Трубецким был составлен высочайше утвержденный доклад «О запрещении отсекать правую руку преступникам, осужденным на вечную работу, чтобы они могли быть способны к оной и не получали напрасно пропитания». Князь Н. Ю. Трубецкой был сын боярина Юр. Юр., родного брата фельдмаршала Петра II, Ив. Юр.; родился он в 1700 году, вступил на службу в Преображенский полк в 1722 году. В 1730 году был генерал-маиором и кавалергардским поручиком и в 1731 году был сделан премьер-маиором Преображенского полка. В ужасный век Бирона он был кригс-комиссаром и к делу несчастного Волынского хотя и был прикосновенен, но вышел сух. В 1740 году он был назначен сибирским губернатором, но сумел кстати отказаться от дальней поездки.
В царствование императрицы Елисаветы Трубецкой был награжден орденом Св. Андрея Первозванного и получил богатые деревни в Лифляндии и почти все время царствования этой царицы исправлял многотрудную должность обер-прокурора. Император Петр III очень любил Трубецкого и пожаловал его полковником Преображенского полка. Он был одним из членов Совета, собиравшегося ежедневно в комнатах государя под собственным его председательством, о делах государственных. Болотов и княгиня Дашкова рассказывают, что когда Петр III, при вступлении на престол, успел уже вместо прежних темно-зеленых мундиров одеть гвардию в новую форму, узкую и неудобную, но отличавшуюся щегольством и пестротою, и когда все придворные лица, в угоду императору, успели преобразиться в военных людей, некоторые из них представляли очень забавные фигуры; в числе таких явился и князь Трубецкой, до этого времени известный за дряхлого, умирающего подагрика с опухшими ногами. Трубецкой был низенький, толстый старик.
При вступлении императрицы Екатерины II на престол он был лишен звания полковника Преображенского полка. Это звание до Петра III принадлежало одним царственным особам. Екатерина, по вступлении на престол, объявила при этом ему, что желает служить с ним в одном полку и уверена, что он уступит ей начальство. Трубецкой был переименован в полковники, а 9 июня 1763 года уволен от всех должностей с полным пенсионом и единовременным награждением в 50 000 рублей и с повелением давать ему, не в пример другим, пристойный караул, когда будет находиться в столицах. Трубецкой был очень дружен с князем Антиохом Кантемиром. Российский Ювенал посвятил ему свою седьмую сатиру. Мнение Кантемира о Трубецком, как друга, крайне пристрастно.
Последние годы своей жизни князь Трубецкой жил в Москве, умер в 1768 году и похоронен в Чудовом монастыре. Князь Трубецкой был женат два раза – первая его жена была графиня Анастасия Гаврил. Головкина, а вторая – Анна Даниловна Хераскова, урожденная княгиня Друцкая; известный писатель Мих. Матв. Херасков приходился ему пасынком.
От обоих браков он имел семь сыновей и трех дочерей. Одна из его дочерей, княгиня Елена, была за князем Ал. Ал. Вяземским, знаменитым генерал-прокурором в царствование императрицы Екатерины II. Князь Ник. Трубецкой был один из богатейших людей своего времени как сам по себе, так и по женитьбе на графине Головкиной.
Впоследствии к этой фамилии присоединились еще богатства графов Румянцевых вследствие женитьбы князя Юр. Ник. на графине Дарье Алексеевне Румянцевой. Эти богатства в конце концов разделились между многочисленными представителями фамилии князей Трубецких.
В приходе Иоанна Предтечи, что у Девичьего поля, на Большой улице стоял большой дом генерал-поручика Николая Петровича Архарова. Имя этого генерала некогда гремело славой хорошего сыщика в делах полицейских и следственных.
П. Бартенев говорит, что сохранилось предание, будто начальник парижской полиции при Людовике XV, Сартин, написал к Архарову письмо, в котором выражал удивление его талантливости в открытии преступлений и в быстроте следствий. Архаров с пятнадцатилетнего возраста начал службу рядовым в Преображенском полку. В 1761 году он получил первый офицерский чин и, вскоре по восшествии на престол Екатерины II, вступил в полицию.
Простое обращение с народом и особенно умение красно и в то же время понятливо говорить с ним облегчало Архарову его трудную должность. Служебным своим возвышением Архаров обязан Орловым, с которыми был близко знаком. По словам Хмырова, он в 1772 году переведен из преображенских капитан-поручиков в полицию с чином армии полковника. Когда в Москве открылась чума и вспыхнул мятеж в 1771 году, Архаров способствовал вместе с Гр. Орловым успокоению столицы и был оставлен в ней обер-полицеймейстером (первый московский обер-полицеймейстер был Греков); вскоре Архаров был переименован в московские губернаторы. Особенную деятельность в Москве он обнаружил в 1774 и 1775 годах, когда там производилось следствие над пугачевским бунтом и потом торжествовалось общее замирение государства. Фамилия Архарова сделалась известною по всей Российской империи, и его дар проницательности до сих пор еще живет в московских преданиях. Архаров знал до малейших подробностей все, что делалось в городе; с изумительною быстротою отыскивал всевозможные пропажи, умел читать в чертах и выражениях лица приводимых к нему людей, нередко по одному этому безошибочно решал, прав или виноват подозреваемый, и с помощью самых оригинальных средств обнаруживал самые сокровенные преступления. Архаров имел помощником Шварца, одно имя которого держало в страхе всю Москву. Место действий Архарова было в Москве Рязанское подворье, помещавшееся на Мясницкой улице, в начале ее от Лубянской площади; в доме этом теперь находится духовная консистория. Там в большом доме содержали людей, состоявших под следствием, секли, пытали и проч.
В нем же в 1792 году держали и, как говорят, тоже пытали знаменитого Новикова. Екатерина II впоследствии вызвала Архарова из Москвы и поручила ему сначала так называемые водяные коммуникации, в управлении коими надлежало иметь часто дело с простым народом, со всеми барочниками и перевозчиками; потом назначила его наместником новгородским и тверским.
Особенно он отличился в шведскую войну (1788–1790) быстрою доставкою ополчений из мелкопоместных дворян и причетников.
В важнейших полицейских случаях Екатерина нередко призывала его во дворец, например, когда пропал из придворной церкви образ Толгской Богоматери в богатом серебряном окладе с драгоценными камнями, ценимый около 8000 рублей, которым императрица Анна Иоанновна благословляла Елисавету Петровну, а последняя Екатерину II при бракосочетании. Образ находился в Зимнем дворце с 1764 года, и в покраже его подозревали одного из церковных истопников. Он был найден Архаровым на второй день после покражи без оклада, у вала, близ Семеновского полка; впоследствии в воровстве его подозревали гвардейских солдат.
В другой раз, когда он занимал еще должность московского обер-полицеймейстера, в Петербурге приключилась значительная покража серебряной утвари.
По розысканиям возникло подозрение, что похищенные вещи направлены в Москву, о чем немедленно и был уведомлен Архаров. Но он отвечал, что серебро не было вовсе привезено в Москву и находится в Петербурге, в подвале подле дома обер-полицеймейстера; там оно и найдено.
В записках Храповицкого находим следующие отметки об Архарове, сказанные государыней; так, в одном месте читаем: «Похвалена расторопность Архарова, и что он хорош в губернии, но негоден при дворе». В другом месте: «Увидя приехавшего Архарова: „С’est un intriguant de plus. Он год и 8 месяцев здесь не был. Il est mieux là qu’ici“»[142].
В рассказах московских старожилов некогда пользовался недоброй славой так называемый суровый Архаровский полк, и в строю его считалось восемь батальонов. Имя архаровца служит в народе как синоним плута.
При восшествии на престол император Павел дал Архарову, вместе с званием московского военного губернатора, этот полк, назначив его шефом; поместили полк в Екатерининском дворце, и он составлял тогда московскую полицейскую стражу.
Но еще ранее этого в Москве были полицейские драгуны, сформированные в 1750 году, когда на дороге из Москвы в Петербург появилось много разбойников. Обе полные роты этих драгун состояли при полиции в самой черте города, остальные роты были распределены по окрестностям.
Также и во время бывшего пугачевского бунта, когда личная безопасность составляла один из труднейших вопросов для городского управления, был призван еще в Москву полк егерей; последние были одеты в светло-зеленые мундиры, на голове род картуза с круглой тульей, с левой стороны к правой огибало тулью перо или султан, придержанный кокардой, а длинный круглый козырек был у них обложен медью.
На третий день, при вступлении на престол императора Павла, Архаров был назначен вторым петербургским губернатором. Архаров в первый день царствования Павла вместе с гр. Ростопчиным явился в дом гр. Орлова-Чесменского, которого немедленно привел к присяге, и за это получил Андреевскую ленту, снятую государем с собственного плеча.
В день коронования Павла Архарову дано две тысячи душ, но вслед за тем он лишился губернаторства и был выслан в свое тамбовское имение, где прожил три года вместе со своим братом.
По рассказам Н. Греча, Архаров пал вместе с полицеймейстером Чулковым вот по какому случаю. Вследствие его распоряжений в Петербурге непомерно вздорожало сено. На общее их падение была сделана карикатура: Архаров был представлен лежащим в гробу, выкрашенном новою краскою полицейских будок, черною с белою полосою; вокруг него стояли свечи в новомодных уличных фонарях, у ног стоял Чулков и утирал глаза сеном.
В 1800 году Архаров получил позволение жить в Москве. Дом его отличался радушием и гостеприимством. Помимо бывших его сослуживцев, полицейских чиновников, его посещали многие и из тогдашнего высшего общества.
Князь Вяземский в своих воспоминаниях приводит случай с Сумароковым, бывший будто еще во время его службы в Москве. В какой-то годовой праздник приехал к Архарову с поздравлением Сумароков и привез новые стихи свои, напечатанные на особых листках. Раздав по экземпляру хозяину и гостям-знакомым, спросил он об имени одного из посетителей, ему неизвестного. Узнав, что он чиновник полицейский и доверенный человек у хозяина дома, он и ему подарил экземпляр. Общий разговор коснулся драматической литературы, каждый высказывал свое мнение, новый знакомец Сумарокова изложил и свое, которое, по несчастию, не сходилось с его мнением. С живостью встав с места, подходит он к нему и говорит: «Прошу покорнейше отдать мне мои стихи, этот подарок не по вас, а завтра для праздника пришлю вам воз сена или куль муки». Жихарев говорит