«Еще десять минут», — подумал Фернандес.
Глубоко вздохнув, Саммерс вновь обратил свой взор на Пэриш. Он походил на агента по недвижимости, стремящегося не упустить крупную сделку. Атакуя поочередно то продавца, то покупателя, он пытался добиться обоюдных уступок, чтобы приблизиться к желанной цели.
— Мисс Пэриш. — Саммерс вновь водрузил на нос очки. — Уверен, ваш клиент сразу бы признался в убийстве «по неосторожности». — Он не столько спрашивал, сколько наставлял ее. — Никакого уголовного прошлого, состояние аффекта, только одно ножевое ранение… Тянет, на мой взгляд, лет на пять, максимум — на семь. Он станет кандидатом номер один на смягчение приговора после отсидки трети срока. Проведет еще пару лет на ферме с полями для гольфа. Брэйс же любит в гольф поиграть, а? — Саммерс намекал на сделку, пытаясь сдвинуть «флажки для гольфа» поближе друг к другу. — Разве ваш клиент не намекал, что его могли спровоцировать? Ну, знаете, появился более молодой мужчина или что-то в этом роде?
— Боюсь, ничего такого, ваша честь, — ответила Пэриш.
Саммерс покачал головой:
— Вот беда-то.
— Однако если представитель обвинения предложит «непредумышленное», — добавила Пэриш, — я готова обсудить это с клиентом. Но я подчеркиваю, в случае если…
Это был ловкий ход со стороны Пэриш: вновь снимая с себя ответственность, она перекладывала ее на них.
Словно переводя прицел, Саммерс посмотрел на Фернандеса.
— Мы можем рассчитывать на какое-нибудь предложение? Обвинение, разумеется, может потребовать и более длительный срок — десять, а то и двенадцать лет. Уверен, мне будет предоставлено соответствующее заявление от близких жертвы. Она же была единственным ребенком, не так ли?
— Именно так, ваша честь, — ответил Фернандес. — Но мы ни за что не согласимся с убийством по неосторожности. Я скорее вообще откажусь от обвинения, чем пойду на это. — Фернандес предусмотрительно не обмолвился об обвинении в убийстве второй степени. Но он знал, что все поняли его намек.
— Гм… — Саммерс направил свой палец на Фернандеса. — Юрист, специалист по уголовным делам, никогда не должен произносить «ни за что». Любой судебный процесс похож на лодку в открытом море. Никогда не знаешь, какие течения ее могут подхватить.
— Согласен, ваша честь. — Фернандес улыбнулся. Необходимо было дать Саммерсу понять, что последнее слово осталось за ним. — Мы продолжаем настаивать на обвинении в убийстве первой степени.
Саммерсу словно понадобилось некоторое время, чтобы это переварить. Затем он не выдержал и взорвался:
— Черт вас побери, послушайте, вы оба! — Он грохнул кулаком по столу. — У нас тут не покер. Убита женщина, и ее муж — в тюрьме. Речь идет о реальных людях, а не о политической возне. Мистер Фернандес, не имея мотива преступления, у вас нет шансов добиться для обвиняемого убийства первой степени. Позвольте напомнить: под убийством первой степени понимается умышленное и спланированное убийство при отягчающих обстоятельствах. И вы, мисс Пэриш, подумайте: несчастная жертва обнаружена обнаженной в ванне. На кухне найден окровавленный нож. Это не убийство по неосторожности. Позвольте и вам напомнить: причинение смерти по неосторожности — это непредумышленное убийство. — Судья откинулся на спинку кресла. — Это убийство второй степени: минимум десять лет без права досрочного освобождения. Гораздо лучше, чем двадцать пять лет без права на досрочное за первую степень. Вы попросите двенадцать-тринадцать лет, мистер Фернандес, а вы, мисс Пэриш, минимальные десять.
Схватив свою папку, Саммерс с угрюмым видом встал.
— Я хочу вновь видеть вас обоих здесь через неделю. И я желаю покончить с этим делом. Не собираюсь по месяцу занимать зал суда из-за бессмысленного предварительного слушания. До встречи ровно через семь дней.
Фернандес встал.
— Благодарю вас, ваша честь, — сказал он.
Часы показывали 13:59.
— Спасибо, сэр, — поблагодарила Пэриш.
Оказавшись в коридоре, Фернандес вздохнул.
— Примерно как я и предполагал, — усмехнулся он.
— Мне доводилось видеть кое-что похуже, — рассмеялась Нэнси Пэриш.
Они прекрасно знали, что, вернувшись сюда через неделю, не предложат ничего нового и что Саммерс устроит очередное представление, которое тоже ни к чему не приведет. Абсолютно ясно — все идет к судебному разбирательству.
Глава 37
Нэнси Пэриш влетела в свой офис и швырнула пальто на спинку кресла для клиентов. Не сбавляя темпа, плюхнулась в кресло и, кинув портфельчик на пол, одной рукой нажала на телефоне кнопку прослушивания голосовой почты, а другой включила компьютер и открыла электронную почту.
«У вас восемнадцать новых сообщений», — сообщил ей телефонный голос.
По электронной почте ей пришло тридцать два письма.
— Почему бы вам всем просто не оставить меня в покое?! — пробубнила Нэнси, ставя сотовый на подзарядку.
«Вот тебе и сюжет для комикса, — подумала она, скидывая с ног под стол сапожки с соляными разводами. — Женщина в деловом костюме, одетая с иголочки: жемчужное ожерелье, кожаный портфельчик и все остальное, — сидит в аду. Вокруг бушует пламя. Кучка красных дьяволят тычут в нее своими вилами. Она проверяет голосовую почту на телефоне. Подпись под рисунком: „У вас две тысячи четыреста шестьдесят шесть сообщений… Сигнал“».
Она добралась до своего офиса в 17:50. После совещания у Саммерса ей пришлось бежать в суд. Минувшим днем дочь довольно известного адвоката — дамы, сотрудничество с которой составляло около двадцати процентов бизнеса Пэриш, — застукали за продажей наркотиков в школе. Весь день Пэриш потратила на то, чтобы вызволить девчонку на поруки. А в это время один из ее старых клиентов, оказавшись условно освобожденным, удрал из-под опеки и был пойман. Теперь, не желая возвращаться в камеру, он хотел сообщить кое-какую известную ему информацию в обмен на свободу. С этим вопросом Пэриш разобралась по телефону в перерывах на заседании суда по делу об освобождении на поруки.
Краем глаза она заметила, как что-то мелькнуло рядом с дверью. Тэд Диполо, ее партнер, опершись о косяк, заглядывал к ней в офис.
— Привет, Нэнси. — На его лице, как всегда, сияла дежурная улыбка. — Как прошло совещание?
Прежде чем она успела ответить, раздался тошнотворно вкрадчивый женский голос: «Ваше первое новое сообщение». Началось воспроизведение: «С Днем Валентина, Нэнси, девочка. Мы с отцом…» Покосившись на Диполо, она нажала кнопку, чтобы перескочить на следующее сообщение.
— Обычная дребедень, — ответила она на вопрос Тэда. — Саммерс пытался давить. В первую очередь досталось Фернандесу, а кто что говорил — не имело значения. — Она махнула рукой в сторону составленных в углу четырех коробок, на которых черным маркером было от руки написано «БРЭЙС». — Просто нужно продолжать работу.
— В этом-то и проблема громких дел, — заметил Диполо. — Здравый смысл словно выдувается из окон прокуратуры.
— Саммерс здорово напирал на него. Сказал, как он без мотива собирается добиваться первой степени?
— Саммерс наглый тип, — отметил Диполо. — Однако он прав.
Зазвучало второе голосовое сообщение: «Это я. Коста-Рика. Ты просто не поверишь, какое замечательное предложение! И у них есть нудистские пляжи с этими молодыми…»
Пэриш решила выключить телефон. Взглянув на Диполо, улыбнулась.
— Зелда? — улыбнулся он в ответ.
— Мой личный планировщик досуга, — ответила она.
Диполо кивнул. Последовала длительная пауза.
— Ты в порядке, Нэнси? — спросил он наконец.
Пэриш кивнула. С тех пор как стала работать по делу Брэйса, они с Диполо словно заключили негласное соглашение. Могли обсуждать все, что касалось их адвокатской практики: другие дела, нюансы аренды и содержания офиса, традиционные сплетни о судьях и прокурорах — все на свете, кроме одного, — Кевина Брэйса. Пэриш понимала: Диполо жаждал что-нибудь от нее узнать, чтобы, оставаясь молчаливым партнером, подбрасывать ей идеи, обсуждать стратегию.
Ей жутко хотелось ему довериться. Сказать: «Тэд, с подобным я еще не встречалась. Мой клиент отказывается со мной говорить. Не произносит ни слова. Лишь раз в неделю пишет мне таинственные записки с обычной информацией. Ни разу ни о чем не попросил, кроме того, чтобы я ни одной душе не говорила о его молчании».
— Все прекрасно, Тэд, — заставила себя улыбнуться Нэнси.
— Послушай, — заговорил Диполо, — можешь заткнуть меня в любой момент, но, на мой взгляд, дело напрашивается на вторую степень. Десять лет. Когда Брэйс выйдет, ему будет семьдесят три. Первая будет равноценна смертному приговору. Или я о чем-то не знаю?
— То же самое говорит Саммерс. Он нас просто к стенке припер со второй степенью. Однако Фернандес не поддался. Очевидно, что на него здорово давят сверху.
Диполо кивнул.
— Даже если Фернандес и хотел бы все урегулировать, Фил Каттер и вся эта прокурорская свора ему не даст. И все же… Чем он может обосновать первую степень без очевидного мотива?
Пэриш подняла сжатую в кулак ладонь и стала разгибать один палец за другим.
— Кэтрин Торн умерла от смертельного ножевого ранения в ванне. Это раз. На кухне Брэйса найден спрятанный нож. Это два. Он признался разносчику газет мистеру Сингху. Это три. И мы больше не будем говорить на эту тему. Это четыре. Ты идешь домой и наслаждаешься ужином со своими детьми. Это пять.
Диполо — в прошлом прокурор — стал адвокатом четыре года назад, когда заболела жена. У них двое детей — на тот момент им было тринадцать и пятнадцать лет. Он решил, что, сменив профиль, сможет сделать рабочий график более гибким, что поначалу и случилось. Жена умерла годом позже. С недавнего времени Пэриш стала замечать, что по мере взросления детей он все больше погружается в работу.
— Указывая на Кевина Брэйса, прокуратура словно хочет показать: «Смотрите — никто не застрахован», — заметил Диполо.
— Иди готовь ужин, Тэд! — воскликнула Пэриш.
— Повнимательнее с Саммерсом. Он хоть и старый пердун, но его нельзя недооценивать. Если он зол на обвинение, то попытается тебе подыграть. Он уже давал это понять?