– Да.
– Вот и славно. – Едва договорив, охотник вдруг заорал во всю ширь своей глотки. Никогда прежде, даже в сражениях, я не слышал от него такого рева.
– Кажется, наш друг – того, потек умом, – с нервной усмешкой промолвил Теор.
– Он знает, что делает, – коротко перебил его Тенуин.
Едва охотник затих, взревел уже бихчахт. Десять Громбакхов в раз не смогли бы рыкнуть с подобной глубиной и силой. В надрывном оре маргула распахнула пасть, из которой показались пятнистые язык и нёбо.
Марухши, кажется, забеспокоились больше нас. Стали перетаптываться на месте. Помогали себе средней парой лап, которые втыкались в землю, будто заостренные костыли.
– Стои́т? – спросил Гром.
– Смотрит тебе на спину, – опять проговорил Нордис.
– Значит, игра пошла. Тен, помогай. Я тебе рассказывал. Ты все помнишь?
– Все.
– Отлично.
Громбакх, расправив плечи, развернулся. Посмотрел прямиком на бихчахта. И неторопливо пошел в его сторону.
– Что происходит? – выдавил Феонил.
– Слушайте, – шепотом заторопился Тенуин. – Сейчас все зависит от того, как мы выполним весь ритуал.
– Какой еще ритуал? Вы тут сбрендили? – Густ через ткань цаниобы порывался расчесать бороду.
– Против стаи мы ничего не сделаем. И ты это знаешь.
– Густ, – скомандовала Эрза. – И все остальные. Слушайте, что говорят, и делайте. Это приказ.
– Для начала спешимся, – проговорил Тенуин.
Пока Громбакх вальяжно шел в сторону бихчахта, мы нехотя спустились из седел. Самец, замерев на валуне, следил только за охотником.
– И никаких вопросов, – настаивал следопыт. – Делайте, что я говорю. Все должно пройти слаженно.
– Мы поняли, – кивнула Миалинта.
– Самец должен поверить, что Гром вожак стаи. Тогда у нас будет шанс избежать стычки.
– Тоже мне вожак, – прохрипел Густ. – И пусть, что сражение. Посмотрим, кто кого.
– А если не поверит?
– Все самки бросятся в бой. Это будет означать, что мы даже не первичная стая, а простой сброд, с которым никто не церемонится. Настоящую стаю бихчахт уважает. – Тен легонько шлепнул своего коня по крупу. Тот отбежал в сторону и замер.
Так же сделали и остальные.
– А какие у нас шансы при стычке? – спросил я.
– Никаких, – спокойно ответил Нордис и чуть улыбнулся, точнее, оскалился.
Громбакх остановился. Теперь он был в центре поляны. В десяти шагах стояли мы. Еще в десяти – кони и минутаны. Вокруг поляны – валуны, до ближайшего из которых – чуть больше двадцати шагов. Редкие кусты, карликовые нуты. Других деревьев поблизости не было, но саму поляну окружали высокие лиственницы.
– Встаем полукругом. – Тен шагнул вперед.
Мы вытянулись полумесяцем за спиной охотника, а он тем временем неторопливо расстегивал цаниобу, приспускал втачные штаны.
– Что он делает? – прошептал Феонил.
– Бросает вызов.
– А как… – Миалинта сама оборвала свой вопрос. Дальнейшее стало понятно без слов.
Громбакх на десять шагов приблизился к бихчахту:
– А теперь молитесь, чтоб моя вонь его впечатлила. – Хохотнув, добавил: – Будете рассказывать своим детишкам. Если будет, кому рассказывать.
Расправив плечи, выпрямившись, Гром пустил струю. Эрза, глядя на это, нервно усмехнулась. Даже со спины было видно, что охотник старался взять как можно более высокую дугу. Неспешно водил тазом, демонстрируя бихчахту свою мощь.
– И кто тут ссыкун? – хмыкнул Густ.
Громбакх выдавил последние капли. Стал спешно застегивать цаниобу, затягивать крепления.
Марухши заволновались. Выставив морды, шумно втягивали воздух.
– Ну как, нравится? – Гром отошел назад, к центру поляны.
Бихчахт остался неподвижен.
– Все хорошо? – спросила Миалинта. – Надеюсь, нам не придется тут тоже…
– Он не принял вызов, – ответил Тенуин и стал закатывать рукава бурнуса. Готовился к бою.
Другие, заметив это, насторожились.
– Вот падаль, – выругался охотник. – Тен. Сейчас устроим спектакль. А ты принесешь бурдюк с хмелем. Понял?
Не дождавшись ответа, выхватил из-за спины топор. Развернулся к нам. Подбежал, заорал. Оборвал крик. Подпрыгнул. Заорал снова. Потом скомандовал:
– Скулите!
– Чего? – не понял Густ.
– Я сказал: скулите! – исступленно, размахивая топором, ответил Гром. – Он должен поверить, что вы мои самки. Мои! Скулите! Вам страшно! Жмитесь.
Бихчахт неподвижно наблюдал за происходящим.
– Делайте, – кивнул Тенуин, а сам направился к лошади охотника.
Феонил неуверенно проскулил.
– Больше страха! Ну! – Гром не успокаивался.
– Лучше сдохнуть, – проворчал Густ.
Мы с Миалинтой переглянулись. Давясь нервным смехом, стали скулить. Пригибались к земле, будто потрясенные силой и злобой племенного самца. Остальные нехотя вторили нам. Скулеж становился громче. Нордис и Густ молчали. Приходилось скулить за них.
– Да жмитесь, жмитесь к земле! – Охотник бросался из стороны в сторону. Крутил в воздухе топором.
Тенуин шел на корточках. Пятился. Одна из марухш, стоявшая сразу за лошадьми, оживилась. Оскалила пасть. Но не сдвинулась.
Бихчахт внимательно следил за представлением.
Гром неистовствовал. Кричал. Взвивался. Ругался. Показывал, что бьет нас. Несколько раз и в самом деле крепко приложился ладонью по спине Феонила и Теора. Те, войдя в раж, заскулили по-настоящему: жалобно, с дрожью. Эрза сбивалась на вой, прерывалась безумным хохотом, льнула к земле. Полукруг нашего построения дрогнул. Все стянулись потеснее друг к другу, а вокруг нас в дикарских припадках выплясывал Громбакх. Кричал что-то непонятное, нечеловеческое, то и дело срываясь в безудержный рев, на какой только была способна его глотка, и я начал побаиваться, что он в самом деле станет бить всех, кто попадет ему под руку.
– Может, тебе еще пятки полизать? – запыхавшись от постоянных приседаний, процедил Густ.
– Это потом! – радостно завопил Гром. – Когда будешь благодарить. А сейчас отдай свой зубач.
– Что?
– Зубач! Отдай! Сейчас! Паскудная бородатая самка! Ты забыла, в какой канаве я тебя подобрал?! Да с таким рылом на тебя и паршивый пес не позарится! Ну! Давай!
– Отдай ему, – спокойно проговорил Нордис. Гирвиндионец не скулил, не дрожал. Просто сел на землю и склонил голову. Этого, кажется, было достаточно.
– Да я… тебе… – Густ задыхался от злобы.
– Да понял я, понял, – выпучив глаза и колотя кулаком себя по груди, торопил охотник, – хочешь мне пятки лизать, это мы слышали. Успеешь еще.
– Да ты… – Густ дернулся вперед, но тут же рухнул на землю – его одним рывком осадил Нордис:
– Отдай.
– Тварь… – Густ кинул в ноги охотнику свой зубач.
Подоспевший Тенуин подбросил и бурдюк.
– Вот так!
Громбакх подхватил подношения от стаи. Вдруг успокоился. И неспешно, будто прогуливаясь ранним утром вдоль каналов Эйнардлина, пошел к ранее помеченному месту. Будто не орал только что до жжения в горле. Не выплясывал в припадках. Будто не было и целой стаи маргул. Подошел к влажной земле. Свернул крышку бурдюка. Выдавил пробку. Сжал бурдюк между ног и с уже привычным покачиваем таза стал выливать хмель – как можно более сильной струей.
Закончив, отошел назад, к центру поляны. Бросил бурдюк. В одной руке сжал топор, в другой – зубач.
– Поверил? – спросила Эрза.
– Если не поверит… – начал Тенуин, но не успел договорить.
Бихчахт утробно рыкнул. Приподнялся на задних лапах, распрямил когти на передних и всей тяжестью рубанул ими по валуну, на котором стоял. Полетела каменная крошка. Марухши заволновались. Стали тихо поскуливать – впрочем, даже скулеж от столь мощного зверя сам по себе мог вызвать не меньше страха, чем все бесноватое представление охотника.
– Он признал нас стаей? – с облегчением спросил Феонил.
– Да. А Грома вожаком. – Тенуин кивнул, но не перестал готовить бурнус к бою.
– А нас самками Грома, – шепотом усмехнулась Миалинта.
– Что теперь? – Голос у Феонила дрожал.
– Теперь самое сложное.
– Что?
– Гром бросит ему вызов.
– И будет с ним сражаться?
– Нет. В сражении у него нет шансов.
– Тогда что?
– Молчи.
Больше Тенуин не добавил ни слова.
Бихчахт неуклюже, тяжело спускался с валуна. Упирался на передние и средние лапы. Заднюю пару поджал так, что она едва касалась травы. Грузно прошелся к помеченному Громом клочку земли. Развернулся, показав острый хребет спины. Роговые пластины стянулись в один большой панцирь, обнажив шкуру по бокам. Короткий, будто обрубок бечевы, хвост. Хлынула темно-коричневая моча. Она брызгала во все стороны – покрывала метку охотника, падала на задние лапы. Сам Громбакх стоял в десяти шагах от бихчахта, но не проронил ни слова. Даже не пошевелился.
Легкий порыв ветра принес тошнотворное зловоние.
Бихчахт какое-то время стоял неподвижно, а потом, так и оставаясь спиной к охотнику, поднял голову и взревел всем напряжением звериного тела. Рык ужасал. От лиственниц вокруг поляны взлетели птицы. Лошади и минутаны в безумстве затоптались на месте. Давно бы бросились прочь, если б не шоры и близость самок маргул. Сбились потеснее друг к другу.
Тело онемело. Кажется, сейчас я бы не смог поднять меч, даже если б одна из марухш сорвалась нас атаковать. О боли в руке и не вспоминал. Но самкам было не до нападений. Они разом запричитали. Закрутились на месте. Заскулили – громко, отчаянно, надрывно. Стали жаться к камням, на которых сидели. Подгибали головы под брюхо.
– Учитесь, как скулят добропорядочные самки, – без улыбки прошептал я.
Бихчахт оборвал рев. В один прыжок, оттолкнувшись задними лапами, вернулся на валун. Развернулся. И опять замер. Как я понял, прыгал он лучше и увереннее, чем ходил.
– Что теперь? – простонал Феонил.
– Теперь Гром бросит ему вызов.
– Но у него же нет шансов!
– Когда все начнется, – без спешки, сосредоточенно говорил Тенуин, – готовьтесь отпугивать марухш. Но не пытайтесь их ранить. Отпугивайте. Бейте плашмя и не подставляйтесь под удары. Они не будут нападать. Но станут злиться.