы меня не было видно за дверью. Когда он ее вышиб, я ударила его дверью, он упал, и я отобрала у него пистолет и связала вуалью.
– Тебя послушать, так все просто, – сказала бабушка.
– Ну, у меня был хороший учитель, – сухо заметила Лавли.
– А что твоя подружка?
– Я отдала ей пистолет и сказала запереться в примерочной. У нее была истерика. Другие грабители пошли проверять, что там с их товарищем, и я… их остановила. Только не ожидала, что у последнего будет нож, а не пистолет. Не успела увернуться, и он меня задел. – Она показала перемотанную руку.
– И что дальше?
– Мы выбросили платья в мусорку и успели переодеться до приезда полиции. Сказали, что та женщина убежала.
– И зачем было врать? – строго спросила она, словно знала ответ, но хотела услышать его от Лавли.
– Один из грабителей умер. Свернул шею, – сухо ответила та.
– Как?
К щекам прилил жар.
– Сама знаешь.
– Они бы быстро узнали, что в нашей семье уже были случаи превышения самообороны, – заметила бабушка. – Но тебя не заподозрили?
– Нет. Решили, что женщина выбросила платье и успела сбежать, воспользовавшись суматохой. Грабители меня тоже не опознали – они заметили только платье… Мне кажется, в полиции сначала заподозрили Мэтти, но потом решили, что она низковата.
– Как ты объяснила руку? – спросила бабушка.
– Сказала, что не помню точно. Якобы в голове все смешалось, грабитель напал на меня, я попыталась отбиться и поранилась, – морщась, отозвалась она. – Он не только меня пытался зарезать, так что тоже не смог опознать.
– И как твоя рука?
Лавли промолчала.
– Лавли?
По щеке скатилась слеза. Она склонила голову.
– Повредила сухожилие. Лишилась мизинца. Врачи сделали, что смогли.
Бабушка закончила заплетать волосы.
– Хорошо. Потом об этом поговорим. Твоя очередь задавать мне вопросы.
– Почему ты приехала? – спросила она, взяв себя в руки.
– Появилось немного свободного времени, и я захотела проведать внучку, – ответила бабушка. – Решила устроить сюрприз. – Она села за стол и обхватила кружку кофе ладонями.