– Даурхатты, – кивнула Миалинта. – В общем-то ничего особенного. Стены из все тех же камней со связующей прослойкой. Высокие, в три-четыре сажени. И толстые – такие, что могли бы защитить от штурма. И стоят ровными кругами. Без ворот, без въездов, без подкопов. Просто круги стен, поставленные не то произвольно, не то по какому-то умыслу. А круги огромные. Под стать Предшественникам. Любопытно, правда?
– Может, они их и поставили?
– Нет. Я же говорю, кладка прочная, но грубая. Каахнерская. Хотя размах впечатляет. Жили в своих пещерах, ничего ценного после себя не оставили, а некоторые из кругов в поперечнике до пяти верст. Наш, в Лаэрноре, поменьше. Версты три.
– Тоже неплохо.
– Да.
– А что за стенами?
Первый даурхатт обнаружили при Лиадоре, отце Эрхегорда. Что с ним делать, не знали, а внутрь заглядывать боялись. Думали, там – очередные калургеры, провалы, как под Багульдином, или даже места обитания подлинных, живых калургов. После коронации Эрхегорда нашли еще три даурхатта. Сам ойгур распорядился обследовать один из них. Тогда пустили через стену нескольких следопытов. Они там каждую пядь обыскали. Ничего не нашли. Ни провалов, ни калургов. Просто лес. Это было в Западных Землях, чуть южнее Ара-Култука. Ни следа каких-либо строений, ни руин, ни знаков. Пусто. Заглянули в другие даурхатты и тоже ничего не нашли.
– Ну да, – хмыкнул Громбакх.
– Что?
– А ты думаешь, если б нашли, так бы сразу и раструбили по всем городам.
– Не знаю. Но факт простой…
– Факт, что даурхатты стоят в разных местах, – говоря, охотник поглаживал бутылек с маслом для носовых бурок. – В лесах, в открытых полях, в песках, в горах. Значит, сама местность каахнеров не волновала. Волновало что-то другое. То, что они хотели спрятать. Или защитить.
– Может, когда-то там действительно что-то хранилось. – Миалинта огляделась. В потняцкой теплилось еще три соляных светильника. Если нас было пятеро, то за другими столами сидело по восемь – десять человек. Некоторые о чем-то приглушенно говорили, но большая часть молчала.
– Может?! – фыркнул охотник. Вытащил пробку из бутылька, окунул в него палец и принялся мазать им по лайтанным кольцам в носу. – Яшмовая долина, скажешь, совпадение?
– Не знаю. А вообще говори потише. Здесь могут быть уши.
Уши тут только свиные. Натерты корцией и давно сварились. – Спрятав бутылек, надышавшись маслами, Громбакх потянулся щипцами к кипятку – выхватил небольшую рыбешку-сканду, бросил ее перед собой на стол и, не дожидаясь, пока она остынет, схватил руками. Швыркая слюной, откусил голову, сплюнул ее на пол и принялся пальцами выковыривать из брюха сочную мякоть.
Я уже отказался от попыток раздобыть что-либо в желобе. Решил, что все дело в щипцах. Стал при скупом свете осматривать и проверять их крепление, когда Миалинта ловко подцепила мой уже давно готовый кусок мяса, положила перед собой и сразу придавила рияжной лепешкой.
Громбакх, хлопнув меня по плечу, хохотнул и, склонившись, прошептал:
– Эта юбка хороша, но будет тебя объедать. Осторожней.
Я оттолкнул Громбакха, схватил его щипцы, а взамен бросил ему свои, чем окончательно рассмешил охотника. Попытался выудить из желоба рыбешку Миалинты. Не смог. Все по-прежнему выскальзывало из щипцов. Надавив сильнее, только разломил рыбешку пополам.
– Ну, спасибо. – Миалинта с демонстративным наслаждением откусила от мяса.
В конце концов мне удалось подцепить одну из половинок. Дрожащими руками, опасаясь слишком сдавливать щипцы, я поднес кусок к себе, опустил его на стол. Готово. Улов, правда, был небогатым. Хвост с торчащим хребтом и потрохами.
– Смотри не объешься. – Громбакх, дрожа от смеха, моими щипцами без затруднений выхватил из соседней емкости сразу три цельные рыбешки.
– В любом случае, – продолжала Миалинта, – сам Эрхегорд на даурхатты особого внимания не обращал. А когда власть в Вер-Гориндоре на время захватил Бауренгорд, тот чуть ли не первым делом распорядился сломать их стены. Разнести по кусочкам так, будто их никогда не было. Сломать, правда, успели только стены под Ара-Култуком и то не полностью. Эрхегорд вернул власть, объявил себя Венценосным ойгуром и отменил приказ брата.
– А даурхаттами так и не заинтересовался. – Охотник, сжалившись, отдал мне две рыбешки.
– Да. Эрхегорд не придавал им значения даже после того, как распорядился вновь замуровать Таильскую пещеру. И только его сын Ниалам подписал указ, запрещающий кому-либо подходить к стенам даурхаттов ближе, чем на полверсты.
– Глупый указ, – зевнул охотник.
– Какое-то время он защищал стены каахнеров.
– Тогда своих-то стен не хватало.
– Да, Земли только укрепляли власть. А ближе к Темной эпохе появлялось все больше желающих обследовать даурхатты. Поначалу туда лезли только выходцы из Земель Нурволкина, а потом и все наши оживились.
– Старая песня. Нерлиты вдруг подумали, что там лежит их Спящий, а южане заподозрили, что там можно разжиться новыми лигурами.
– Так что в годы Наилтиндора даурхатты – все до единого – были изучены.
– А чтобы не нарушать старый указ, решено было поступить очень мудро. О-очень! – Охотник с улыбкой посмотрел на меня.
– Стены просто сломали, – догадался я.
– Молодец! Звание главного умника остается при тебе! – Громбакх задорно хлопнул себя по колену. – Стены раздолбали так, что и камней не осталось. Приближаться было не к чему, значит, и закон уже никто не мог нарушить.
– Мечты Бауренгорда сбылись, – вздохнула Миалинта. – Что бы это ни значило. Впрочем, некоторым стенам повезло. Как в Лаэрнорском лесу. За долгие века лаэрнорскую стену порядком занесло землей. Она заросла так, что теперь больше похожа на скальные останцы. Ее ломать не пришлось.
– Сейчас люди и позабыли, где эти самые даурхатты находились, – добавил сидевший напротив меня Теор.
Он истекал потом. Часто поправлял влажные, липнувшие к лицу волосы, но отказывался даже ослабить ворот. О том, чтобы расстегнуть костюм или хотя бы распустить завязки на рукавах, он, кажется, и не помышлял.
Миалинта платком промокала шею. Всегда сопровождавший ее запах червоцвета и адельвита тонкими струйками пробивался через дымные ароматы потняцкой. И этот запах был куда приятнее того, что сейчас источал охотник; я предпочел сдвинуться по лавке поближе к Миалинте. Рукава я засучил, и наши локти уже несколько раз соприкасались. Я чувствовал тепло ее кожи. Миалинта, кажется, не обращала внимания на эти прикосновения.
Слушая рассказ о даурхаттах, я следил за тем, как приподнимается кончик ее прямого носа. Черные лицевые сигвы при свете жаровней напитались карминовыми оттенками. Светлая кожа потемнела. И только волосы фаита совсем не изменили своего цвета – оставались все такими же ярко-золотыми. После того что случилось в Багульдине, Миалинта их подровняла и так сделала совсем короткими. Сейчас не верилось, что не так давно у нее были черные волосы, которые по красоте и длине могли бы поспорить с волосами Эрзы.
– Стен нет, – кивнула Миалинта. – Ни камня. Все, чтобы соблюсти закон Ниалама. Как ойгура его чтут не особо, однако он был сыном Эрхегорда.
– И что тут плохого? – не понял я.
– В том, что его не особо чтут?
– В том, что границы даурхаттов стерлись.
– Ха. – Громбакх ткнул меня в плечо. И дальше говорил пискляво, дергано – как мог, подражал Птеарду, которого сам никогда не слышал и о голосе которого знал только по моим словам. – А народ нынче пошел нервный. Воспитуешь, воспитуешь, а толку? Вот, где мой сын? Кто его сожрал? Ты? А ну давай кишки показывай, где мой мальчик?
– Кстати, где? – Я без улыбки посмотрел на Теора.
– Я уже сказал, – протерев лоб рукавом, Теор подтянул к себе корзинку с лепешками. На его худом бледном лице припухший нос выделялся, словно ночник на свежей скатерти. – Вайрик мой друг. И да, я помог ему сбежать от Птеарда.
– По Старой дороге?
– Это был единственный шанс. На тракте нас бы поймали люди Птеарда. И стражники.
– Стражники? – удивилась Миалинта.
– Новый комендант Целиндела – племянник Птеарда.
– Любопытно. Не знала.
– Когда отец выродок, вариантов остается немного.
Все, даже Тенуин, с удивлением посмотрели на Теора.
– А наш паучок умеет не только словеса плести. Если что, может и какахой по морда́м. – Гром поднял с пола кувшин с хмелем. Наполнил свою чашу и чашу Теора. – Выпей. И скажи, где теперь твой Вайрик.
– Не знаю.
– Хорошие друзья.
– Где-нибудь в Лощинах Эридиуса. Открыл свою птичью лавку. И живет себе спокойно, без Птеарда. Как сын, он ему никогда не был нужен. Вайрик – птицелов. Один из лучших. Вот и все. У Птеарда пятеро детей. И все давно разбежались. Он и рад, что никому не надо помогать. А Вайрика держал. И переживает теперь только из-за убытков.
– «Где-нибудь в Лощинах Эридиуса»… – повторил я. – Помог ему сбежать, а он даже не сказал, куда поедет?
– Я не спрашивал. Захочет, сообщит. Для него главное – порвать с прошлым. Я вас не обманываю. Если б обманывал, назвал бы и город, и улицу, и номер дома.
– Логично, – кивнул я. – Только я не говорил, что ты врешь.
– Странно, да? – Громбакх отставил пустую кружку. – Уже столько треплет, а еще ни разу никаких «господ», никаких «друзей». Выкает, правда. Значит, надо было сильнее бить, может, и выкалка отключилась бы.
– Господа, послушайте…
– Ну, началось…
– …мне, правда, неприятно, что я втянул вас в эту историю. И не забывайте, тут есть и ваша вина.
– Чего?!
– Я знал, что не все в Целинделе мне рады. Знал, что могут быть трудности в… общении с некоторыми весьма уважаемыми людьми…
– Это ты про меня, что ли?
– Поэтому не хотел идти в Заложный дом. Знал, что нас могут увидеть те, кто видеть не должен. Но вам непременно захотелось получить обходной залог, будто…
– Тебя пасли от Ноиллина, – напомнил Громбакх.
– Стражники, да. И от них как раз проблем не было.