[501]. В первом ряду лож, теперь значительно выдвинутых вперед, находится и царская ложа; по желанию монарха, вполне согласному с обычным благородством образа мыслей Александра, она ничем не отличается от прочих. Самая театральная зала, с тех пор как ее осветили аргантовыми лампами и украсили великолепной люстрой, представляет величественное сооружение, которое вполне соответствовало бы своему назначению, если бы не один важный ее недостаток: отсутствие резонанса; в ложах, расположенных напротив эстрады, голоса актеров едва слышны». Затем он описывает внешность театра и площадь. «В хороших актерах для национального театра чувствовался до сих пор решительный недостаток, – продолжает он. – Чтобы помочь этому, монархиня учредила в 1785 году в одном из зданий на левом берегу Невы, недалеко от императорского Летнего сада, императорское Театральное училище». Эта связь между учреждением Большого национального театра и Театральным училищем еще более говорит в пользу того, что Большой театр действительно основан в 1784 году. При Екатерине II учреждения возникали в известной системе, и недостаток актеров тотчас же должен был сказаться, и тотчас же учреждена и Театральная школа, наполнявшаяся преимущественно из воспитанников и воспитанниц Воспитательного дома.
Реймерс напечатал свою книгу спустя двадцать лет со дня открытия театра, следовательно, ошибки в таком важном факте, как основание Большого театра, не могло быть уже потому, что автор был современником этого события. Книга Реймерса не скороспелая компиляция, а серьезный труд. Другой очевидец этого же события, Георги, говорит в своей книге:
«Повелением Екатерины Второй построен оный в 1784 году под смотрением славного театрального живописца Тишбейна и под главным надзиранием г. генерал-поручика Бауера. Снаружи представляет оный громадное здание величественного вида. Над главным входом стоит изображение сидящей Минервы из каррарского мрамора с ее символами, а на щите надпись: Vigilando quiesco (покоясь, продолжаю бдение). Все здание определено для комедий, трагедий, опер, концертов и маскарадов. Поелику в комедии и трагедии требуется, чтоб можно было явственно слышать говоренное и различать черты лиц актеров, то и неудобно было сделать залу весьма великую. Для достижения же первого отверстие театра сделано столь велико, как обширность места позволяла. Императорская ложа находится в средине, против театра, в горизонте оного и так, что все перспективные линии в оной смыкаются, отчего разнообразные представления здесь наиболее пленяют. Под кровлей находятся четыре больших водохранилища с восьмью мехами и двумя насосами; сверх того, в этом здании 8 крылец и 16 выходов, которые все имеют взаимную связь между собою. Ради громовых ударов сделан при сем театре профессором Кольрейфом громовой отвод, где копье Минервы управляет молниею.
На прекрасной обстроенной площади около театра во время Святой недели бывают качели для увеселения черни, и стоят шесть беседок из дикого камня, коих предмет и построение равен с находящимися на Дворцовой площади. На последних зимою раскладывается огонь для кучеров, стоящих на улице во время съезда». Здесь же сменялись гвардейские караулы и во время торжественных празднеств давались народу жареные быки и били фонтаны с вином. В этих же беседках в дни тезоименитства императрицы производились поздравления музыкою и барабанным боем. Цены на места в Большом театре установлены были в следующем порядке: за ложу 1 яруса 12 рублей, за кресло сначала по 2 рубля, потом 2 рубля 50 копеек, вход в партер стоил рубль медью. Кресел всего в то время было три ряда; в кресла садились одни старики, первые сановники государства; офицеры гвардии и все порядочные люди помещались в партере, на скамьях. В ложах второго яруса нередко можно было видеть старых женщин, с чулком в руках, и купцов-стариков в атласных халатах, с семьей, по-домашнему. В эту эпоху спектакли начинались обычно в 5 часов и кончались не позднее десятого часа; цензура пьес была подведомственна с. – петербургскому обер-полицеймейстеру и совершалась очень немногосложно. В канцелярию полицеймейстера, куда собиралось множество всякого народа: кто с прошением, кто забранный на улице за пьянство или буйство, приходили и авторы с рукописями, просмотр которых совершался очень быстро, на ходу. Тут же обер-полицеймейстер прочитывал их и подписывал. Особенно отличался своею грубостью в конце царствования Екатерины и в начале царствования Павла полицеймейстер Чулков. Раз, осыпая насмешками известного в то время остряка-поэта А. Д. Копьева, автора комедии «Лебедянская ярмарка», пришедшего к нему по делу, он стал приставать к нему со словами: «Говорят, что ты пишешь стихи? Напиши же сейчас мне похвальную оду, вот перо и бумага». – «Хорошо», – отвечал Копьев, подошел к столу и написал:
Отец твой Чулок,
Мать твоя тряпица,
А ты сам?
Что за птица?
В царствование Екатерины об актерах и театре говорили в обществе с большим интересом; в то время еще существовали записные театралы из людей всех слоев общества; тогда первое представление какой-нибудь трагедии, комедии или оперы возбуждало всеобщий интерес и порождало всюду толки и суждения. Новая пьеса была тогда настоящею новостью; в бенефисы брали старые пьесы, и зрители являлись. Тогдашнее однообразие репертуара и привычка зрителя к однообразию всего сценического были почти изумительны; теперь невозможно понять, как доставало терпения 10–20 раз смотреть одно и то же. Такое же однообразие было и в самой игре актеров. Театральные традиции переходили от одного к другому. Все актеры, и хорошие, и дурные, постоянно тогда пели или читали, но не говорили. У хороших выходило лучше, у худых хуже, но манера была у всех общая и одинаковая, да и стихи и проза того времени не позволяли от нее отступления.
Обстановка пьес и костюмировка того времени тоже не могут идти ни в какое сравнение с нынешним. Смешно было смотреть на бедность декораций, машин и одежды. Герои все тогда являлись в каких-то однообразных балахонах. Бывали, впрочем, исключения, но такие существовали только на Эрмитажном театре. Так, например, в 1788 году были пожалованы императрицею роскошные костюмы и весь гардероб ее двух царственных предшественниц для великолепного представления «Олега».
Вот заглавие этой пьесы: «Начальное управление Олега, подражание Шекспиру, без сохранения театральных обыкновенных правил, в 5 действиях. Музыка соч. Сартия, с его же объяснением, переведенным Н. Львовым, СПб., 1791 года». Это по своему времени роскошное издание сочинения Екатерины II не было в продаже. По слухам, эта величайшая теперь библиографическая редкость недавно отыскана в количестве нескольких сотен экземпляров.
Содержание пьесы относится к веку великого князя Рюрика, когда он при конце жизни, оставляя сына своего Игоря в несовершеннолетнем возрасте, передал княжение шурину своему, урманскому князю Олегу. Театр представляет место, где соединяются реки Москва, Яуза и Неглинная. Являются бояре новгородские, киевляне, вожди и народ. Жрецы подносят первый камень для заложения города Москвы. Затем происходит торжественный обряд заложения города и отъезд Олега в Киев. Второе действие открывается шествием угров через Киев. Театр представляет луг на берегу Днепра. На противоположной стороне реки видна часть города; на первом плане сцены шатры княжеские, Олег с Игорем принимают киевских бояр, пришедших с жалобою, будто бы Аскольд, князь киевский, не соблюдает веры предков и изменяет праотцовские обычаи. Олег отрешает Аскольда от княжения и отдает его под стражу. Третие действие самое интересное. Театр представляет великолепную палату княжеского дома в Киеве. Две боярыни-свахи вводят под руки нареченную невесту Игоря, изборскую княжну Прекрасу. Сваха сажает Прекрасу за дубовый стол, за скатертьми браными; четыре боярыни-свахи и четыре сидячие боярыни помещаются по обеим сторонам сцены на лавках; затем свахи наряжают Прекрасу, надевают на нее верхнее русское платье и накрывают покровом с убрусцем[502], украшенным золотом, жемчугом. Затем садятся по местам; появляется Олег и нарекает Прекрасу Ольгою. Действие оканчивается балетом и торжественным шествием к венцу.
В четвертом действии представлен Константинополь. На заднем плане сцены видна городская стена и шатры Олеговых войск. Олег осаждает город, остается победителем и заключает с Леоном, царем константинопольским, достославный мир.
В пятом действии театр представляет внутренность императорского дворца в Константинополе. Император Леон, царица Зоя и Олег идут рядом, перед ними стража греческая и придворные сановники и царедворцы Олега. Хор поет:
Коликой славой днесь блистает
Сей град с прибытием твоим!
Он всех веселий не вмещает
В пространном здании своем.
Но воздух наполняет плеском
И нощи тьму отъемлет блеском.
Стихи эти были взяты из сочинений Ломоносова. Замечательно, что стихи эти были еще петы и в 1826 году, при некоторых торжествах, во время коронации императора Николая. В последней сцене представлен ипподром константинопольский, Леон, Зоя и Олег сидят на возвышенном месте. Начинаются разные игрища: бег, борьба, конские ристалища, и оканчивается все балетом.
Постановка этой пиесы стоила около 15 000 рублей.
Театр времен Екатерины можно было назвать отражением тогдашнего утонченного тона, источником изящества, стиля и т. д. Театры, как и актеры, в то время были мастера при случае сложить мадригал и расшаркаться по всем правилам салона. На сцене как ни была пламенна любовь Федры, Андромахи или Роксаны, но они всегда умели сохранить в обращении приемы придворных. Федра, Андромаха, Роксана, испуская дух, произносили правильные периоды и умирали с подобающим чином…
Старые театральные рецензенты были тоже учтивые и вежливые люди, все их печатные отзывы об игре артистов были писаны на тему мадригалов; перед именами первых артистов непременно ставили ласкательные эпитеты: единственный, незабвенный, славный и т. д., а некоторых величали и виршами, например: «Вальберхова Дидона достойна трона».