В кухне взгляд его упал на пузатую эмалированную кастрюлю, после отъезда Николая Ивановича сосланную за ненадобностью на верхний шкафчик. Встав на табуретку, Ян снял ее, сдул с крышки пыль и решил сварить суп, благо в морозилке давно лежала доисторическая кость, а в ящике для овощей было полно морковки и капусты.
Кость с грохотом упала на дно кастрюли, и работа закипела. Ян шинковал овощи, снимал накипь, солил, а заодно вспоминал биохимию, коагуляцию белка, онкотическое и осмотическое давление и прочие интересные штучки и удивлялся, как легко они всплывают в голове.
Приятно было думать, как завтра Вася придет домой после дежурства и целого дня учебы, а дома ждут наваристые щи. И Димка тоже с удовольствием похлебает.
Обычно они питались по принципу «подешевле и побыстрее». Венцом кулинарной деятельности были макароны с сыром, и то творческая натура Димки так и норовила не тереть сыр, а просто порезать ножом, чтобы не мыть терку. Иногда сосиски, иногда пельмени, а чаще всего чай с пряниками. В суровые дни перед стипендией переходили на картошку с селедкой, а в тучное время Вася порой вставал к плите и начинал, по его собственным словам, «создавать» разные изысканные блюда. Выходило у него не лучше, чем в больничной столовке, но Ян с Димкой восхищенно закатывали глаза, лишь бы только Вася не обиделся и не пришлось самим готовить.
Уменьшив огонь до минимума, Ян вернулся в комнату, с тоской взглянув на разбросанные по столу ксерокопии. Работать хотелось еще меньше, чем раньше, и Ян уговорил себя, что просто не имеет права заниматься, пока у него варится еда.
На экране телевизора беззвучно моргал огромными наивными глазами какой-то мультяшный персонаж, и Ян обратил свой взор на одинокую книжную полку над диваном. Там стояла вся хозяйская библиотека: нетронутый том Ивана Ефремова, «макулатурный» Дюма в сером холщовом переплете, справочник по грибам Ленинградской области, солидный пухлый том Ванды Василевской, почему-то второй без первого, книжка с оторванным корешком, оказавшаяся «Всадником без головы», и несколько старых номеров «Юности».
Ян полистал, и в одном нашел повесть того самого писателя, которого читал в библиотеке. Он улыбнулся, это был как привет от девушки.
Короткая повесть рассказывала о мальчике, на хрупкие детские плечи которого без зазрения совести валят свои проблемы не только родители, но и жених сестры, а ребенок только рад и просит подбавить еще. Одолев текст за час, Ян отложил журнал в некотором недоумении. Ладно мальчик, с него какой спрос, но автор, кажется, разделял мировоззрение главного героя в том, что быть для семьи гибридом помойной ямы, палочки-выручалочки и козла отпущения – это благородное дело.
Ну да, благородное, никто не спорит, людям надо помогать, но в данной ситуации что-то не то, сразу и не поймешь, что именно. Ян так задумался, что чуть не проморгал закипание бульона. Трудно сформулировать, но если давешняя книга была веселая и бодрая, то в этой чувствовался тонкий душок психического нездоровья.
Впрочем, по-настоящему Яна зацепило другое – история жениха, который любил-любил сестру мальчика, собрался жениться, но поехал в командировку, встретил там девушку и пропал, хотя его первая невеста была очень даже положительным персонажем.
Выходит, так бывает? Положив журнал на место, Ян улыбнулся. Жених ведь тоже был положительный герой и наверняка не хотел ничего плохого, а вот поди ж ты… Нашлась сила помощнее симпатии и чувства долга.
Нещадно злясь на себя за то, что принимает книги для детей и юношества в качестве руководства к действию, Ян быстро оделся и выбежал из квартиры. Правда, пришлось тут же вернуться, проверить, выключил ли он газ под кастрюлей.
Время подходило к восьми, вечер сгущался. По тротуару матери везли на саночках детей в цигейковых шубках с генеральскими резиновыми поясами. Дети смотрели на Яна важно и строго. Один мальчик шел сам, решительно ступая по слякоти черными валенками с красными галошками. Из-под ног разлеталась ледяная каша, и ребенку это, очевидно, очень нравилось, потому что он с каждым шагом топал ножкой все сильнее и бил по лужам разноцветной пластмассовой лопаткой.
Яну стало весело и хорошо. Он знал, что не успеет до закрытия библиотеки, но это неважно, когда человек идет туда, куда ему надо.
Однако он успел. Двери были открыты, свет горел, а девушка сидела за своим столом и вязала крючком что-то сложное и ажурное.
– Мы закрываемся через десять минут, – сказала она с улыбкой.
– А, жаль. Я думал, до девяти.
Она отрицательно покачала головой.
Ян продолжал стоять.
– Приходите завтра, – девушка убрала вязанье в сумочку и встала.
В читальном зале никого не было, и вдруг Яну показалось, что они с этой девушкой остались на земле одни. Она деловито прошла по залу, проверила, все ли в порядке, и, обернувшись, сказала:
– Извините, но мне пора закрывать.
– Да, да, конечно, – закивал Колдунов. И спросил: – А можно я вас провожу?
Девушка улыбнулась:
– Даже не знаю… Я живу довольно далеко, на Измайловском.
– Хорошо, – снова кивнул Колдунов.
Он вышел на крыльцо и стал ждать. Девушка появилась быстро, одетая в детское клетчатое пальто с меховым воротником. Ян представлял ее именно в чем-то подобном, и ему стало приятно, что он угадал.
Ян был будто пьяный, до конца не веря, что с ним такое может происходить. Что вот он идет рядом с девушкой, и мир кажется ему то прекрасным местом, то таинственным космосом, где они идут только вдвоем в неизвестности и пустоте. Проскрипевший мимо старый «Икарус» вдруг представился древним чудовищем, динозавром, вразвалочку ползущим на водопой, и, открывая двери на остановке, «Икарус» даже вздохнул так, как мог бы вздохнуть старый динозавр.
Все было ново, чудно, только девушка, имени которой он так и не спросил, казалась такой близкой, будто Ян Колдунов знал ее с рождения или жил, зная, что когда-нибудь встретит именно ее.
Дойдя до метро, Ян притормозил возле цветочного ларька, но вдруг показалось, что жест выйдет грубым и пошлым, и он побежал вслед за девушкой к турникетам. Сумка с ремнем, перекинутым через плечо, делала ее немного похожей на почтальона, и вообще она казалась немного не от мира сего в своем детском пальтишке и вязаной шапочке с косами. «Такая, значит, она у меня несуразная», – подумал Ян весело.
Вагон пришел полупустой. Они встали в закуточке возле двери, но с приближением к «Техноложке» народ стал подпирать, и Яна прижало к девушке почти вплотную. Он старался держать свободное пространство, но все равно чувствовал ее сквозь пальто, и от этого делалось немного неловко. Девушка тоже, кажется, смущалась, опускала голову, а потом улыбалась, и Яну сразу становилось спокойно и хорошо.
Пока они ехали под землей, наверху внезапно и сильно похолодало, и встретил их сияющий серебристый мир. Дома искрились инеем в свете фонарей, звенели и сверкали троллейбусные провода, а кусты в скверике были белые, как полоска накрахмаленных кружев.
Ноги скользили на заледеневшей слякоти. Ян взял девушку под руку, и они двинулись в путь медленно и сосредоточенно, готовые подстраховать друг друга, если начнут падать.
Между ними было сказано мало слов. На всякий случай Ян представился заново, она сказала, что помнит его имя, и назвалась Наташей, а дальше оба не знали, что спросить и что рассказать о себе, не потому, что это было неинтересно и неважно, а просто ничего не меняло.
– Вот и пришли, – сказала Наташа возле мрачного старого дома с темными узкими окнами.
Ян посмотрел на расшатанные двери парадной, покрашенные в казенный бурый цвет. Внутри было грязно и пахло грязью, серые ступеньки давно истерлись и выщербились, деревянные поручни истончились от прикосновений множества рук… Обычный питерский парадняк, ничего особенного.
Они поднялись на один пролет. Стена возле окна была вся в следах от тушения окурков, как в оспинах.
Наташа улыбнулась и достала ключи:
– До свидания. Спасибо, что проводили.
– Вам спасибо, Наташа.
Колдунов взял ее за руку. Ладонь была теплая, несмотря на мороз.
На секунду Яну показалось, что она боится открывать дверь, когда он стоит рядом, поэтому попрощался и спустился на один пролет.
Дверь хлопнула, и на лестнице снова стало пусто.
Многие приятели Яна встречались с двумя девушками одновременно, но сам он оказался в такой ситуации впервые и не очень хорошо понимал, что теперь делать. Послушаться голоса разума и выполнить свои обязательства, которые у него уже появились перед Соней, или поддаться… Даже сразу и не скажешь чему. Наваждению? Высшим силам? Божественному провидению? Но как ни называй, а это лишь бред, сродни шизофреническому. Нормальный человек никогда не станет принимать всю эту метафизическую лабуду всерьез и тем более планировать в соответствии с ней жизнь.
Ян очень усердно уговаривал себя, что жалеет о своем вчерашнем порыве, но вспоминал, как ехал с Наташей в метро, как вел ее по скользкой улице, и будто проваливался в радостный сон.
Он снова чувствовал в своей ладони ее узкие тонкие пальцы, и сердце екало, как в тот раз, когда он на спор прыгал в речку с высокого моста.
Естественно, это было глупо, но, спустившись в кабинет рентгенологов и увидев Соню, Ян вдруг очень отчетливо понял, что она – чужая женщина. Хорошая, умная, образованная, подходящая ему по всем статьям женщина, но – чужая.
Он заставил себя улыбнуться, сделал дежурный комплимент и убежал, не дожидаясь, когда она заговорит о планах на вечер.
Ян был симпатичный парень и не какой-нибудь монах, поэтому в жизни случались такие ситуации, когда он терял интерес к девушке раньше, чем она к нему, но тогда он просто переставал ей звонить, и на этом все благополучно заканчивалось. Слава богу, ни разу ему не попалась приставучая баба, чтобы караулила возле общаги, устраивала сцены и оставляла на вахте длинные слезливые письма. Бог миловал, возможно, потому, что Ян сразу старался выбирать адекватных девочек.