Спустившись в переход между ЦДХ[1] и Парком им. Горького, я сразу попала в другой мир, просто окунулась в мир живописи и красоты. Галерея солнечных ярких натюрмортов и пейзажей, портретов и фантазийных работ увлекла меня. Какие же талантливые люди эти художники! Я искала глазами работы Гурвича. Но это оказалось не таким уж и простым делом. Акварелей вообще не было! Одно масло. Оно и понятно, акварель — живопись тонкая, хрупкая, обыватели думают, что бумага — вещь недолговечная, да и выцвести рисунок может. Вот так сложился у меня первый вариант восхищения мастером — его некоммерческая утонченность, помноженная на талант.
Фотографий Льва Гурвича в интернете было очень мало, да к тому же все какие-то мелкие, лица не разобрать. То в толпе художников, то в галерее, причем ракурс всегда неудачный. Так, прослонявшись по переходу битый час, я решила все-таки обратиться к одной тихой галеристке, скромно сидящей на табурете возле картин и читающей книгу. Рядом на столике стоял термос с кофе, который она время от времени наливала в свою чашку, да блюдце с печеньем. Я спросила ее, причем тихо, чтобы никто не услышал, где мне найти Льва Гурвича. Девушка очень вежливо ответила, что его сегодня нет, у него какие-то дела, и за его картинами присматривает его друг. Тогда я решилась рассказать ей историю о том, что мой хозяин, один крупный бизнесмен, попросил меня скупить все акварели Гурвича. Даже те, что он не выставил. Я так много ей всего наплела, что сама чуть было не забыла, зачем вообще пришла на Крымский Вал. Опомнившись и укротив свою фантазию, я все-таки вспомнила и попросила ее раздобыть мне адрес художника.
— Вообще-то, мы не имеем права давать адреса… — замялась она. И тогда я извлекла из сумочки две купюры по тысяче рублей и протянула ей.
— Вы поймите, это же не для меня, а для моего шефа. У меня работа такая — выполнять его поручения. Вот недавно, к примеру…
— Ладно… — Девушка достала записную книжку и принялась листать ее. Я видела, что ей стыдно или, во всяком случае, как-то неловко за то, что она и деньги взяла, и сейчас вот готова раскрыть личную информацию коллеги. — Записывайте…
Свой первый трофей я отмечала в «Макдоналдсе», купив гамбургер и колу. Несмотря на выпитую валерианку, меня по-прежнему колотило. Если бы можно было отключить некоторые мысли и сосредоточиться на главной, к примеру, на самом Льве Гурвиче, то мне было бы намного спокойнее. Но я буквально захлебывалась в проблемах и страхах. Во-первых, я боялась звонка Дождева. Я была уверена, что восприму его как звонок с того света или, во всяком случае, из другого мира. И мне уж точно было за что волноваться. Он — следователь, рано или поздно ему придет в голову отправиться искать дом Ирмы, а там он догадается опросить соседей, которые и расскажут ему, что нас было двое. Потом наверняка постарается проникнуть в сам дом, может, найдет фотографии Лины, и когда выяснит, что я обманула его, обязательно позвонит или вообще заведет уголовное дело и вызовет на допрос. В принципе, я готова была снова встретиться с ним и поговорить. Но не официально, а просто как с человеком. Мне показалось, что он вполне порядочный. Во всяком случае, я убедилась в этом, когда он пошел мне навстречу и отпустил меня, дал возможность уехать. Будь он другим, я давно бы уже сидела в СИЗО. Мне не хотелось верить, что он поступил так, лишь испугавшись, что я каким-то образом использую факт нашей с ним близости. Хотя, конечно, я поступила, можно сказать, подло, когда намекнула ему о шантаже. Теперь он будет думать, что я подлая и непорядочная, если вообще не мошенница. К тому же это же из-за меня он втянул в это дело эксперта. Ужасная, ну просто ужасная история! Но если я сделаю все правильно и мне повезет с Гурвичем, то я смогу отблагодарить всех, кто помог мне, и решить вопрос с Ульрикой.
Еще я волновалась из-за Марины. Кто знает, что ей может прийти в голову, когда до нее дойдет, что я натворила. Она моя подруга и очень любит Ульрику, привязана к ней, но если долго и много будет думать о Лине, то может запаниковать, испугаться, что и ее тоже при самых неблагоприятных обстоятельствах смогут привлечь как соучастницу преступления (правда, еще неизвестно, какого именно).
А этот медальон! Подарив его Дождеву, я просто хотела его как-то отблагодарить, но медальон-то непростой! А что, если он начнет копаться и в этом и отдаст его на экспертизу? Хотя что в нем особенного? Ну, золотой, да мало ли старинных медальонов ходит по рукам? Кажется, я сказала ему, что это семейная реликвия…
В какой-то момент я даже успокоилась, вернее, заставила себя успокоиться перед тем, как отправиться домой к Льву Гурвичу, и тут мой телефон предательски зазвонил: Дождев!!! У меня от страха аж зубы застучали.
— Дима?.. — У меня от волнения голова закружилась. Здоровье ни к черту! — Да… Слушаю…
— Привет, Лина, — голос его звучал так, словно он находился совсем рядом со мной. Но меня сразу насторожил его тон. Особой радости в его голосе я и не надеялась услышать, но сразу поняла, что он напряжен. — Я думал, что ты позвонишь, скажешь, как добралась. Путь-то далекий.
— Ох, извини. На самом деле надо было позвонить. В следующий раз так и поступлю…
Дождев выдержал паузу, еще не понимая, издеваюсь я над ним или говорю искренне. Ну о каком следующем разе могла идти речь?
— Значит, все в порядке?
— Да, если, конечно, вообще можно назвать порядком ту кашу, что я заварила. Дима, ты прости меня, что ввязала тебя во все это… Я запуталась, мне было очень трудно.
Яркая, как вспышка, мысль пронеслась в голове. А что, если наш с ним разговор записывается?
— Да ладно… Люди должны помогать друг другу. Как дочка?
Я почувствовала, как лицо мое начинает гореть, просто пламенеть от стыда.
— Все нормально.
— Ну, тогда ладно. Ты это… если тебе понадобится моя помощь, звони, я приеду.
По щекам моим потекли слезы. Какая же я дрянь! Почему сразу не доверилась ему и не рассказала правду?!
— Ты это серьезно?
— А что, похоже, что я шучу? Уверен, что я тебе еще пригожусь.
Я судорожно вздохнула.
— Хорошо, спасибо тебе. Да ты и просто так можешь приехать.
Я произнесла это не из вежливости. Просто представила себе, что он здесь, рядом со мной, и что готов взять на себя часть моих проблем. Неужели такое вообще возможно?
— Я приеду. Вот найду Рокота и приеду. Обещаю тебе.
— Спасибо, Дима. А ты… ты прости меня… Сам знаешь за что.
— Хорошо. Все. Пока. Мне пора. Я еще позвоню.
И он отключил телефон.
Уж не знаю почему, но после разговора с Дождевым мне стало как-то легче на душе. Даже если предположить, что он раскусил меня, понял, что я не Лина, но все равно позвонил и не угрожал, в любом случае мне стало легче. Ничего, если мне повезет и я улажу все свои дела, то сама приеду к Дождеву и все расскажу.
Вот с этими мыслями я и отправилась к Гурвичу. Такси доставило меня прямо к его дому. Сын известного московского коллекционера и ювелира жил на Краснодонской, в обычной многоэтажке. В интервью Гурвич-старший так и сказал, что, мол, будь его бывшая жена, мать Левы, более сговорчивой и готовой пойти на компромисс ради сына, Лева мог бы жить на Тверской, да и вообще жизнь бы его сложилась иначе, и образование он мог бы получить в каком-нибудь престижном заграничном вузе. Но сложилось все так, как сложилось, и он рад, что хотя бы сейчас, когда сын уже взрослый, им удалось найти общий язык и что он сделает для Левы все, чтобы приблизить его к себе, вернуть. И что у него в отношении сына далеко идущие планы.
Вот эта информация показалась мне самой ценной, и именно на ней я и строила свой грандиозный план. Ведь то, чем я владела и что собиралась продать, я должна была предложить человеку в высшей степени порядочному, к тому же эксперту в своей области. Мне важно было, чтобы Гурвич-старший произвел правильную оценку и дал хорошую цену. Но приди я с улицы, меня могли бы легко обмануть или же вообще не подпустить к себе. Другое дело, если меня познакомит с ним его родной сын.
Словом, мне предстояло соблазнить Льва Гурвича. Мне казалось тогда, что близость — это как раз тот беспроигрышный способ расположить к себе молодого мужчину настолько, насколько это только возможно. Акварелист, тонко чувствующий красоту, романтик — таким я представляла себе Льва. А потому, чтобы произвести на него впечатление, я должна была выглядеть соответствующим образом. Широкая саржевая юбка, прозрачная кружевная блузка на пуговках, светлая шифоновая шаль на плечах, тонкие каблучки. Ну и живописный беспорядок из пышных волос. Плюс яркая помада и цветочные духи. Такую — рисовать и рисовать, любить и любить…
Я имела самое смутное представление о том, как заполучу Леву. Главное — решила ему понравиться. Немного легкой рассеянности и легкомыслия — и дело в шляпе. Что мною двигало тогда? Исключительно отчаяние. Я была словно во сне, когда давила на кнопку звонка его квартиры. Так, понятно, его нет дома. И где его только носит? В переходе его нет, дома тоже.
Я решила написать ему самую интригующую записку на свете. «Привет, мой дорогой! Ну вот я тебя и нашла. К сожалению, не застала. Но дождись меня, я скоро приду. Твоя Лина».
Пусть ломает голову, кто такая Лина.
Мне тогда даже в голову не могло прийти, что Лева мог быть уже занят! Да что там — женат (хотя такой информации в интернете я о нем не нашла)! В сущности, я могла бы сильно подпортить ему жизнь. Но что-то подсказывало мне, что он свободен.
«Я еще вернусь», — сказала я, засовывая записку в дверь. И словно эхом прозвучало где-то в голове похожее обещание, данное мной другому человеку и в другом месте. А в лицо пахнуло запахом хвои…
«Я еще вернусь. Слышишь?…»
14. Лев Гурвич
В ресторане было мало посетителей, и я сразу увидел сидящего в углу на кожаном диванчике отца. Увидев меня, он привстал со своего места и радостно поприветствовал, замахал руками. Сидящая за соседним столиком пара экстравагантно одетых молодых людей проводила меня любопытным взглядом. Отец бросил на них радостный взгляд, мол, в