– Сонце низенько, вечір близенько, Вийди до мене, моє серденько!
От нахлынувших воспоминаний скупая слеза скатилась по щеке Саватия Ничипоровича и, упав с длинного запорожского уса, растворилась в стакане с мутным содержимым целебного хуторского настоя.
Мысли вновь возвратили Саватия Ничипоровича в родные края, в тот особый, памятный украинский вечер, когда с ним и приключились удивительные события.
Июльский закат раскрасил небо в тёмно-синий цвет. С середины неба в окружении ярко вспыхнувших звёзд выглянул месяц. Величественная тишина опустилась на украинский хутор. Лишь из рощи черешен доносились раскаты соловья.
Под потолком небогато убранной украинской хаты свисали увесистые веники целебных трав и кореньев, на скамьях стройными шеренгами разместились разнокалиберные бутыли с лекарственными настоями и жбаны с чудодейственными отварами.
Перед открытым окном в свете лучины сидел Саватий Ничипорович, наслаждаясь красотой тихого украинского вечера, он задумчиво, как бы вспоминая свою неспокойную молодость, перебирал струны бандуры и напевал:
– Не хилися, явороньку,
Ще ж ти зелененький,
Не журися, козаченьку,
Ще ж ти молоденький!
Со скошенных полей, из-за перелеска, ветер доносил вечернюю прохладу, смешанную с ароматами полевых трав и цветов.
– Дивный вечер! – размышлял Саватий Ничипорович, как вдруг в дверь постучали.
– Кого ещё там бис принёс! – прервал чудодейственное созерцание Саватий Ничипорович.
– Это я, Грицько! Откройте, Саватий Ничипорович! Меня к вам Опанасий Казимирович прислал! – кричал уже в дверях босоногий, лет тринадцати мальчуган со старческим лицом, в сильно заношенных штанах с помочью через плечо.
– А! Так это ты, Грицко! Заходи, малец! Приложу тебе лопух от падучей! Враз оживёшь! Ножки выпрямятся, шейка вытянется! Будешь скакать ясным соколом! – обнадеживающе приветствовал Саватий Ничипорович парнишку.
– Огромное вам спасибо, Саватий Ничипорович, за заботы ваши! Перестал я хромать на левую ногу! Как рукой сняло после настоев да кореньев ваших! Только вот почему-то на правую ногу стал припадать и правая рука почти не сгибается! Еле до вас доковылял! – простонал мальчуган, входя в дом.
– Ладно те о грустном! Рассказывай, что Опанасию Казимировичу от меня нужно, никак чудодейственный отвар на можжевеловых кореньях с помётом степного перепела закончился? – участливо осведомился Саватий Ничипорович, вешая бандуру на стену хаты.
– А сказал он, Саватий Ничипорович, за вами идти и без вас не возвращаться, дело говорит очень срочное! – присев на край лавки, тяжело дыша, пояснил мальчуган.
– Хорошо, Грицко, прогуляюсь! А ты поправляйся! Да почаще корень хвоща с сушёными весенними мухами принимай! Глядишь, и забегаешь! – ответил Саватий Ничипорович, собираясь в дорогу.
Пробираясь садами черешни и время от времени, дабы сократить путь, перемахивая через хуторские околицы, Саватий Ничипорович и сам не заметил, как оказался у знакомой покосившейся хаты с растрескавшейся деревянной табличкой «Редакция газеты „Хуторской здравник“».
В лучах керосиновой лампы, струившихся из окна хаты, Саватий Ничипорович без труда различил знакомый силуэт главного редактора своей любимой газеты Опанасия Казимировича.
– Доковылял-таки Грицко! Откуда только силы у парня берутся?! – послышался в ответ на стук Саватия Ничипоровича знакомый голос главного редактора газеты.
– Никак посылали за мной, Опанасий Казимирович? – осведомился, входя, Саватий Ничипорович.
– А за кем мне ещё посылать, Саватий Ничипорович, если ты у меня единственный действительный корреспондент нашей газеты?! Вдвоём мы с тобой остались…
А ещё каких-то полгода назад у меня в газете полный штат был! Залечил ты их, Ничипорович! Да что их! – вдруг в сердцах воскликнул главный редактор, – Ты посмотри, как в хуторе тихо стало! Ещё каких-то полгода назад в это же самое время… Шум, гам, песни, веселье! А сейчас тишина!.. – сокрушался Опанасий Казимирович.
– Народ здесь тёмный, малограмотный, про то, что мать-природа исцеляет, не слыхивали, да и пропорции моих целебных снадобий не соблюдали… вот и результат! – рассудительно заключил Саватий Ничипорович, присаживаясь на лавку.
– Да… – в раздумьях произнёс главный редактор. – Природа… мать! Исцеляет! Вот поэтому и позвал я тебя! – перешёл Опанасий Казимирович от общих повседневных наблюдений к сути вопроса. – Заявка с самых высоких инстанций пришла, на участие в конкурсе целителей, знахарей и ведунов, на приз гетьмана Сагайдачного, с нашей редакции требуют выделить одного участника… – многозначительно изложил суть проблемы главный редактор.
– Не отвертеться! – вырвалось у Саватия Ничипоровича, – А за что бороться-то предстоит, Казимирович? – осознав неизбежность своего участия в конкурсе, как бы невзначай поинтересовался Саватий Ничипорович.
– Поговаривают, что поездка в санаторий районного значения, с отоплением, горячей водой, туалет в доме… – почти шёпотом поделился тайными сведениями Опанасий Казимирович.
– А как санаторий-то называется? – не скрывая любопытства, поинтересовался Саватий Ничипорович.
– Название очень путанное, явно западенское…
Ах, вот здесь написано… Лас-Пальмас, – прочитал по бумажке Опанасий Казимирович.
– Впервые слышу! – незамедлительно отреагировал Саватий Ничипорович. – Хотя постой, не те ли это несколько недавно построенные двухэтажные бараки в карпатских болотах, о которых год назад трубили все западенские газеты?! – порывшись в памяти, вдруг вспомнил Саватий Ничипорович.
– Вполне возможно, – согласился главный редактор. – От западенцев чего угодно можно ожидать… Народ непредсказуемый, – рассудительно подытожил Опанасий Казимирович.
– Да, места там удивительные, а какие там жабы целебные в карпатских болотах! – мечтательно произнёс Саватий Ничипорович, – Короче, есть за что побороться! Будет наша газета в передовиках! Оформляй, Казимирович, командировочные, а я приготовлю целебные снадобья! – утвердительно заключил он, прощаясь с руководителем и направляясь к выходу.
Изрядно поковырявшись в близлежащих болотах, на птицефермах и в свинарниках, исколесив все местные леса и лужайки, покопавшись в окрестных, поросших бурьяном огородах, Саватию Ничипоровичу удалось заготовить невиданное количество знахарского зелья. Когда количество чудодейственных бутылей и жбанов превысило все мыслимые и немыслимые пределы, Саватий Ничипорович отчётливо ощутил, что он наконец-то готов к схватке за билет в счастливую болотную жизнь.
Получив сердечное напутствие и командировочный билет от главного редактора любимого издания, Саватий Ничипорович весьма решительно отправился исполнять свой знахарский долг. А в долгу у него, как выяснилось, впоследствии, оказались многие.
На третий день соревнований Саватию Ничипоровичу удалось вывести из строя более половины участников. Дольше всех держался матёрый карпатский колдун, казалась, ничто его не могло взять, ни настой на крысиных хвостах, ни первый сбор бузины на кроличьем помёте.
Подливая целительские настои в стакан колдуна за банкетом, подсыпая отвары в тарелку за ужином, Саватий Ничипорович с нетерпением ждал результатов. Но колдун лишь некоторое время спустя, отыкавшись, хитро подмигивал и потирал густые длинные усы. Казалось, целительская удача отвернулась от Саватия Ничипоровича. Впрочем, не тут то было!
Порывшись в запасниках, он неожиданно для самого себя обнаружил отвар, заготовленный ещё его дедом: превосходную смесь красных мухоморов, корня лопуха лугового и жабьих лап редкой породы. Ни минуты не сомневаясь, он в тот же день засыпал полжбана содержимого колдуну в украинский борщ.
Отведав борща, колдун, как обычно, начал икать, отыкавшись, по привычке попытался хитро подмигнуть Саватию Ничипоровичу, но неожиданно, скованный параличом, упал со стула с ложкой в руках.
Долго удивляясь необъяснимому выходу из конкурса всех участников за исключением Саватия Ничипоровича, авторитетное жюри было вынуждено присудить победу единственному претенденту.
Как единственному и неоспоримому победителю конкурса, Саватию Ничипоровичу была оказана честь бесплатной доставки в аэропорт для дальнейшего перелёта в пятизвёздочный санаторий.
Впервые увидев самолёт и совершив перелёт, да к тому же приземлившись непонятно где, Саватий Ничипорович испытал ужасный стресс, поэтому неописуемо проголодался, и прямо с трапа самолёта побежал в ближайшую закусочную, коей и оказался китайский ресторан «Утка по-пекински».
Появление странного типа со всклоченными волосами в изодранном купальном костюме, беспрестанно рыскающего по столам в поисках воды, вынудило Саватия Ничипоровича отвлечься от сладостных воспоминаний.
«Не один ли это из претендентов, от коих я благополучно избавился в первых три дня соревнований?! – мелькнула тревожная догадка в голове Саватия Ничипоровича. – Уж больно он похож на Охримея, ведуна из хутора Собачаева: волосы также всклочены, вид потрёпанный, лицо покусанное… Ну вылитый Охримей! Только ведь точно помню, скосил я его волчьей ягодой на бледной поганке с запечёнными кореньями топинамбура!» – мысленно рассуждал Саватий Ничипорович, наблюдая за хаотичными перемещениями Льва.
– Охримей, никак жажда замучила? – дабы развеять сомнения, окликнул Саватий Ничипорович судорожно поглощавшего остатки воды из забытого кем-то на столе стакана Льва.
– Какой я вам Охримей?! Вы что, за одно с этим пиратом и мартышкой?! – запыхавшись, прокричал Лев, хватая без разбора со стола и залпом выпивая стакан с мутным содержимым.
«Точно не Охримей! Да и откуда ему взяться тут? Я же собственными глазами видел, как его с коликами врачи уносили!» – мысленно рассудил Саватий Ничипорович, а вслух с улыбкой радушия, свойственной всем знахарям и целителям, добавил:
– Вижу, потрепала тебя жизнь, в хворь вогнала! Сидай, хлопец! Сейчас мы всё поправим!