Я подошел, представился, спросил, что случилось. Чтобы остальные прибывшие не услышали наш разговор, мало ли о чем расскажет Карташов, я отвел его в сторону. Вся группа стояла в стороне, тихо переговариваясь. Через несколько минут мы все должны были отправиться на место преступления, которого я пока не видел, да я вообще еще тогда ничего не понимал! Во всяком случае, там, наверху, возле сосны я не заметил ни одного человека. Хоть бы пронесло, подумал я.
— Мы с Тамарой отправились в усадьбу, я хотел пофотографировать… Тамара не очень любит подобные места, ей постоянно кажется, что там… грязь… А я вошел внутрь и принялся снимать. Потом я спустился в подвал и там, как мне кажется, потерял сознание. Может, давление… Не знаю. Главное, что я вырубился на время.
Карташов говорил быстро, сильно нервничая. С одной стороны, он был расстроен, с другой, хотя, может, мне только показалось, он был как-то радостно возбужден, как человек, узнавший что-то очень ценное лично для себя. Может, его спутница беременна? Совершенно не к месту мысль…
— Я очнулся от ее криков… Она кричала как безумная, словно на нее напал зверь! Она не просто звала меня, нет, она кричала вот так: «А-а-а-а…»
Я подумал, что примерно так же кричала и Лина, и Таня… Рокот? Напал на Тамару и оставил ее в живых?
— Я бы хотел поговорить с вашей женой, — мягко перебив его, сказал я, хотя многое, на мой взгляд, указывало на то, что они все-таки не женаты. Решающую роль в этом моем убеждении играла личность мужчины — мне всегда почему-то казалось при взгляде на него, что он никогда не женится. Такой шарахающийся от женщин, припорошенный музейной пылью книжный червь, совершенно не обращающий внимания на свой внешний вид и то, какое впечатление он производит на окружающих.
— Она мне пока еще не жена, это чтобы вы просто понимали, это же для протокола… — поспешил прояснить Карташов. — Это моя хорошая знакомая, подруга и соседка.
— Хорошо, я понял. Она вообще готова говорить? — Я спросил это, опасаясь, что женщина в шоке и нуждается в медицинской помощи.
— Да, думаю, вам лучше все-таки с ней сначала пообщаться. Конечно, она напугана, да и ушиблась сильно, но ничего, думаю, она сможет вам что-то рассказать.
Я подошел к Тамаре, присел рядом.
— С вами все в порядке? — Более глупый вопрос было трудно придумать. Однако я просто хотел быть вежливым.
Тамара повернулась ко мне. Тушь под глазами была размазана, на густо припудренных щеках виднелись грязноватые потеки от слез.
— Да, со мной все в порядке. И знаете почему? Вася сказал, что они пролежали там почти двести лет…
— Кто «они»?
— Там, в усадьбе, — она как-то обреченно отмахнулась от усадьбы, как от ужалившей ее осы, — я провалилась в какой-то подпол, подвал, не знаю… Вася говорит, что он сто раз бывал в усадьбе и никогда не видел этой комнаты. Так вот, там скелеты. Два человеческих, и два… неизвестно каких…
Конечно, я нарушил все правила, начав допрос свидетельницы прежде, чем отправиться на место преступления, но мне, увязшему в деле Лины Круль, убийство которой предположительно произошло где-то поблизости, надо было знать, что произошло на этот раз и в этих же декорациях, чтобы подготовиться. Услышав о куче скелетов в усадьбе, я испытал некоторое облегчение — находка никак не была связана с могилой Лины Круль.
Мы поднялись со всей группой в расположенный справа от поляны сосновый бор и увидели усадьбу. Мальчишкой я часто бывал там, мы с ребятами, играя, облазили, кажется, как и Карташов, все помещения, забирались даже в подвал, но никаких скелетов там не было.
Василий был нашим гидом, он и провел нас к месту, заваленному балками и камнями, за которым и находилось захоронение. Мы с трудом пробрались туда, и я удивился еще, как с такой трудной задачей могла справиться хрупкая на вид Тамара. За завалом под ногами находилась прикрытая частично гнилыми досками и обломками узкой каменной лестницы комната или подвал. Хотя нет, все же комната, потому что она была не такая уж и маленькая, и первое, что бросилось в глаза, это засыпанное землей овальное старинное зеркало, части почерневшей мебели.
Я первым спрыгнул вниз и тотчас увидел то, что так напугало бедную женщину, — скелеты, находящиеся в странных позах. Один скелет явно принадлежал женщине, потому что голову его покрывали рыжеватые волосы. Скелет словно сидел, хотя стул или кресло, сгнившее и превратившееся практически в прах, уже не служил ему опорой. Другой скелет, при ближайшем рассмотрении так же оказавшийся женским, лежал на земле, точнее, на сгнивших досках. Между женщинами я увидел еще один скелетированный объект, довольно крупный, однако странной округлой формы. Вадим, спустившийся следом, сказал:
— Это собака.
Двое оперативников светили вниз, пока Вадим работал. Фотограф Миша Пряников начал фотографировать.
— Женщина была беременная, — произнес мне на ухо Вадим. — Смотри, да не отворачивайся ты! Видишь, маленький скелетик внутри женщины… Она была на сносях, когда провалилась сюда.
Я выбрался наверх, и тотчас ко мне подбежал Карташов.
— Я могу вам помочь, могу помочь… — зашептал он, словно не желая, чтобы его услышали. — Я знаю, кто это, знаю!
Он просто потирал руки от какой-то, только ему одному известной радости.
— Попросите вашего эксперта осмотреть все хорошенько. Там рядом с трупами непременно должно быть нечто такое. Какая-то чашка или склянка, может, аптекарский пузырек, он может быть коричневого или зеленого цвета… Там яд!
— Вы знаете, кто эти люди?
— Знаю! Я все знаю! Вы даже представить себе не можете, какой у меня сегодня день! Необыкновенный! Знаменательный! И мне теперь будет что рассказать Гринбергу!
— Так кто эти люди?
— Графиня Вера Васильевна Прозорова, ее беременная служанка, она же крепостная девка Олька, и борзая по кличке Быстра!!!
И тут Карташов, словно на время лишившись рассудка, выпрямился во весь рост, закрыл глаза и заговорил на каком-то тарабарском языке. Я ничего не понял.
— Гражданин Карташов, что с вами?
Я окликнул его довольно громко, чтобы привести в чувства. Наконец он открыл глаза и оглянулся. Наши оперативники, глядя на него, разве что не крутили пальцем у виска. Не будь меня, они высказали бы ему все, что думают о нем, блаженном.
Однако я зацепился за другое. И теперь лихорадочно пытался связать услышанное с реальностью.
— Повторите, как звали борзую вашей графини?
— Быстра! У нее раньше была борзая по кличке Леда, но она умерла, и тогда любовник Прозоровой, Андрей Липовский, подарил Верочке родную сестру Леды, борзую Быстру, они были из одного помета. Вы приходите ко мне в музей, я вам много чего интересного покажу и почитаю… У нас сохранилась часть переписки графини с Липовским и много чего другого интересного. Господи, Дождев, вы просто не понимаете, на пороге какого открытия стоите! Вы или мы, это уже не имеет никакого значения, разгадали грандиозную семейную тайну Прозоровых!!!
Он еще что-то говорил, но я уже его не слышал, я видел перед собой золотой медальон с гравировкой, видел удивленный и восхищенный взгляд Хорна, держащего его в руках. Думаю, что именно в этот момент произошло невероятное — я тотчас представил себе все до мельчайших подробностей, что могло произойти с Таней здесь, в этом лесу. Разгадка крылась именно в этом непроходимом на первый взгляд завале, за которым находилось место, которое было скрыто от многих глаз почти два века назад! Тайная комната под домом, комната, о которой в усадьбе не знал никто, кроме, как выясняется, самой графини Прозоровой!
— Примерно здесь, — шептал мне на ухо сумасшедший Карташов, — в этом месте, если верить плану усадьбы, находилась спальня графини. Получается, что эта тайная комната была аккурат под ее кроватью, вы видели там обломки лестницы? Получается, что никуда-то она и не уезжала, а все эти годы оставалась в этом доме, в потайной комнате вместе со своей беременной служанкой и собакой. А сколько историй придумали на эту тему!!!
— Скажите, Карташов, — я теперь тоже почему-то заговорил с ним шепотом, — как могло получиться, что ваша подруга перелезла через этот завал? Мы, мужики, с трудом его преодолели…
— Вот! — Карташов поднял кверху указательный палец. — В этом-то все и дело! Ну какой дурак полезет сюда, здесь же можно шею сломать! Просто стать инвалидом! Да и кому это нужно было? Знаете, как это бывает, когда человек, находящийся в стрессовом состоянии или если ему грозит опасность, преодолевает невозможные физические препятствия! Может, к примеру, перемахнуть через забор, перепрыгнуть с крыши на крышу… Вот и Тамара моя… Она, испугавшись, что меня так долго нет, бросилась меня искать по всей усадьбе. Сначала, конечно, подумала, что я ее бросил… — Здесь его некрасивое лицо скривилось в подобие усмешки. — А потом по-настоящему запаниковала, решила, что со мной случилось что-то ужасное, ну, инфаркт, к примеру, или инсульт… Все-таки я не так уж и молод. Так вот, не найдя меня нигде, ну просто абсолютно нигде, она, так и не решившись спуститься в подвал, погреб, а может, и не найдя его, рискуя сломать ноги, забралась вот сюда, наступила на трухлявую перекладину и полетела вниз.
— Значит, стресс, говорите? Опасность?
— Конечно!!! Да разве ж она полезла бы сюда при других обстоятельствах?
Мне захотелось на свежий воздух. Хотя, скорее всего, мне просто необходимо было увидеть весь путь, что проделала, находясь в шоковом состоянии, мчащаяся от разъяренного Рокота Таня. Увидев, что ее подругу Лину убили или убивали на ее глазах, она, не выдержав, закричала от ужаса, чем тут же выдала свое присутствие. И Рокот, увидевший ее где-то поблизости от машины, к которой она вернулась, возможно, с земляникой, помчался за ней. Он не мог оставить живого свидетеля. Мужик он здоровый, сильный, он бежал за ней, стараясь не упустить из виду, может, увидел, как она забежала в усадьбу. Бросился за ней, она же, скорее всего, надеясь выскочить оттуда через проем окна или просто через расщелину между стенами, не найдя ничего подходящего, забралась на эту гору из камней и балок, потом спрыгнула на свободное место и тотчас провалилась, как ей могло показаться, в преисподнюю. А на самом деле вот в эту спасительную тайную комнату. Поскольку выбираться из нее сразу же не имело смысла, она и затаилась там, как мышка, молясь о том, чтобы сохранить жизнь, и слыша, как грохочет своими ножищами по усадьбе Рокот, заглядывая в каждую комнату, и сидела там, обмирая от страха и с ужасом вспоминая кровавую картину убийства Лины.