Хотите ль, господа, между певцами
Узнать Карамзина отъявленных врагов!
Вот комик Шаховской с плачевными стихами
И вот бледнеющий над рифмами Шишков:
Они умом равны: обоих зависть мучит;
Но одного сушит она, другого пучит.
Шишков был худ, Шаховской – толст и неповоротлив.
Воейков, описывая многих арзамасцев в своем «Парнасском адрес-календаре», про Блудова говорит: «Д. Н. Блудов, государственный секретарь бога Вкуса, при отделении хороших сочинений от бессмысленных и клеймении сих последних печатью отвержения, находится на теплых водах для излечения от простудной лихорадки, которую получил он на Липецких водах» (намек на комедию Шаховского).
«Липецкия воды» Шаховского в свое время наделали много толков в литературных кружках. Князь в этой комедии осмеял Жуковского, хотя и невпопад; этим он раздражил всех почитателей Жуковского и Карамзина и лучших литераторов того времени. В печати явилось много эпиграмм и пародий на Шаховского и помещено было письмо с Липецких вод, в котором, под видом посетителей вод, были выведены все действующие лица из комедии князя Шаховского.
Даже приемы в члены Арзамасского общества одно время не обходились без намеков на литературные труды князя Шаховского. Так, во время приема Вас. Льв. Пушкина в члены общества, его в одной из приемных комнат С. С. Уварова положили на диван и навалили на него шубы всех прочих членов.
Это намекало на шутливую поэму князя Шаховского «Восхищенные шубы» и значило, что новопринимаемый должен вытерпеть, как первое испытание, «шубное прение», то есть «преть» под этими «шубами». Второе испытание состояло в том, что, лежа под ними, он должен был выслушать чтение целой французской трагедии какого-то француза, петербургского автора, которую и читал сам автор.
Потом, с завязанными глазами, водили его с лестницы на лестницу и приводили в комнату, которая была перед самым кабинетом. Кабинет, в котором было заседание и где были собраны члены, был ярко освещен, а эта комната оставалась темною и отделялась от него аркою с оранжевою огневою занавескою. Здесь развязывали ему глаза – и ему представлялось посредине чучело, огромное, безобразное, висевшее на вешалке для платья, покрытое простынею.
В. Л. Пушкину объяснили, что это чудовище означает дурной вкус; подали ему лук и стрелы и велели поразить чудовище. Пушкин, как мы выше говорили, был человек очень тучный, с большим подбородком, подагрик и вечно страдающий одышкой; он натянул лук, пустил стрелу и упал, потому что за простыней был скрыт мальчик, который, в ту же минуту, выстрелил в него из пистолета холостым зарядом и повалил чучело! Потом Пушкина ввели за занавеску и дали ему в руку эмблему Арзамаса, мерзлого арзамасского гуся, которого он должен был держать в руках во все время, пока ему говорили длинную приветственную речь.
Наконец ему поднесли серебряную лохань и рукомойник умыть руки и лицо, объясняя, что это прообразует «Липецкие воды, комедию князя Шаховского». Общий титул членов Арзамасского общества было: их превосходительства гении Арзамаса. Этот Пушкин носил в обществе кличку Вот. Случилось однажды, что он, отправляясь из Москвы, написал эпиграмму на станционного смотрителя, а его жене мадригал. И то и другое он прислал в общество – общество нашло стихи плохими, и Пушкин был разжалован из имени Вот в Вотрушку! Пушкин очень этим огорчился и прислал другое стихотворение, начинавшееся так:
Что делать! Видно, мне кибитка не Парнас!
Но строг, несправедлив ученый Арзамас!
Я оскорбил ваш слух; вы оскорбили друга!.. и проч.
Общество, по рассмотрении, послание нашло хорошим, и Пушкину было возвращено прежнее Вот и с прибавлением «я вас», то есть «Вот я вас» – Виргилиево Quos ego. В. Л. Пушкин был от этого в восхищении.
Так забавлялись в старые годы люди в больших чинах, в важных должностях и не молодые. Никто в то время не считал предосудительным быть веселым и шутливым.
С отъездом графа Блудова в 1818 году советником посольства в Лондон общество совсем перестало собираться, и только изредка члены его подписывались своими шутливыми именами в письмах друг к другу или под своими литературными статьями.
Мы здесь не касаемся государственной деятельности графа Блудова и не перечисляем всех важных должностей, которые он занимал в течение своей многолетней службы.
У графа Блудова было трое детей: старшая дочь, камер-фрейлина графиня Антуанета Дмитриевна, известная всему Петербургу своею набожностью, благотворительностью и ярым славянофильством (графиня написала воспоминания, частию уже напечатанные); граф Вадим и граф Андрей, долго бывший посланником. Граф Блудов-отец скончался 19 февраля 1864 года.
Вид улицы Кузнецкий мост. Литография О. Деруа по изданию И. Дациаро. 1846
Глава XVIII
Кузнецкий мост. – Прежний Неглинный верх. – Церковь Флора и Лавра. – Граф Ив. Лар. Воронцов. – Первые лавочки на Кузнецком мосту. – История моста. – Штаты шутов, карликов и проч. – Род Воронцовых-Дашковых. – Помещица Бекетова. – Платон Петрович Бекетов. – Его книжная лавка, типография и издательская деятельность. – Дача Бекетова. – Дом ближнего боярина Мусина-Пушкина. – Граф Платон, ссылка его в Соловецкий монастырь. – Его страшная тюрьма. – Граф Валентин Мусин-Пушкин. – Сын графа, один из первых богачей своего времени. – Графы Брюсы. – Арбат. – Многочисленные ремесленники двора тишайшего царя. – Цена хлеба в XVII веке. – Курьи Ножки. – Арбатские ворота. – Церковь Бориса и Глеба. – Церковь Николы Явленного.
Самый излюбленный и модный пункт Москвы – Кузнецкий мост – древний народ московский звал Неглинным верхом. С него, прощаясь с Москвою и ее златоглавым Кремлем, в последний раз сматривал путник, отправляясь в дальние лесные пути, в Кострому, в Вологду.
Позднее Неглинный верх стал у москвичей прозываться Кузнецкой горой; здесь, по преданию, ютился длинный ряд кузниц и убогих изб кузнецов, с их задворками, огородами и т. д.
Гора красою не обладала, вся краса этой горы заключалась только в монастырях: Рождественском, Девичьем и в убогом Варсанофьевском, памятном многими минувшими делами, и в том числе вторичным погребением «страдальцев» Годуновых.
Там было опальное кладбище. Здесь некоторое время покоился прах Бориса Годунова. Тело Годунова, которое сперва было погребено с почестью в Архангельском соборе, где стоят теперь в южном приделе три гробницы: царя Иоанна Грозного, сыновей его царя Феодора и царевича Иоанна, умершего от руки отца в 1562 году.
Борис Годунов был положен близ друга и благодетеля своего Феодора Иоанновича; его тело Лжедимитрием было вырыто в 1606 году из собора и выброшено сквозь нарочно сделанное отверстие, которого следы видны и теперь в Предтеченской церкви, пристроенной к юго-востоку собора.
По сказанию современников самозванца, мощи св. царевича Димитрия, тотчас по перенесении их из Углича, хотели положить на том самом месте, где была могила Годунова, для чего даже была выкопана яма и выложена камнем; но после происшедших чудес они составлены снаружи и яма заложена.
По словам тех же современников, тело Бориса Годунова, а также и тела жены и сына его Феодора отвезены были без всяких почестей в один из убогих Варсанофьевских монастырей и без молитвы и последних напутствий зарыты в землю.
Труп и самого преемника Годуновых, Лжедимитрия, впоследствии обнаженный, обруганный, отвезен был тоже в Убогий дом, где теперь Покровский монастырь, в Москве. По преданию, обезображенный труп московского лжецаря везли в навозной телеге, конные стрельцы и толпа народа провожали его с проклятиями и ругательствами.
Телега с трупом не прошла в ворота Убогого дома; мертвеца стащили с телеги и бросили в яму, где хоронили воров, разбойников, казненных, замученных в застенках и умерших в опале.
В то время, когда везли самозванца, стояла ужасная буря, несмотря на то что это было в мае месяце (1606 года). Такая же буря была и в день встречи самозванца в Кремле.
В течение семи дней, пока труп самозванца лежал в Убогом доме, стояли такие морозы, что поля покрылись снегом и сады все вымерзли. Народное суеверие приписало все это волшебству самозванца, ропот в народе был страшный, и власти присудили труп Лжедимитрия отвезти в подмосковное село Котлы, там сжечь его и пеплом выстрелить из пушки в ту сторону, откуда пришел самозванец.
Возвращаемся опять к Кузнецкому мосту. Как бы в противоположность монастырям: Девичьему, Варсанофьевскому и Рождественскому, стояла в Кузнечном приходе несуществующая теперь церковь Флора и Лавра[158], близ нее грозно высился со своими башнями двор Пушечный; на этот двор езжали смотреть цари, как лились их пушки.
Таков был Кузнецкий мост в древности, при благоверных царях.
Своей красотой и постройками Кузнецкий мост обязан поселившемуся здесь русскому боярину графу Ивану Ларионовичу Воронцову; тогда кузнецы здесь замолкли и вся Кузнецкая слобода поступила в его же власть.
Граф на Кузнецкой горе сразу построил шесть каменных домов, на воротах которых в екатерининское время значились № 403, 414, 416, 480 и 481. Воронцов при своих домах разбил английские и французские сады, накопал пруды, поставил оранжереи и прочие усадебные постройки; за графом потянулись и другие бояре, жившие тогда на Москве, и к домам Воронцова быстро выстроились дома: Бибиковых, Боборыкиных, князей Барятинских, графа Бутурлина, Волынского, пять домов князей Голицыных, четыре дома князей Долгоруких и еще многих других.
Незаметно вскоре в боярских домах открылись две немецкие лавочки с разными уборами и туалетными принадлежностями, к которым вскоре примкнул ряд еврейских лавочек, но их вскоре выселили из этой местности.
Впоследствии, уже во время Французской революции, здесь открылось и несколько французских модных лавок с разным заграничным товаром. Теперь говорят: «Ехать на Кузнецкий мост покупать товары», а в екатерининское время говорили: «Ехать во французские лавки».