В торжественные дни бывали выходы в церковь и молебны с пушечною пальбою. Во дворце давались банкеты с музыкой и бывала далее французская комедия.
Особенно пышен был стол у Разумовского; самые утонченные блюда приготовляли у него французские повара, выписанные им из Парижа. Граф очень любил полакомиться, но не забывал бедных и делился со всяким своим пожитком. Существует множество анекдотов про его лукулловские обеды, где за пышной трапезой сидели званые и незваные, и не только ели за столом, но и уносили кушанья в карманах.
Существует предание, что пристрастием ко всему французскому и введением французского языка во всеобщее употребление Россия обязана Кириллу Григорьевичу Разумовскому и другу его И. Я. Шувалову. В их время весь двор бредил французами и подражал и преклонялся всему, что к нам приходило из Парижа.
По смерти императрицы Елизаветы галломану-гетману пришлось учиться прусской экзерциции. Император Петр III, вступив на престол, стал заставлять всех изнеженных царедворцев Елизаветы ежедневно выделывать перед дворцом новое прусское учение, введенное им в войска. Новому правилу вынужден был подчиняться и Разумовский; чтоб не быть предметом насмешек государя, Разумовский взял к себе молодого офицера и каждый день брал у него уроки военного артикула с эспантоном в руках.
Как гетман ни трудился, а все-таки ему приходилось глотать насмешки и выговоры. Император поклонялся всему прусскому и хвастался пред гетманом тем, что Фридрих произвел его в генерал-майоры прусской службы.
– Вы можете с лихвой отомстить ему, – отвечал Разумовский, – произведите его в русские фельдмаршалы.
Кирилл Разумовский управлял полномочно Малороссией, желал преемственности гетманства и отправил к Екатерине просьбу об этом. Государыня, недовольная гетманом, была возмущена таким прошением и отозвала его в Петербург.
По приезде в столицу Разумовский явился тотчас же во дворец. Прием гетману был сделан самый холодный и глубоко оскорбил его. Один лишь Теплов, его бывший приближенный, долго интриговавшей против него, встретил его с распростертыми объятиями. Граф Г. Орлов, видевший эту встречу, сказал:
«И лобза его же предаде».
Государыня, ревнивая к своей власти, запретила Разумовскому являться ко двору. В городе, как говорит А. Васильчиков76, приписывали эту немилость интригам Г. Орлова и говорили, что гетманом будет назначен последний. Государыня справедливо сильно гневалась на Разумовского.
Ходили невероятные слухи про его жену; говорили, что когда она ехала в Петербург, то брала на станциях по сто лошадей и не платила прогонов. Сопутствовали ей два гренадера и сержант и будто бы били ямщиков до смерти, и так озорничали во все время пути. Разумовский в ноябре 1764 года подал прошение об увольнении его от должности гетмана. Отставку его давно ждали, a вместе с ней возвратились и милости к нему царицы. Он был пожалован в генерал-фельдмаршалы, и ему пожизненно было даровано гетманское содержание и дан город Гадяч с селами и дом в Батурине. Гетман опять стал желанный гость императрицы во дворце и во всех ее путешествиях.
Но вскоре, как говорит предание, ожидала его немилость. По делу известного Мировича, когда судьи, в числе которых был и Разумовский, спросили его, кто подал ему мысль предпринять такое ужасное дело, последний ответил:
«Господин гетман, граф Разумовский!»
Все судьи, а также и Разумовский были крайне изумлены. Оказалось, что Мирович хлопотал об имении, несправедливо от него отнятом, и не раз просил об этом гетмана. Разумовский же отвечал ему, что мертвого с погоста не возят, и добавил:
«Ты, молодой человек, сам прокладывай себе дорогу, старайся подражать другим, старайся схватить фортуну за чуб, и будешь таким же паном, как и другие».
Эти слова гетмана и дали Мировичу преступную мысль на возведение принца Иоанна на престол. Хотя бездоказательно, все-таки имя Разумовского было замешано в деле Мировича, и он счел нужным удалиться на время от двора и отправился за границу.
Вернувшись из-за границы, граф поселился в Петербурге. Живя в столице, граф заседал в Сенате и был членом Совета при дворе в числе семи. Его меткие остроты и колкие речи тогда ходили по городу. «Что у вас нового в Совете?» – спрашивали его. «Все по-старому, – отвечал Разумовский, – один Панин (Николай Иванович) думает, другой (Петр Иванович) кричит, один Чернышев (граф Захар Григорьевич) предлагает, другой (граф Иван Григорьевич) трусит; a прочие хоть и говорят, да того хуже».
По смерти своей жены и брата Разумовский стал часто посещать Москву. Здесь граф уже не жил в своих палатах на Девичьем поле, а поселился на Воздвиженке в великолепном доме, который выстроил он в три года на месте прежде бывших жениных хором по плану графа З. Г. Чернышева; дом этот принадлежал затем графу Шереметеву, в род которого он перешел в 1800 году.
Из описи церквей московских 1789 года видно, что при доме графа Разумовского находилась церковь Знамения Богородицы, и в ней приделы Сергия Чудотворца и Варлаама Хутынского, с главами и звоном. Дом графа был один из великолепных в Москве; он кишел слугами в золотых нарядных ливреях; в нем ежедневно давались праздники, стол графа был накрыт для всех, а сердечное и благородное обхождение графа привлекало и привязывало к нему всех. Под старость он являлся на свои обеды и балы в ночном колпаке и шлафроке с нашитою на нем Андреевскою звездою. В последний проезд Потемкина через Москву (1791), как говорит Васильчиков, он заехал к Разумовскому.
На другой день гетман отдал ему визит. Великолепный князь Тавриды принял его, по обыкновению, не одетый и не умытый, в шлафроке. В разговоре, между прочим, князь попросил у гостя дать в честь его бал. Разумовский согласился и на другой день созвал всю Москву и принял Потемкина, к крайней досаде последнего, в ночном колпаке и шлафроке.
Про жизнь фельдмаршала в то время ходило немало странных толков, и в Москве говорили, что он – самый худой хозяин, «да и разума уже стал не очень пылкого», управляющие обкрадывали его самым немилосердным образом.
Так, в числе странных московских происшествий в 1795 году случился следующий, почти невозможный казус: у Разумовского между четвертою и пятою ревизиями пропало ровно двадцать тысяч душ крестьян. Похищение было сделано так искусно, что найти концов не было возможности: крестьяне пропали не в одном месте, а понемногу в разных местах.
Тогда обвиняли в этой хитрой пропаже главного управителя и одну графиню, к прелестям которой граф был неравнодушен. Под конец своей жизни граф не ездил уже в Москву, а проживал в Батурине; там он заметно стал прихварывать, страдал одышкой и имел раны на ноге. Граф было собрался ехать за границу, сын его Андрей выслал ему для заграничного вояжа карету из Лондона, которая обошлась ему в 18 000 руб.; карета оказалась слишком грузною, и граф не решился в ней путешествовать. За четыре месяца до смерти он ездил в ней осматривать строящуюся церковь – это была его последняя прогулка. Кирилл Разумовский скончался 9 января 1803 года. Почти два года гетман никуда не выходил, большую часть дня дремал в креслах, спрашивал, какова погода, ругал доктора и, в пику ему, обращался за советами к разным знахаркам.
Особенным его расположением пользовалась одна старая баба, которая натирала ему ноги чесноком и коровьим пометом. Она также по утрам хватала его зубами за колени и нашептывала какие-то слова. Старый его приятель, граф И. В. Завадовский, видевши его в это время, вот что писал о нем к графу А. Г. Воронцову:
«Я расстался с ним, как с ночным картежником и с дневным биллиардщиком. Вид его поразил меня до слез.: водят под руки, голова преклонилась долу, иссох как сухарь; дух только не утратил приятной веселости».
Несмотря на удручающие недуги, старик с увлечением предавался своей страсти к постройкам. Так, в селе Яготине он выстроил церковь и перенес из Киева свой дом, выстроенный из дубовых брусьев.
А. Васильчиков говорит: семейное предание гласит, что с графа стали требовать за тот дом какую-то постойную повинность. Разгневанный Разумовский, живо помнивший прежнее свое положение в Малороссии, велел в 24 часа разобрать дом и перенести из Киева в Яготин. Дом этот состоял из главного корпуса и шести павильонов, из которых каждый равнялся большому дому. С каждой стороны дома были еще большие каменные службы. В другом своем имении, Баклаш, он выстроил дом в подражание сельских домов в окрестностях Рима. В Почепе – еще другой великолепный каменный и церковь.
Дом был построен по плану де ла Мота, с огромными залами для балов и концертов и библиотекою в 5 000 томов. Вокруг него, по красивым берегам Судогости был разведен сад в голландском вкусе. Граф жил в Батурине, в огромном деревянном доме. Последний находился на месте, которое теперь называется Городком. Предание говорит: многие постройки в Батурине, как и церковь, ему не пришлось достроить, и после его смерти все это начало разрушаться. Дом свой на Воздвиженке, как мы выше говорили, Кирилл Разумовский продал шурину своего сына Алексея, графу Шереметеву, за 400 000 руб.; дом этот ранее торговал Безбородко, но с него требовали 450 000 руб. без мебели, и дело разошлось.
К продаже этого дома склонил отца старший сын, Алексей Кириллович; дом приходился ему на часть, и для него он казался слишком велик. Шереметев купил его с частью мебели. В нем, по словам А. Васильчикова, парадная гостиная осталась в полном убранстве, из комнат же графа Кирилла Григорьевича вынесена была только подвижная мебель. Люстры, зеркала и даже в церкви утварь, ризы и проч. остались за Шереметевым.
Немало времени потребовалось для вывоза серебра, библиотек, картин, оружейных и проч., так как рядом со скарбом отца тут же хранилось все имущество сына.
Продав старинные палаты отца, сын Разумовского, Алексей Кириллович, стал себе строить богатые деревянные палаты из дубовых брусьев, считая каменные нездоровыми, на месте пожалованного императрицею Елизаветою дяде его, графу Алексею Григорьевичу, «Горохового двора», в тогдашней шестнадцатой части города, нынешней Басманной.