запад: начиналась от пасечного города Розбарга, вела вдоль опушки Лаэрнорского леса, проходила через Авендилл и оканчивалась в Ворте, так же известном своими пасеками. Когда двенадцать лет назад жители бежали из Авендилла, торговцы и простые люди отказались ехать через него, предпочитали заранее свернуть с дороги, катиться добрые десять верст по земляным проселкам и лишь потом возвращаться на твердые плиты карнальского камня. В конце концов наместник Восточных Земель распорядился изменить направление Пчелиного тракта – официально пустить его в обход пустующего и тревожащего слухами Авендилла. Однако дорогу это не спасло. К тому времени люди начинали сторониться Лаэрнорского леса – зараза, изначально затронувшая лишь сам здравный город Лаэрнор, теперь, по слухам, распространилась на весь лес, сделав опасными даже отдаленные опушки. Прошло еще несколько лет, прежде чем Старая дорога притянула крысятников и поэтому окончательно закрылась для большинства людей.
По словам Эрзы, Пчелиный тракт за последние пять лет стал излюбленной дорогой контрабандистов и всех, кому запрещен торговый въезд в Целиндел и Предместье. Крысятники там действительно встречались, но не так часто. Из-за страха перед Лаэрнорским лесом туда шли отчаявшиеся грабители – из тех, кто не прижился в Ничейных землях и скрывался севернее Бальских сопок, в районе Мертвых лесов Деурии, предгорий перевала Курчегер или болот Местании. Места эти спорные – находятся на стыке Восточных, Северных Земель и Лощин Эридиуса, так что коменданты никак не могли определить, кому именно охотиться за крысятниками, да и нужно ли это делать вообще, так как те, скорее всего, со временем сами изведутся от жизни в не самом гостеприимном крае.
Большая часть контрабандистов в обход пошлины вывозила каменные поделки из Багульдина, ценные товары из княжеств Своаналирского плато. Везли все, что удавалось скупить у рыскарей, грабящих покинутый еще в Темную эпоху монастырь Муэрд-Илин в глуши Муэрдорского леса. Предметы, связанные с муэрдинами[16], пользовались большим спросом в Южных Землях. В сопровождение контрабандисты нанимали проводников. Кто-то помогал им спуститься из Багульдина в обход заставы Ноиллина, а кто-то сопровождал их по Старой дороге.
Одну из таких наемных групп в Целинделе возглавлял муж Эрзы, задолго до нашего прибытия выехавшего с очередными контрабандистами – они оплатили сопровождение до Матриандира.
– Так она замужем, – вздохнул охотник, когда мы одевались на выходе из потняцкой. – Я уж думал будить свою обходительность. Три дня ехать вместе… мало ли что. – Гром подмигнул мне.
– Не смешно, – устало ответила Миалинта.
Радужки ее глаз выцвели, стали серыми со слабой, едва уловимой примесью жемчужного.
– А я не смеяться с ней собирался.
– Посмотришь на ее гирвиндионца, весь твой юмор зачахнет. – Я подтолкнул охотника в бок.
– Нашел чем удивить. И не таких видали. И не таких пинали.
– Ну да.
– Вот тебе и да, – лениво, через зевоту ответил Громбакх.
– Какую плату возьмет твоя подруга? – спросил Тенуин.
– Ты правильно сказал. Подруга.
– Ни одной монеты? – удивился Гром.
– Мы давно дружим.
– Ну хорошо. – Охотник оживился. – Она питается дружбой. Теперь понятно, почему такая худая. А ее люди? Их будет трое. Они тоже согласны на завтрак жевать великодушие, на обед – сердобольность, а на ужин – сострадание с присыпкой из улыбок?
– К чему ты? – Миалинта не хотела спорить.
– К тому, что это ее работа, и странно, что она согласна выполнить ее бесплатно.
– Мы друзья. И Эрза многим мне обязана.
– Ладно, ладно. – Громбакх пожал плечами. – Просто время сейчас такое. Багульдин открылся. Значит, заказов много. Тем более в Багульдине нет коменданта. Зельгард – того, тю-тю.
– Кстати о Зельгарде. – Я отворил дверь потняцкой. – Знаешь, кто отец Эрзы?
– Откуда мне знать?
– А ты подумай.
– И как тут думать? Что, у нас на все Земли два мужика плодят?
– Зельгард.
– Что Зельгард?
– Ее отец.
Громбакх поморщился. Махнул рукой. Внимательнее посмотрел на меня. Потом на Мию. Понял, что я не шучу, и весь вздернулся. Не то хрюкнул, не то прохрипел что-то сумбурное. Потом наконец разродился громким:
– Ха!
– Вот тебе и «ха». Эрза раньше жила в Багульдине, там и познакомилась с Мией.
– Дела… – Громбакх, посмеиваясь, вышел на улицу. – Значит, далеко пойдет. Точнее, уже пошла. Неудивительно, что Зельгард с такой мордой ходил. Дочь коменданта водит контрабандистов. Или брешешь? – Охотник еще раз внимательно посмотрел мне в глаза. Убедился, что я серьезен, и опять выдавил свое: – Ха! А она знает, что ее папаша убежал гулять по туману?
– Судьба Зельгарда Эрзу не интересует, – промолвила Миалинта.
– В Целиндел она сбежала как раз от отца, – пояснил я. – Она неродок[17].
– Жуть! – Громбакха заинтересовала эта история, он хотел немедленно выслушать подробности, но я подтолкнул его в направлении постоялого двора.
Эрза предлагала взять в сопровождение шесть наемников, но Тенуин потребовал, чтобы их, включая Эрзу, выехало не больше четырех. Два других наемника должны были переправить мою гартоллу, а с ней бо́льшую часть нашей поклажи к Икрандилу и там оставить на сохранение в подворье «Чонга». Нам не стоило показываться в гартолле, отмеченной людьми Птеарда и городской стражей. Взамен Эрза обещала прислать в Гориндел путевую наэтку[18].
Ближайшей ночью нам предстояло проселочными дорогами обогнуть Предместье с восточной стороны, а к рассвету выехать на Лаэрнский тупик. Главную опасность представлял мост на Маригтуе, комендант Целиндела изредка отправлял туда заставные проверки. В ближайшие дни проверок не ожидалось, но, чтобы не рисковать, Эрза обязалась пересечь мост уже сегодня вечером – отъехать на десяток верст по дороге, свернуть к Смолодарне и там нас поджидать:
– Дальше поедем вместе. К вечеру доберемся до перекрестка, где Лаэрнский тупик пересекает Старую дорогу. Оттуда до Авендилла останется не более двух суток пути.
План казался простым и не вызывал сомнений. Я тщательно проследил его по карте, при этом поглядывал на Громбакха: опасался, что одной хмельной истории ему будет мало.
Эрза предложила также подключить к поискам Илиуса на руинах Авендилла своих следопытов, но Тенуин твердо сказал, что наши пути разойдутся на отвороте к Усть-Лаэрну. Эрза на удивление легко согласилась с этим условием. Теор вновь промолчал.
День прошел быстро. Как и все мои спутники, я спал хорошо. Лишь проснувшись, обнаружил, что во сне умудрился до крови расковырять кожу вокруг браслета. Она все еще зудела. Вытяжка из бенгонных желез не помогла. Времени на поиск других мазей не было. Ограничился тем, что сделал повязку с лепестками цейтуса.
Перед отъездом, уже подготовив наэтку, проверили упряжь, облачили лошадей и минутанов в долгополые войлочные надёвки и попону с травными подушечками, а оставшиеся неприкрытыми участки шкуры смазали турцанской мазью.
Все, кроме Тенуина, натянули цаниобы[19]. Серый костюм из плотной куртки, втачных брюк и капюшона был покрыт множеством сеточных складок, кроме того, снабжен десятком плоских кармашков для ниоб – мешочков с защитными травами. Пахли они скверно, но оставались лучшим средством, отпугивавшим даже тигриных комаров. Дважды в день надлежало прочищать складки от застрявших насекомых и смачивать мешочки льольтным маслом, однако эта забота казалась мелочью в сравнении с болячками и воспалениями, которые мог подарить лес даже во время краткой прогулки.
Из-за цаниоб пришлось выбрать легкие кожаные доспехи. В полновесных нагрудниках, наплечниках и поножах ехать было бы неудобно. Лишь Тенуин остался в привычном бурнусе, который, по его словам, защищал ничуть не хуже. В нем даже были предусмотрены свои кармашки для ниоб, а также крепления для дополнительных защитных слоев материи.
Выехали, как и планировали, до заката. Миалинта ехала на минутане, Теор – на лошади, Тенуин сидел на крытых козлах наэтки, а мы с Громбакхом внутри – в седельной раскидке, за которой, огороженная перестенком, располагалась вся поклажа, если не считать запасов масла в фонарном хранении на крыше. Эрза должна была привести под Смолодарню еще одну лошадь и одного минута, а пока что лучшим было не привлекать внимания большим разъездом.
Тенуин хорошо знал местные проселки, так что к рассвету мы без приключений добрались до Лаэрнского тупика. Охотник пересел на лошадь, а Теор сменил его в наэтке – отмеченный исковой вестницей, он предпочитал сидеть в укрытии, лишний раз не показывая свое лицо.
Небо лежало над нами серым бугристым полотном, перетянутым черными жгутами. Оно едва сдерживало дождевой напор и только по швам изредка давало течь – начинало моросить. Колючие капли шелестели по крыше наэтки, просачивались сквозь плотную сетку на оконцах. Я рассеянно смотрел на обочину, больше интересовался собственными мыслями, но закрывать оконца роговыми ставнями пока что не хотел.
Наэтка бодро дробила по мощенной серым базальтом дороге. За мостом его должны были сменить плиты карнальского камня, которыми в этих краях выкладывали все основные дороги, кроме, конечно, Кумаранского тракта.
Ветер усилился, подхлестнул тканые подзоры под дверью наэтки и серые ленты, украшавшие ее борта от крепленой запятки до козел. С гор опять пахнуло грядущей осенью.
За обочиной не встречалось ни сел, ни путевых заимок. Взгорбленные поля кустарников сменялись унылыми перелесками черного сухостоя и редкими рощицами эйнского дерева – здесь их владения заканчивались.
В оврагах обильно цвела баурская черемуха, будто по ошибке занесенная сюда из теплых краев. Издали соцветие напоминало слет бабочек-серебрянок, привлеченных чистым ароматом нектара, но при всей красоте баурская черемуха оставалась ядовитой. Опасны были не только ягоды, горсть которых убивала самого крепкого человека, но даже аромат – сладкий и тягучий, он неизменно вызывал дурноту, а в жаркие дни расходился на несколько саженей тяжелым, почти видимым шлейфом и мог с легкостью отравить ребенка или небольшое животное.