«Старая хитрость, о которой давно написано во всех книжках», — улыбнулся он про себя.
Его руки застыли над клавишами. За дверью. Широкая прихожая квартиры Брэйса. Кенникот смотрит на план квартиры. Так вот в чем дело. В квартире Брэйса находился кто-то еще. Кто-то играл в прятки, но не в безобидную детскую игру.
Его руки непроизвольно опустились на клавиши, и в наушниках раздалась какофония. Сорвав их с головы, он схватил телефон.
— Нэнси, он был не один! — воскликнул Аманква, когда Пэриш взяла трубку. — В квартире присутствовал кто-то еще. За дверью.
— Поэтому-то… — шумно выдохнув, начала Пэриш.
— Поэтому что?
Пэриш замялась.
— Ты же понимаешь, я не могу тебе сказать. Сегодня на улицах ожидается празднество, так что не опаздывай.
Глава 58
Было только восемь утра, а перед булочной «Грайф» уже выстроились машины, растянувшись чуть ли не на два квартала. Дорогие иностранные модели с включенной аварийкой припарковались, нарушая правила, вдоль восточной стороны улицы. Небритые мужчины в спортивных штанах или шортах выбегали из булочной с пакетами, полными теплой выпечки.
Ари Грин поставил свой «олдсмобил» за «лексусом». Кинув на приборную панель жетон, он, не включая аварийку, медленно вылез из машины. «Грайф» не отличалась внушительными размерами, и хвост очереди торчал на улице. Большинство мужчин в очереди были заняты своими блэкбери, либо набирая сообщения, либо разговаривая с женами. Остальные читали спортивные страницы газет, пестревшие заголовками о победе «Листьев».
Очередь продвигалась довольно быстро. Внутри булочная представляла собой длинное прямоугольное помещение. В его дальнем конце стояли высокие металлические стеллажи со свежеиспеченными изделиями. На преимущественно голых стенах кое-где висели старые черно-белые фотографии булочной, сделанные еще в начале двадцатого века. Вся боковая стенка старого белого холодильника была сплошь обклеена всевозможной дешевой рекламой, от постановок еврейского музыкального театра до сшитых вручную религиозных париков и туристических агентств, специализирующихся на поездках в Израиль. «„Тора для подростков“: возможность подготовки в университет по одобренной министерством программе», — предлагала одна из наиболее красочных рекламок. И тут же сверху прилепил свою визитку некто Стив С., предлагая свои суперуслуги по переездам и перевозке вещей. За дверью стояла пустая металлическая подставка для газет. Казалось, ею не пользовались уже долгие годы.
За обитым линолеумом прилавком стояла пожилая женщина и с привычной сноровкой обслуживала покупателей. В воздухе витал сдобный аромат свежей выпечки. От такого количества народу в сочетании с работающими духовками в помещении было довольно жарко. Старый черный вентилятор над дверью и два выставленных в зал белых пропеллера на ножках явно не справлялись с работой. Грин расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и ослабил галстук.
— Мне две дюжины с кунжутом и дюжину с маком, — попросил мужчина в начале очереди.
Пожилая дама лихо раскрыла бумажный пакет и сложила туда заказанный хлеб.
— Что еще? — спросила она.
— Дайте мне еще дюжину простых.
— А мне — дюжину с маком, — сказал следующий покупатель.
— Что еще? — спросила пожилая дама, со звоном пробивая заказ на древнем кассовом аппарате с приклеенной к нему бумажкой: «Только наличные».
Грин вытащил бумажник.
«Что у нас с наличными?» — подумал он.
Последние несколько месяцев в связи с интенсивной подготовкой к судебному процессу он практически везде расплачивался кредиткой. Ему нравилось пользоваться кредитными картами, когда работа практически не оставляла ему свободного времени: так в конце дня ему было проще учитывать свои расходы.
Раскрыв бумажник, он стал просматривать его содержимое.
«Надеюсь, у меня хватит денег», — подумал он.
Нащупав какие-то купюры, он наткнулся на свернутый клочок бумаги.
«А это что такое?» — удивился он, разворачивая бумажку.
Это был чек оплаты тридцати долларов за стоянку возле муниципалитета. Он в недоумении потряс головой. Оставляя машину на большой подземной стоянке, он всякий раз пользовался своей кредитной картой. С чего ему вдруг платить наличными?
— Что еще? — спрашивала женщина за прилавком очередного покупателя.
Грин чуть прошел вперед. Приближалась его очередь.
Он вновь посмотрел на квитанцию — она была еще от середины февраля. Грин пожал плечами. Он не спал всю ночь и жутко устал. Хотелось выпить утреннего чая.
— Что еще? — спросила женщина у стоящего перед ним покупателя.
Грин с детства любил «Грайф». Его школа находилась на той же улице, и он с друзьями забегал в булочную-пекарню после уроков. За прилавком стояла та же самая женщина и, казалось, выглядела в те годы ничуть не моложе. Она угощала их булочками прямо из духовки. Весной они брали с собой в школу зимние перчатки, чтобы можно было держать горячий хлеб и есть его с пылу с жару.
«Что еще?» — он будто слышал этот задаваемый пожилой дамой вопрос всю жизнь. И только сейчас осознал всю его прелесть. Классическая форма допроса свидетеля — вопрос всегда должен быть открытым, а не закрытым.
Не надо, например, спрашивать свидетеля: «Что-нибудь еще случилось?» В этом случае с пятидесятипроцентной уверенностью можно предположить, что свидетель ответит «нет». Лучше спросить: «Что еще случилось?» Это вынуждает человека дать новую информацию.
Он все еще держал в руках квитанцию. «О чем еще я мог бы узнать?»
— Дюжина с кунжутом, что еще?
Грин поднял глаза. Даже не спросив, дама положила в коричневый пакет двенадцать булочек с кунжутом — его обычный заказ.
Он улыбнулся.
— Сливочный сыр, — ответил он, вытаскивая из кармана пластиковый пакет с рисунком «Лоблоз». — Не скажете отцу?
— Нет, конечно. Как он?
— Как всегда — непросто.
— Ну и хорошо. Что еще?
— Это все.
Грин взял свой пакет с хлебом и, направляясь к выходу, вновь взглянул на парковочный чек. На нем стояло время: 10:15. Здесь тоже что-то не совпадало. Когда он должен был быть в суде, он всегда приезжал заранее — не позже девяти.
Он почувствовал, как кто-то толкнул его в плечо.
— Прошу прощения, — извинился мужчина, — галстук хотел ослабить, а то здесь жарко.
— Да, не холодно, — согласился Грин, мельком покосившись на мужчину и вновь глядя на квитанцию. — Здесь всем хочется галстук ослабить.
Он сделал очередной шаг, и его вдруг осенило. Чек. Плата за стоянку. Жарища в помещении. Теперь он вспомнил.
Грин оглянулся на мужчину, ослабляющего свой галстук. Ну конечно же. В душном помещении это хочется сделать в первую очередь. Теплая погода. Шея первой ощущает жару. А желание закрыть ее появляется в последнюю очередь, если только…
— Нет… нет, нет, — забормотал Грин, отчаянно пробираясь к двери на улицу. Он взглянул на часы. — Нет, нет, — вновь произнес он, устремляясь к машине. Бегом.
Глава 59
В торонтской гавани пахло по-особому — совсем не так, как во всем городе. Это была некая смесь едковатого запаха гуано — остатков разлагающегося помета чаек, свернутых кольцами влажных канатов и моторного масла. Звуки здесь тоже были особые — крики птиц, шлепки парусов и ритмичный шелест волн, накатывающихся на высокие пирсы.
Вообще большая часть города странным образом словно и не замечала озера Онтарио, на берегу которого он был построен. Казалось, Торонто задался целью игнорировать тот факт, что стоит практически на воде. В 1950-х одержимые строительством дорожных магистралей политики возвели на побережье скоростную эстакаду — непреодолимый шестиполосный барьер между озером и городом. Двадцатью годами позже, когда к власти пришли, как тогда предполагалось, более просветленные люди, обратившие наконец внимание на то, что город располагается на берегу, была озвучена некая вялая заявка на реанимацию увядающей прибрежной полосы. За этим последовали четверть века наполеоновских планов и политических обязательств, в результате чего на побережье появилось некое подобие Берлинской стены из уродливых жилых высоток.
Единственным местом, которое, пережив все это, сохранило некую первозданность «жизни на воде», было поселение из маленьких домиков на островах в восточной части лагуны. Дэниел Кенникот сохранил в памяти теплые воспоминания о том, как они всей семьей плавали туда на пароме, и о том, как играли с Майклом на пляже. Сейчас он впервые за долгие годы возвращался в эти места. Джо Саммерс позвонила ему на сотовый. Сказала, что это срочно, и не захотела ничего обсуждать по телефону.
Показался белый, грузно пыхтящий паром — в этом было что-то старомодное, умиротворяющее. Чуть меньше чем за четверть часа он пересек залив, и далее предстояла приятная пятиминутная прогулка вдоль южного берега. По обеим сторонам дорожки густо росли деревья, и он с наслаждением вдохнул пьянящий запах весенней листвы.
Ранним утром, когда они вышли из Маркет-плэйс-тауэр на Фронт-стрит, детектив Грин велел Кенникоту отдохнуть.
— У нас пауза? — спросил тот.
— До появления новых улик. Кстати, относительно новых улик — это вам. — Он протянул Кенникоту большой конверт, на котором ничего не было написано. — Боюсь, там не совсем приятные новости. У моего отца появилась мысль насчет поездки вашего брата в тот итальянский городишко.
— Губбио, — подсказал Кенникот. У него задрожали руки.
— Он только вчера это получил. Сожалею. Мы поговорим об этом, только не сегодня. Сейчас я должен бежать. Попробуйте поспать.
Кенникот пошел в небольшой парк на другой стороне улицы и присел на свободную скамейку. То, что он прочел, его ошеломило. Вот уже восемь лет он был убежден, что его родители погибли в результате несчастного случая — автомобильной аварии. Пьяный водитель, пятидесятилетний тип, который всю сознательную жизнь жил на материальное пособие, выскочил на встречку двухполосного шоссе менее чем в десяти километрах от их загородного дома. Этой дорогой они ездили по вечерам в пятницу на протяжении тридцати лет.