– Что ты здесь забыл? – повторила Эрза, тщательно разбивая слова, будто опасалась, что незнакомец ее не поймет.
– Здесь не забывают. Здесь обретают, – с неизменной улыбкой ответил старик. – Меня зовут Пилнгар. И я вам рад.
– Не нравится мне этот сморчок. Слишком добрая улыбка, так и хочется съездить по ней кулаком, – проворчал Громбакх.
– Вижу, вы тут неплохо устроились. – Теперь в голосе старика звучала насмешка. – Но, поверьте, в доме лучше.
– Кто вы? – спокойно спросил Тенуин.
– Ваша подруга права, мое зерно лежит в саду ангора нерлитов. Я суэфрит.
– Его зерно… – хмыкнул Гром.
– Суэфрит? – уточнил я.
– Несущий эхо, – пояснила Миа.
Старик кивнул:
– Все так. Я из тех, кто несет эхо последних слов Акмеона.
– Чем дальше, тем веселее, – не успокаивался Гром. – Швыряется зернами, носит эхо. Что дальше? По утрам седлает петухов и скачет по горам?
Пилнгар не обращал внимания на слова охотника.
– Где ваша лошадь? – Тенуин продолжил допрос.
– Я пришел пешком.
– Зачем?
– Чтобы задать вопрос.
– Кому?
– Тому, кто сможет на него ответить.
– Вы здесь по своей воле?
– Воля всех людей лежит на струнах Акмеона. Я не исключение.
– Может, стукнуть его? – пробурчал Гром.
– Всех, кроме зреющего ввысь… – Миалинта, опустив конру, неожиданно шагнула вперед.
– И эта туда же…
– Потому что он и есть струна, – закончил старик.
Долго и внимательно смотрел на Миалинту. И конечно, видел, как ярко-синий цвет радужек сменился жемчужным.
– Значит, все так… То, что обещано, грядет. Оно свершилось в прошлом, чтобы свершиться в будущем и настоящем…
– Потому что все – лишь единое ничто…
– Возросшее из зерна Акмеона…
– …и обращенное в пустоту его одиночества.
– Лишенный движения не знает того, что названо временем…
– И пребудет в ничто, пока мы вершим задуманное.
– И каждому пусть воздастся, – кивнул Пилнгар.
Все, даже Нордис, с удивлением слушали, как Миалинта и старик продолжают и заканчивают фразы друг друга. Я понимал, что это лишь ритуальные символы, призванные показать общее знание. Так Миалинта искала доверия, надеялась на помощь. Все просто и логично. Но что-то в этом обмене слов меня насторожило. Что-то настолько неуловимое, что стоило на нем сосредоточиться, как оно ускользало. Какое-то предчувствие. С Миалинтой я и прежде испытывал эту странную неловкость. В Багульдине, когда убивал ее фаита. И в тумане, когда мы продирались к Подземелью Искарута. И во время того разговора у Аллеи памяти… Столь тонкие, прозрачные фрагменты, что не получалось даже выложить их перед собой, не удавалось и представить, какая из них сложится картина.
– Ты сказал, что заждался нас. Объясни. – Тенуин не изменял себе. Продолжал допрос.
– Все просто, – улыбнулся старик. – Теперь, когда мы в сборе, я пройду испытание.
– Испытание? – насторожилась Эрза.
– Лучше обсудить это в доме. Завтрак на столе.
– Завтрак?
– Да, личины приносят гостям еду и все необходимое.
– Личины?
– Так хозяйка называет девушек в белых дхантах.
– Хозяйка?!
– Азгалика.
– Кто это?
– Столько вопросов! – Пилнгар рассмеялся мягким беззвучным смехом. – И ни одного сущного. А ведь один сущный вопрос мог бы многое решить. – Старик неожиданно посмотрел на меня. Ни улыбки, не смеха в его взгляде. Бездонная пропасть черных зрачков. Чужой пустынный взгляд. Волнение щекоча прошлось по моей спине. – Обещаю, когда вы присоединитесь к завтраку, я отвечу на все ваши вопросы.
Миалинта выжидающе посмотрела на Тенуина. Следопыт отрицательно качнул головой. Миалинта сжала губы и наперекор ему промолвила:
– Мы пойдем с вами.
– Прошу. – Пилнгар, поклонившись, зашагал к дому.
Когда он отошел на достаточное расстояние, Миалинта прошептала:
– Это шанс понять, что тут происходит. И найти припасы.
– Ему нельзя верить, – возразил Теор.
– Он сам сюда пришел. Знал, что его ждет. Значит, и выход знает.
– Может быть…
– Не хочешь объяснить, что это было? – Эрза убрала стрелу в колчан.
– Некоторые знания, если от них не отказываться, помогают в нужный момент. Идем. Не обязательно есть и пить. Хоть послушаем, что он скажет.
Больше никто не спорил.
Старик привел нас к дому. Указал на лестницу и уже поднялся на первую ступень, когда Тенуин неожиданно сказал Нордису:
– Сделай.
Наемник кивнул. Подошел к покатой стене. Обхватил укрепленную стальными кольцами рукоять молота. Поднял его. И обрушил на дом. От грохота, казалось, вздрогнул весь квартал. Однако ни одна из женщин, или, как их называл Пилнгар, личин, не остановилась. Даже не повернула в нашу сторону головы, будто ничего и не слышала. Кирпичная кладка поддалась – молот Нордиса пробил брешь, от которой по беленой поверхности заскользили усики тонких трещин. Еще четыре удара, и брешь расширилась в проход, достаточно просторный, чтобы в него прошел человек.
– Теперь можно погостить.
– У каждого народа свои обычаи, – без улыбки усмехнулся Пилнгар. – Теперь я понимаю, почему гирвиндионцы не ужились в наших Землях.
– Если что-то пойдет не так, – вкрадчиво проговорила Эрза, – вы узнаете и другие, не менее чудесные обычаи этого народа.
Старик ничего не ответил и пошел дальше, на самую крышу дома. Мы последовали за ним.
От крыши, спрятанной под дождевым куполом, внутрь вели широкие витки лестницы. Первый виток опускал на третий, верхний этаж – выводил на круговой, огороженный балюстрадой внутренний балкон. На балконе открывались три двери и спуск на второй этаж – по второму витку лестницы. Наконец, третий виток уводил на самое дно, где располагался обеденный зал: по центру он был открыт и хорошо просматривался из-под дождевого купола, а по сторонам прятался под балконом и комнатами второго этажа. Дыра, пробитая Нордисом, выводила как раз в обеденный зал, и ее положение было нетрудно определить по разлетевшимся осколкам кирпича.
Пилнгар пригласил нас в одну из дверей верхнего, третьего этажа. Осторожно, не выпуская оружие, мы вошли в просторную комнату с непривычно закругленными стенами. В крохотные оконца проникало не так много света, и кругом стояла пыльная, затененная тишь.
Как и обещал старик, нас ждал завтрак. На двух деревянных столах были расставлены обливные миски скупых травяных блюд, корзинки с ржаными лепешками и кувшины с водой.
Эрза, Феонил и Громбакх первым делом осмотрели комнату. Распахивали створки деревянных комодов, приподнимали обитые холстиной козетки и ленники, даже перевернули единственную вазу, не обнаружив под ней ничего, кроме застаревшей грязи.
– Ваши спальни этажом ниже. – Пилнгар сел за стол. – Присоединяйтесь. Разделим пищу, как разделим и судьбу.
Ему никто не ответил. Все растерянно переглядывались. Садиться за стол никто не хотел. Впрочем, еда была самой простой, а это настраивало на хороший лад; богатое застолье вызвало бы куда больше подозрений.
Решили, что для начала позавтракают Феонил и Миалинта. Следующая пара притронется к еде через два часа. И так – до самого обеда. Старика рассмешила подобная очередность, схожая с нашим ночным караулом, однако он ее принял.
Тенуин и Теор заняли дозор на крыше. Мы с Громом и Эрзой обыскали остальной дом. Никаких ловушек, ничего странного. Из вещей нерлита нашелся лишь заплечный мешок с едой, книгами и обычными путевыми припасами. Во всех комнатах прибрано. За ними явно следили. Беспорядок был только на первом этаже из-за проломленной стены.
– Странный зал для гостей, – прошептала Эрза.
– Да уж, – кивнул Громбакх.
Зал действительно вызывал удивление. Ни одного стула, ни одной лавки. Только крупный, по кромке обитый медью кедровый стол. На нем – четыре пустующие плошки. Рядом со столом на высокой раме – четыре одинаковых зеленых костюма со сложными узорами из переплетенных нитей, кантов, кисточек и ленточек. Под ними – четыре пары одинаковых ботинок с кожаными бортами и высокой деревянной подошвой. Четыре кинжала на подставке. Четыре головных убора. Четыре перстня – самых простых, без драгоценных камней, да и выполненные, кажется, из закаленной стали. Все на вид старое, почти ветхое.
К обеду мы благополучно позавтракали. Пока что не было признаков ни отравления, ни дурмана. Пилнгар, как и обещал, ответил на вопросы, только говорил, как правило, витиевато, иносказательно и часто упрекал нас в неумении задать правильный вопрос. Однако мы узнали главное. Такие места, как выродившийся Лаэрнор, нерлиты считали Родниками Эха – верили, что они предвещают Великую смерть, которая обновит для начала Земли Эрхегорда, а затем и весь видимый мир. В Роднике, пройдя испытание, можно задать главный вопрос своей жизни и получить на него вразумительный ответ. Каким именно будет испытание, старик не знал. Кто именно ответит на вопрос, он также не сказал, ограничился пространным утверждением:
– Родник Эха подобен трещине, в которую струится знание Акмеона. И ответ ты получишь от себя самого, потому что он заложен в тебе изначально. Родник лишь поможет его найти и понять.
Ничего более конкретного о природе творившегося здесь безумия мы так и не услышали. О том, связано ли вырождение города с тем, что его окружают стены каахнеров, Пилнгар ответил так же расплывчато:
– В нашем мире все связано.
Когда я пересказывал Громбакху этот разговор, охотник лишь раздраженно сплевывал густую синюшную слюну:
– Он-то ладно. Крыша там не то что течет, ее прорвало до подвала. Но вы-то! Нашли кого слушать! Я тебе сам, хочешь, и не такой конюшни понаговорю. И про зерна, и про даурхатты…
По словам Пилнгара, вывести из Лаэрнора способен лишь тот, кто прошел испытание:
– Ваш вопрос и полученный ответ сами по себе становятся дверью, через которую можно выйти.
Старик утверждал, что иного выхода нет. Узнав от Миалинты, что мы направлялись в Авендилл и попали сюда не по своему желанию, что лес сам поглотил нас, Пилнгар оживился. Заявил, что Авендилл и Лаэрнор связаны единым ис