— Сартасовские девки к рождеству готовятся, — быстрым полушепотом сообщает она. И хотя лицо ее при этом таинственно-значительно, большие лучистые глаза так и сияют от удовольствия. Больно уж нравятся Наталье роль помощницы и доверие, которое оказывает ей Анна Константиновна.
— Самогонки напасли! Браги наварили! Пудов пять ржи на эту гадость перепортили! В позапрошлое воскресенье у них тоже ведь вечерка намечалась, а мы спектакль устроили! Они ждали-ждали… а все ребята с девчатами — к нам! — озорно хохочет Наталья. — Да что там девчата! Бабы-то со старухами у нас сидели! А к рождеству мы ведь тоже спектакль поставим, да, Анна Константиновна? Какой-нибудь… против религии?
— Да, да, Наташа, поставим, — сдержанно улыбается Анна Константиновна, — только знаешь что? В спектакле же у нас занято всего десяток парней и девчат… А остальные что? Посмотрят да уйдут?
— Ведь, правда, Анна Константиновна. Я тоже об этом думала, — озадаченно вздыхает Наталья.
— Ну вот. На этот раз мы устроим не просто спектакль, а концерт. Вечер самодеятельности.
— Ой, как интересно! Только это, наверное, очень трудно: само… деятельность-то я поди не смогу? — огорченно шепчет она, краснея.
— Как раз и не трудно! — треплет ее по плечу Анна Константиновна. — Танцевать ведь ты умеешь?
— Танцевать?! — радостно восклицает Наталья. — Хотите: подгорную, кадриль, польку!.. Любой танец деревенский.
— Ну вот, а мы не только ваши деревенские танцы научимся танцевать. Падеспань, тустеп, яблочко… Песни новые разучим.
— И вы все их знаете? — с восхищенным изумлением смотрит на учительницу Наталья. — Сами пели, танцевали?!
— О, когда в девушках была, еще как танцевала! — с задором говорит Анна Константиновна, на какое-то мгновение забыв о своей сдержанности. И тихонько запела:
Мы кузнецы,
И дух наш молод.
Куем мы к счастию ключи…
«…Для моего возраста!» — обиженно думал в это время Степка, нехотя перебирая стопку детских книжек на нижней полочке, и, бросив взгляд на Анну Константиновну, увлеченную разговором, украдкой потянул несколько книжек с верхней полочки.
У него захватило дух от волнения. С обложки первой книжки на него свирепо смотрел окруженный пальмами и лианами полосатый тигр, замерший перед прыжком на бледнолицего мужчину в трусах и широкополой шляпе, который целился в зверя из винчестера. На другой, — распустив белые паруса, неслась по зеленоватым волнам легкая бригантина. Ее настигал черный корабль, над парусами которого развевался черный флаг с черепом и скрещенными костями.
Позабыв осторожность, Степка торопливо вытаскивал одну книжку за другой. Жюль Верн… Джек Лондон… Фенимор Купер… Корабли… Собачьи упряжки!..
Вытащив очередную книжку, он нечаянно уронил лежавшую за ней картонную рамочку. Степка нагнулся, чтобы поднять ее и положить на место. С фотографии, вставленной в рамочку, смотрел на него горбоносый мужчина с близко сросшимися бровями. И взгляд его круглых глаз был таким пронзительным и строгим, что Степка отдернул руку и опасливо поднял глаза.
Песенка Анны Константиновны вдруг оборвалась. Улыбка разом сбежала с ее лица. Не говоря ни слова, она встала, подняла с пола портрет, и, не взглянув на Степку, поспешно сунула его обратно между книг.
И по скорбному взгляду, который бросила учительница на портрет в то короткое мгновение, когда ставила его на место, и по тому, как она совсем не обратила внимания на вынутые со второй полочки книги, понял Степка, что вторжение его на запретную полочку осталось незамеченным и что что-то другое, наверное, связанное с портретом, вызвало неудовольствие учительницы. И когда вдруг погрустневшая Анна Константиновна вернулась к Наталье, он поспешно сунул заветные книжки под мышку и потихоньку выбрался из комнаты.
Забравшись на печь, при свете старой керосиновой лампы Степка погрузился в чудесный мир необыкновенно захватывающих приключений. Вместе с отважным капитаном белого брига он сражался против кровожадных пиратов, томился в мертвом штиле коварного, заросшего непроходимыми водорослями Саргассова моря, вырывался из ужасного плена диких людоедов, дрался с тиграми и львами, спасал от жестоких бандитов чудесную красавицу… почему-то очень похожую на Анну Константиновну.
Степка не был просто заинтересованным наблюдателем происходящего в книгах. В своем воображении он принимал в описываемых событиях самое деятельное, подчас вовсе не предусмотренное автором участие.
По воле фантазии Степки, у его любимого героя в решительный момент вместо ненадежного духового ружья появлялась в руках трехлинейная винтовка, а если врагов было много, то и целый пулемет «Максим». А то к красивому, но беспомощному, окруженному врагами парусному бригу его любимого капитана, застигнутого в мертвых зарослях Саргассова моря, вдруг подходил стремительный миноносец, на мостике которого в капитанской форме и с биноклем в руках стоял Степка. Мощными залпами орудий он топил деревянные посудины врагов, подплывал к самому бригу спасенного друга и, великодушно вручив ему командование миноносцем, отправлялся опять на свою печь, в мир новых неведомых стран и приключений.
Через три дня Степка прямо после занятий отправился к учительнице за новыми книгами. Так же, как и в первый раз, он для вида перебрал книжки «своего возраста», потом с верхней полочки облюбовал себе пачку журналов «Всемирный следопыт» с яркими заманчивыми обложками и ждал удобного случая, чтобы улизнуть с ними домой. Но Анна Константиновна ловко поймала его за рукав и, улыбаясь, спросила:
— А ну-ка, дружок, покажи, что ты себе подобрал? И, как бы невзначай заметив у него под мышкой журналы, неодобрительно покачала головой.
— Э-э, брат, это не годится. Так ты совсем свои мозги на сторону свихнешь. Ты лучше вот что почитай! — И она, положив журналы обратно, снова дала ему книгу «В людях».
Грустная повесть о детстве маленького, всем чужого мальчика Алеши, о жизни его несчастной бабушки, деда сразу захватила Степку, и он прочитал ее, не отрываясь.
После этого Анна Константиновна предложила ему книги про Каштанку, про бедного мальчика Ваньку Жукова и другие. Степка уже не отказывался. Особенно ему понравилась книга «Спартак». Спартак шел вперед, сплачивая вокруг себя угнетенных рабов, громил легионы кровожадных римлян, и Степка с восторгом следил за его героическими подвигами, восхищался его силой и бесстрашием. Торопливо листая страницу за страницей, он стремился вместе с героями книги все вперед и вперед, к полному освобождению смелых и доверчивых, как дети, рабов.
Но когда Спартака начали настигать римские легионы, когда он, преследуемый врагами, оказался запертым в ловушку и римляне уже приготовились для последнего, рокового прыжка, вдруг на их скученные полчища с тыла обрушивался смертоносный ливень пуль из станковых пулеметов. В центре их когорт, сотрясая землю, грохотали разрывы ручных гранат, взметая огонь и дым, сея повсюду смерть ненавистным поработителям.
Это на помощь храброму Спартаку приходил Степка со своими одноклассниками.
Освободив из ловушки героя, он снабжал его оружием, и Спартак, победоносно шествуя по всей Италии, освобождал рабов и уходил вместе с ними в Советский Союз, где становился командиром дивизии и воевал против буржуев.
«Рипитиции», при одном упоминании о которых деревенские кумушки еще недавно крестились и отплевывались, оказались настолько веселыми и занятными, что те же кумушки, решившись из одного любопытства взглянуть на эти «богопротивные зрелища», забывали вдруг о своей набожности да так и просиживали на них целыми вечерами.
Самые репетиции с членами кружка Анна Константиновна проводит теперь пораньше. Благо — зима, народ свободен.
А под вечер, к тому времени, когда молодежь начинает разбредаться по вечеркам и посиделкам, из окон приземистого здания сельсовета разносятся на всю деревню веселые звуки гармоники. И ни одна группа парней и девчат, направляясь в «свою компанию», не пройдет мимо, не заглянув в сельсовет хоть на минуточку.
А заглянув…
Нет, не зря Анна Константиновна упросила председателя Захара на общественный счет послать Алешу Кудряша в город на курсы гармонистов.
Низко склонившись над гармонью с лицом необыкновенно серьезным, Алеша выделывает теперь на своей хромке такие переборы, зажигая глаза парней огнем и удалью, наигрывает столько новых вальсов, навевающих на девичьи сердца грусть и раздумье, что никто, зашедший в совет на минуточку, уже обратно не выходит. Правда, сперва девчата и парни смущенно толпятся у двери. Но в нее входят новые. Они напирают на стоящих впереди, тем приходится растекаться по просторному сельсоветскому помещению, рассаживаться по расставленным у стен скамейкам.
А когда народу набирается порядочно, Анна Константиновна выходит на середину зала.
Алеша Кудряш еще ниже склоняется над гармонью, лицо его становится еще серьезнее, помещение заполняет подмывающая душу мелодия нового, неизвестного деревенской молодежи танца падеспань.
К Анне Константиновне, сияя счастливыми глазами, подходит Наталья, та берет ее за руку, и под пристальными взглядами затаивших дыхание парней и девчат они обходят в танце первый круг. От стен отделяются одна за другой смущенные своей смелостью пары и робко проделывают первые шаги в незнакомом городском танце.
Анна Константиновна уже отпустила Наталью; она ходит по залу и звонким голосом командует:
— В пары!
— За руки!
— Вперед!
— Кружиться!..
И послушные ее голосу пары хороводом кружатся по залу.
Музыка умолкает. Танцоры расходятся, рассаживаются по скамейкам. Анна Константиновна делает гармонисту новый знак.
Там вдали за рекой зажигались огни,
В небе ясном заря догорала, —
запевает она своим чистым высоким голосом.
Сотня юных бойцов из буденновских войск