— Вот, Томочка, сама посмотри… — И Василий показал ей ксерокопию одного письма Липовского к Вере.
«Ваше сіятельство, дорогая моя графиня Вѣра Васильевна! Вчера ночью послалъ къ Вамъ моего слугу Сашку съ темъ, что Вы просили. Надѣюсь, теперь въ Вашемъ будуарѣ всѣ мыши и крысы исчезнутъ».
— Крысиный мор, — закивала Тамара. — Он передал ей крысиный яд. Но почему ей? Неужели мало слуг, которые могли бы просто купить этот яд, я не знаю, в аптеке?
— Ну, дорогая моя, откуда же мне знать? Вполне допускаю, что Андрей знал, что Вера готовит убийство своей крепостной, что она посвятила в свои планы любовника. Вот он и прислал ей яду.
— Считаешь, графиня заманила Ольку в свой потайной будуар?
— Я думал об этом. Нет, предполагаю, что она дала ей выпить яду в своей спальне. Так же, как и собаке в еду подмешала. А потом спустила трупы вниз, спустилась сама и приняла яд. Нервная была графиня, душа ее не выдержала такого любовного испытания, как ревность.
— А помнишь, как ты мне рассказывал, что после того, как графиня как бы сбежала, в округе слышали собачий вой? Думаю, собака не сразу погибла… Господи, какая жуткая история!
— Так вот, я не договорил. Предполагаю, что Прозоров все же обнаружил трупы, и вот, чтобы это тройное убийство как-то скрыть, он и съехал оттуда. Может, и танцовщицу выдумал с Парижем. А в тайник этот мог насыпать соль, много соли, чтобы трупы не разлагались, а мумифицировались. Ну а со временем, конечно… — сама видела, что с ними стало. Есть еще один вариант. Этот тайник граф мог так законопатить, что…
— Да, я поняла. Уф, ладно, хватит уже о трупах. Давай лучше чай пить.
— Тома, да у меня сегодня чуть сердце не разорвалось, когда все это случилось!
— Я бы предложила тебе водочки, но тебе же сегодня и без того плохо стало, ты вон сознание потерял… Надо бы тебе к врачу обратиться. Ты приходи к нам, мы тебя пообследуем, хорошо?
Вместо водки она накапала Василию в чай успокоительных капель, заставила выпить и сама уложила его спать. Вернулась на кухню, закрыла дверь и некоторое время сидела, уставившись в одну точку. Затем достала из кармана то, что грело ее весь этот трудный день и придавало сил, и положила на блюдце.
Это был перстень с большим синим камнем. Тамара тщательно отмыла его в горячей воде, пока готовила ванну. Золото, сапфир… Она, рухнув в подпол, случайно увидела его в земляном мусоре рядом со скелетом.
Тамара снова спрятала его в карман. И сжала пальцами, словно боясь, что он исчезнет, как сон.
А что, если под скелетами осталась еще куча драгоценностей, которые она могла бы разрыть, пока находилась там? И зачем так рано заорала? Ну, ударилась, ну, испугалась… Глупая гусыня!
Слезы потекли по щекам Тамары. Хорошо, что хотя бы перстень посчастливилось найти, взять и спрятать. А сколько еще всего могло быть там…
Тамара вздохнула, достала бутылку водки из холодильника, наполнила рюмку, выпила и закусила земляничным вареньем.
21. Лина Круль
Вернувшись домой под утро от Левы Гурвича, я почувствовала себя по-настоящему больной. Мой мозг отказывался продолжать играть со мной в эту опасную игру. Все слишком далеко зашло. Далеко и глубоко. Степень самовнушения просто зашкаливала. Но самое отвратительное и опасное заключалось в том, что в этот кроваво-криминальный водоворот уже постепенно ввинчивались и другие люди, которых я использовала. Возможно, не будь тех ядреных маслят в лесу, все могло бы завершиться совершенно другим образом, как раз таким, как… Ох, и что мне теперь было делать? Ведь повернуть события вспять было невозможно. В нашей квартире умывалась слезами Марина, оплакивая Лину, вот что еще не давало мне покоя! И только маленькая Ульрика, лопоча что-то на своем языке, играла игрушками, ползая по ковру, заглядывала нам в глаза и улыбалась, показывая маленькие нежные зубки.
Я не могла спокойно смотреть ни в ее маленькие глазки, ни в глаза Марины. Меня несло в какую-то черную пропасть, на дне которой сверкали бриллианты и изумруды, сияли жемчуга и сапфиры. И я больше всего боялась сойти с ума, сорваться со своей здоровой оси и улететь в космос.
Там тогда все придумывалось быстро, в суете и страхе. Да и страх был какой-то леденящий, смертельный.
Мне бы по-хорошему немного притормозить и отправиться куда-нибудь отдохнуть, в какой-нибудь санаторий, где можно было бы тупо выспаться. Но я же понимала, что сна все равно не будет. Что мою кровать ночью обступят все те, кто теперь кружился со мной на этой чертовой карусели, и что они своими вопросами или просто прожигающими взглядами не дадут мне сомкнуть глаз.
Первым присядет на мою кровать и возьмет меня за руку Дождев. Он улыбнется и скажет мне, что сильно соскучился, что хочет меня увидеть, чтобы задать мне кучу вопросов, одним из которых будет: кто ты? Лина или Таня? Затем ляжет рядом и спросит, сладкой ли была та земляника, ради которой мы и остановились рядом с этим роковым лесом. Может, поинтересуется, берегла ли я грибницу или вытаскивала грибы руками, безжалостно вырывая их из земли. Пока мы с ним будем разговаривать, с другой стороны кровати появится призрак Левы. Он тоже возьмет меня за руку и скажет, что влюбился в меня с первого взгляда. Что он так счастлив, что я обратилась именно к нему, и что готов прощать мне все, даже предательство и подлость. И что готов ради меня сам стать охотником и разыскать Рокота, чтобы расправиться с ним.
В ногах расположится наша чудесная Любовь Николаевна, она поставит мне в ноги большую сумку и скажет, что у них все в порядке, что она купила продукты и все необходимое, так что мне теперь не о чем волноваться. И что она готова ждать столько, сколько нужно. Где-то за фигурой Дождева замаячит тень его друга-эксперта, который молча будет крутить пальцем у виска и тихо обзываться на всех вокруг: дураки, идиоты, кретины и вообще циничные люди. Прямо над моей головой возникнет призрак моей Лины. Ее лицо будет освещать тихая загадочная улыбка. И я помашу ей рукой… И рефреном среди всего этого хаоса будет временами звучать заливистый тоненький детский смех — так смеется Ульрика.
И куда мне спрятаться от них? Как заглушить в себе эти голоса и разогнать призраков?
Признаться, что план был плох с самого начала, что он попахивает безумием — почему бы и нет? Отказаться от него? Но тогда все рухнет в одночасье. И все мои страдания окажутся напрасными и будут в конечном итоге запечатаны в тюремной камере, а на моем лбу появится клеймо убийцы. И кто от этого выиграет?
Если же я доведу эту сложную игру до самого конца, то все будут щедро вознаграждены. Хотя что проку будет от моей благодарности, если они отвернутся от меня. И я увижу лишь их удаляющиеся спины. Найду ли я в себе силы жить дальше? Смогу ли сохранить уважение к самой себе? Или же мое сердце, которое уже сейчас почти окаменело, превратится в булыжник?
Мне было очень страшно.
— Привет, Мариночка, как вы?
Я вошла в квартиру, зная, что Марина уже не спит. Она всегда вставала рано, а сейчас, после всего, что ей пришлось узнать и пережить, она и вовсе лишилась сна. Я еще с улицы заметила, что в кухонном окне горит свет. Весь дом спит, а Марина наверняка пьет кофе.
Я вошла, мы обнялись. Лицо Марины опухло, веки от слез набрякли.
— У нас все хорошо, а у тебя? Ты нашла того, кого хотела найти?
В ту ночь, когда Марина поддержала меня, когда дала мне понять, что я могу на нее положиться, я сказала ей, что собираюсь найти человека, который помог бы мне отыскать Рокотова. Кроме того, я сказала, что намерена продать дом Лины, чтобы у нас были деньги — и на поиски Рокотова, и на содержание Ули, и на памятник Лине. И попросила ее не задавать лишних вопросов, потому что мне и без того трудно. И предупредила, что я не могу ей рассказать все, о чем я просто вынуждена умолчать, поскольку это касается других людей.
Вот поэтому, отвечая на ее вопрос, нашла ли я того, кого хотела, я ограничилась одним словом: да.
Стиснув зубы, я обняла Марину, уверила ее, что все в порядке и что все вопросы, которые я перед собой поставила, хоть и не так быстро, но решаются. Хотя на самом деле все неслось вперед с ураганной скоростью! Кто бы мог предположить, что моя молодость и смазливая внешность так помогут мне и сыграют не последнюю роль в моем дичайшем и дерзком плане?! Думаю, мне просто повезло, что на моем пути попались одинокие и жаждущие женской ласки мужчины. Получается, что молодость и относительная красота — тоже драгоценность, настоящий капитал! Ну и еще характер, который формировался в трудных условиях выживания в столице. Получается, что я все делала правильно. Вернее, мы с Линой делали правильно. А ведь как много сомнений и страхов нас подстерегало на каждом шагу. Это ее решение оставить ребенка, когда ну просто все было против нас, безработных, бедных, без чьей-либо поддержки… Москва, встретив нас прохладно, постепенно распахнула нам свои объятья.
Я выпила чаю и отправилась спать. И удивительное дело, я уснула, причем довольно крепко. И засыпая, думала почему-то не о Дождеве, которым восхищалась и которому была благодарна за все, что он для меня делал, но которого я все-таки боялась, а о милом и добродушном, пусть и наивном, с нежными руками Леве Гурвиче.
— Танечка, ты очень плохо выглядишь, — сказала мне Марина, когда я, проспав пару часов, выползла из спальни и пришла на кухню, чтобы выпить кофе. Аппетита не было совсем, хотя я понимала, что надо было как-то восстанавливать силы. — Поешь щей, хватит глушить один только кофе!
Она налила мне тарелку щей, и я заставила себя все съесть. Я старалась не думать о Леве, потому что жить в ожидании его звонка было мучительно. Я находилась в таком напряжении, что даже плечи мои стали словно металлическими и были скованы мощными пружинами. И я никак, ну никак не могла расслабиться.
Когда же раздался звонок, я аж подпрыгнула, схватила телефон, но, увидев, кто мне звонит, окончательно раскисла. Дождев. Да уж, «лучший» момент для разговора с ним было даже трудно себе представить!