Возвращение к возлюбленной
ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВЫШЛО так, что Макрей отправился домой гораздо раньше, чем предполагал, покидая Англию. Это не радовало его, так как молодой человек был подавлен чувством неудачи, не имея возможности понять, как еще он мог бы поступить в сложившихся обстоятельствах. Он боялся, что его рассказ будет воспринят как нелепая история и обернется против него, после чего правительство может не найти ему работу даже дома. Это чувство подавленности продолжалось до самого входа в Бискайский залив, когда серое небо напомнило ему о родных холмах. Ветер Атлантики пробрал его до костей, и он воспрянул духом.
В телеграмме, отправленной Мэй Трихерн, сообщалось о неожиданном возвращении ее возлюбленного, и она приехала в Портсмут, чтобы встретиться с ним. Ее лицо было одним из первых, которые он увидел, и ее радушие завершило лечение, начатое северными небесами.
Проницательные глаза Макрея не преминули заметить в глазах девушки непроизвольный вопрос, который тактичность не давала ей произнести, и он задумался, как же ему ответить на него, ведь он обязан был хранить все в тайне.
Ни для кого не было секретом, что он был на беспроводной станции, и он бы ничего не нарушил, если бы сказал, что его положение там было несколько изолированным. На Земле было много мест, подходивших под это описание. Поэтому Алан рассказал Мэй, что во время его короткого отсутствия на станции его товарищи по работе были убиты, что он нашел их мертвые тела, когда вернулся, и остался единственным выжившим. Также он рассказал, как потерял сознание и как из-за шока, нанесенного его организму, его освободили от службы, дали ему больничный и, в конце концов, отправили обратно работать на станции в Англии. А потом юноша добавил, что есть и другие подробности, которые он не может разглашать в силу строгости служебной тайны.
Эта история привела девушку в ужас, и она вцепилась в своего жениха в знак благодарности за то, что он спасся.
– Представь, дорогой Алан, что ты был бы на станции, когда эти негодяи убили твоих товарищей. Тебя бы тоже убили. Ох! Как же я рада, что ты вернулся в Англию! Когда я получила твою телеграмму, я ужасно удивилась.
Макрей видел, что его объяснение кое-что прояснило в сознании Мэй и, казалось, развязало ей язык, так что теперь ему оставалось только терпеливо выслушать ее полный отчет о ее не особо богатой событиями жизни во время его отсутствия и обсудить планы на будущее, измененные этим новым развитием событий.
Правительственные расследования в Лондоне
В ТОТ ЖЕ вечер Мэй Трихерн вернулась в Плимут, а Макрей отправился доложить о своем прибытии в Лондон. На следующее утро он явился в Адмиралтейство, и ему сказали, что он должен будет присутствовать там в определенное время на следующий день, «когда будет прочитан доклад о нем». Затем его подвергли очень тщательному осмотру, так как всех сильно беспокоило, что в основе всего этого дела лежит какой-то план возможного врага. Чиновники с удивлением обнаружили, что после самых исчерпывающих расспросов им не удалось выяснить ничего, что могло бы подтвердить эти подозрения.
Очевидно, проверяющие испытали облегчение, обнаружив, что все указывает на то, что смерть сотрудников Макрея произошла в соответствии с официальным сообщением, сделанным сначала им самим, а затем капитаном «Сагитты». В остальном же это был, посчитали они, конечно, любопытный случай бреда под влиянием нервного шока. Дневник Алана был конфискован. Он получил выговор за то, что написал его, и особенно за то, что использовал выражения, которые могли бы служить указаниями на то, что было государственной тайной. В будущем, сказали ему, он будет работать на местных станциях до тех пор, пока не допустит какие-нибудь новые неосторожности. А пока молодому человеку предписывалось явиться на службу через месяц, предоставленный ему в качестве отпуска.
Следующий день застал Алана в Плимуте. Теперь было ясно, как мудро поступил капитан Эверед, решив написать письмо профессору Стэнли Раджу, поскольку если бы он не сделал этого, то никто больше никогда бы ничего не услышал о приключениях Макрея на острове, где находилась станция Х.
Письмо, которое Радж получил, содержало не так уж много информации, но ее оказалось достаточно, чтобы он захотел узнать больше. Профессор имел беседу с первым лордом, и в результате отчет оператора о переживаниях на острове был передан в его руки с просьбой соблюдать все необходимые меры предосторожности.
Стэнли прочитал отчет Алана с безграничным изумлением. Когда он прочел эти страницы во второй раз, решение было принято. Этот ученый вообще был человеком быстрых решений и столь же быстрых действий.
На следующее утро Макрей получил от профессора письмо, к которому тот прилагал денежный перевод и просил его в качестве одолжения вернуться в город и навестить его при первой же возможности «с целью дальнейшего изучения вашего недавнего замечательного опыта». Эта фраза показала Алану, что автор письма был в контакте с властями, и он счел своим долгом немедленно подчиниться, хотя и не без ворчания – как его собственного, так и его невесты.
Осмотр оператора
И СНОВА МАКРЕЯ изучали и допрашивали. На этот раз осмотр был более глубоким, детальным и тонким, чем все, что он испытал раньше. От ученого не ускользнуло абсолютно ничего. Радж был, по крайней мере, так же компетентен, как доктор Андерсон, чтобы исследовать психическое здоровье испытуемого, и гораздо более компетентен, чтобы изучить его характер, склонности, образ мыслей и общие знания, а также сформировать точное мнение о его личных особенностях. Сам Алан потом описал это как процесс полного выворачивания наизнанку.
Еще до того, как осмотр был закончен, он очень привязался к профессору. Научная работа научила Раджа подходить к предмету изучения без предубеждений, и под влиянием его сочувственной манеры Макрей раскрылся и разоткровенничался так сильно, как он никогда не считал возможным прежде. Затем разговор перешел на радиоустановку на станции, и Алан обнаружил, что об этом предмете, который он знал лучше всего, его знания были невелики по сравнению с тем, что знал его экзаменатор. Стэнли расспрашивал его по всем деталям, хотя они явно не имели отношения к делу.
Профессор Радж решает посетить станцию X
НАКОНЕЦ, ОНИ ПОЧТИ слово в слово повторили сообщение «голоса». О самом голосе тоже было задано бесчисленное множество вопросов. Особенно много Алана расспрашивали – он понятия не имел почему – о каких-либо странностях, касающихся акцента или ударения на различных слогах и об изменениях в интонации его загадочного собеседника. Макрей, без сомнения, был в состоянии разумно ответить на эти вопросы, быстро понимая их смысл, тем более что сам был двуязычным. Он заметил, что профессор, казалось, был доволен, узнав, что, хотя артикуляция и произношение венерианца были правильными, его интонация была заметно однообразной, слишком спокойной, что делало стиль его речи довольно монотонным. Главная же особенность его речи, добровольно выложенная Макреем, заключалась в том, что каждая его фраза, казалось, резко обрывалась, без понижения голоса, как будто на самом деле говорящий собирался добавить после нее что-то еще.
Наконец, когда разговор, казалось, был закончен, Алан сам отважился задать вопрос, к какому выводу пришел его собеседник, если ему вообще удалось сделать какие-либо выводы.
– Я пришел к нескольким выводам, Макрей, и так как я заметил, что у вас есть опасение, как бы люди не стали сомневаться в вашей искренности, позвольте мне сразу же сказать, что для меня это невозможно, – заверил Стэнли молодого человека. – Даже при самом большом желании обмануть вы не смогли бы ни на минуту ввести меня в заблуждение в этом вопросе.
– Этот голос на самом деле говорил со мной? – нетерпеливо спросил Алан.
– Несомненно. Нет ни малейшей вероятности, что вы сами в этом заблуждаетесь, – ответил профессор.
– Как же я рад, что пришел на эту встречу с вами, сэр! – воскликнул Макрей со вздохом облегчения. – И все, о чем я прошу сейчас – это забыть все это дело, голос, остров и все остальное.
– Тогда вы просите слишком многого, мой мальчик! – ответил Радж с улыбкой. – Сказать вам, как сильно вы меня заинтересовали? Лучший способ сделать это – рассказать вам о моем намерении, которое только что у меня сформировалось. Я собираюсь посетить станцию X и возьму вас с собой!
Глава VII
Голос с Марса
ЕСЛИ БЫ В НАЧАЛЕ ХХ века был задан вопрос, кто является самым выдающимся ученым этого времени, девять из десяти ответили бы: Стэнли Радж. Отличительной чертой его характера была открытость. Если бы он был, к примеру, церковным сановником, его терпимость привела бы к скандалу. И даже в научных кругах на него время от времени бросали косые взгляды из-за этого качества. Некоторым из его собратьев было неприятно, что человек, чьи научные достижения и труды невозможно было опровергнуть и чье положение было неоспоримо, баловался с этим, по их мнению, нечистым делом, осмеливался утверждать возможность существования того, что не могло быть помещено под микроскоп.
Ценность его научной работы признавалась, поскольку она была неоспорима, а его склонность к спиритуализму рассматривалась как слабость, странная на фоне остального тонкого интеллекта. Посторонние же, не связанные с наукой узколобые, считали, что у него должен быть хоть какой-то недостаток.
Профессор отнюдь не был тонкокожим, но мало кто смог бы не раздражаться, пусть даже слегка, слушая насмешки. Стэнли прекрасно понимал, что именно так люди относились к его психологическим исследованиям и что результаты, которые он считал проверенными, были встречены с нескрываемым недоверием. Он знал также, что его трактат об обитаемости Марса был встречен весьма холодно. Свое собственное мнение об универсальности жизни и о том, что она будет обнаружена, если это в принципе будет возможно сделать, там, где условия, необходимые для органической химии, делают ее существование реальным, Радж держал при себе. То, что такие условия имелись на Марсе и, вероятно, на других планетах, он считал вполне установленным. В этом отношении Стэнли был не одинок, но многие ученые не были в этом уверены.