Поднявшись, первым делом Степан откопал в углу рюкзак со своими вещами и принялся судорожно искать в нем предмет, который однажды сломал его жизнь ровно напополам. Предмет, из-за которого его обманули, из-за которого умер невиновный человек. Когда-то после той памятной ссоры в лесу пару дней пульт находился у Кильки, но потом батарейки окончательно сели и она вернула игрушку Степану. А он не выбросил. Оставил себе в качестве урока, как вещественное доказательство именно на подобный случай — чтобы взять в руки, ощущая прохладную гладкую пластмассу и вспомнить о вечном женском коварстве.
Степан крепко обхватил пульт рукой, привычно проводя пальцами по кнопкам. Они прогибались, мягко вдавливаясь в корпус. Потом дотронулся до колесика сбоку.
Внезапно пульт зашуршал, как тогда, в лесу, когда его взяла в руки Килька.
Вначале Степан ушам своим не поверил. Что случилось? Килька говорила — все, батарейки совершенно выдохлись и пульт можно смело выбрасывать, но тогда почему он… почему снова работает?
Это следовало выяснить. Немедленно. Едва одевшись, Степан сказал Павлику, что должен срочно уйти по делам и побежал к Кильке с братьями.
—Он совершенно точно не работал… Я ничего не понимаю. Это какой-то бред!
Староста сидел напротив через стол и внимательно рассматривал черную штуковину, крутил колесико и слушал, как меняется звук. Потом выключил и отложил в сторону.
—Я с таким уже встречался.
—То есть?— Килька подалась вперед, чуть не укладываясь животом на стол. Степан пристроился в самом углу, радуясь, что на него внимания не обращают. Когда он пришел к Кильке, братья еще спали, так что к старосте они ушли без них, потому что ждать Килька не желала ни единой лишней минуты.
Староста задумчиво осмотрел свои руки, шершавые ладони, каждый палец в отдельности, перешел к ногтям.
—Однажды ко мне пришел Васька восьмипалый, это было… щас вспомню. Семь лет назад, да. Васька рыбак, сети делает… у реки живет. Вот значит приходит и отдает небольшой фонарик. Включи, говорит. Я включаю — а он горит! Мы ничего понять не могли — как, откуда? Почему?
—И что решили?— Кильке сильно не терпелось узнать сразу все.
—Подожди. В общем, остался фонарик у меня, а потом через несколько дней у него сели батарейки. Прямо как ты говоришь. Ну что делать, вернул Ваське. А потом…
—Ну?— разве что не умоляла Килька.
—А через пару месяцев он возвращается с тем же фонариком — и тот снова горит!
Килька изумлено выдохнула, хотя Степан подозревал, что новость была для нее не очень неожиданной. Больше походило, будто она ждала именно чего-то подобного.
—И что вы решили? Как это понимать?
Староста коротко глянул на Степана и потупился. Его широкая борода, располосованная седыми прядями, с одного бока была примята после сна. Со стороны казалось, что кусок ее по неосторожности отхватили ножницами. Странным образом этот несолидным вид делал нешуточное сообщение старосты более правдивым.
—Мы решили, что это как-то зависит от самого Васьки. Что от его присутствия заряжается батарейка.
—Они в принципе не могут заряжаться,— быстро вставила Килька.
—Согласен,— покладисто ответил староста.
—Тогда что?
—Не знаю. Факт на лицо, понимай, как хочешь. У Степана эта штука ведь тоже заработала? Я проверял на фонарике… держал у себя всю зиму и без толку. А потом за два месяца у Васьки все по новой!
—Да как от присутствия обычных людей может зарядиться батарейка? Или они что, не совсем люди?— уточнила Килька.
Староста еще раз глянул на Степана. Откинулся на стену, продолжая изучать ногти.
—В общем… точно не скажу. Но после фонарика стали мы замечать… Однажды Васькины соседи поросят троих привезли, Васька глянул на них и вдруг говорит — черного этого не берите. Ну, естественно слушать никто не стал, а когда забивать время пришло, черный хряк что из поросенка вырос, вырвался из сарая и ногу годовалому ребенку растоптал. Думали, совсем калекой оставит, но со временем отходили… Или еще — сватал Васькин родственник вдову одну, Васька ему сказал — не женился бы ты пока. Тот, конечно же, женился. А через год подросла дочка у Трофима, этот уже женатый увидел ее однажды у реки и разум потерял. А у самого уже ребенок родился. И дочь Трофима тоже в него влюбилась, аж пищала. Так и живут теперь втроем — и сами маются и детей мучают. А что поделаешь? Еще потом несколько похожих случаев было. Стали поговаривать, будто Васька будущее видит, хотя сам он отпирается.
Килька глубоко задумалась и заговорила когда Степан уже начал зевать от скуки. Смысл сказанного старостой до него еще не дошел.
—Просто совпадения,— уверено сделала вывод Килька.
—А как же,— с готовностью подтвердил староста.— Совпадения, конечно, кто спорит. Вот только давай Степана спросим, не видел ли он чего странного?
Оба с большим вниманием уставились на Степана.
—Степан, тебе приходило в голову нечто… ну будто ты будущее видишь?— с сомнением спросила Килька, видимо с трудом представляя, как можно объяснить то, чего она сама толком не понимаешь.
И он действительно задумался и стал припоминать.
—Может какое-нибудь потрясение сильное? Вроде в таких случаях чаще проявляется,— неуверенно предположил староста.
Потрясение? И Степан… вспомнил, так резко, будто взял и просто открыл глаза, а перед ними вся картина в целом. И от неё жар и холод, духота и боль по всему телу. То утро…
—Все, что могу вспомнить, это тот случай, ну… То утро, когда тебя увидел вместе с братьями. Дальше говорить?— с вызовом спросил у Кильки.
—Да, говори.
—Увидел и сразу понял — тебе будет плохо. Они сделают тебе очень больно. Я видел это так же ясно, как сейчас вижу вас.
—Они никогда не сделают мне больно,— спокойно ответила Килька.
Степан отвернулся, пожал плечами.
—Спрашивали, я ответил.
—Ладно,— Килька вернулась к старосте.— А скажите, это может нам помочь?
—Чем? Надеешься, что увидят приход чужаков? Сама же сказала — совпадение.
—Лучше, чем ничего.
—Лучше, правда. Можно подумать, только пустое это… Просто домыслы. Они же никак себя не контролируют, просто смотрят и сообщают, что лучше сделать по-другому. Почему, объяснить не могут. Так, Степан?
—Да.
Они еще немного посидели, но больше говорить было не о чем.
Когда Степан с Килькой оставили старосту в покое, вышли во двор, поболтали там с Сашкой, отказались от предложения проводить и наконец очутились на пустой дороге за забором, она вдруг остановилась и крепко схватила его за руку. Сильно сжала. Степан насупился, решив, что она станет ругать его за нелицеприятные слова о братьях.
Но очень спокойно Килька сказала совсем другое.
—Обещай мне одну вещь, Степка. Если… если тебя хоть что-то насторожит при мысли о братьях… сразу мне говори, не бойся что буду смеяться. Или буду думать, будто ты специально наговариваешь, им назло. Но… обещаешь?
Степан смотрел в настороженные серые глаза, постепенно осознавая, что всего за одно утро из бесполезного, никому не нужного мальчишки благодаря нелепой случайности стал кем-то важным. А если честно, почему так получилось? Действительно ли имеются у него те сказочные способности, на которые намекал староста? Так сразу и не решишь… Но Килька-то верит. Или просто решила принимать в расчет, ведь чем черт не шутит? А разве важно? Ведь и он… не соврал, все, что сказал у старосты, было чистой правдой. Ведь тогда утром, войдя в комнату и встретившись с этими самыми глазами, он совершено точно знал, что Кильке не стоило приходить к братьям. Только объяснить не мог.
В общем, не время раздумывать. Степан молча кивнул. Обещаю. По большому счету это все, что он мог для нее сделать.
13
День пива назначили староста с помощниками. Немного позже обычного срока, но и хмель созрел позже, да еще несколько дней ушло на то чтобы сварить в достаточном количестве зелья, в честь которого назван праздник.
Галя заранее согласилась сидеть в этот день с детьми до самой ночи. Последнего мальчишку родители забрали, когда на небе уже зажглись звезды. Почти сразу же вернулась Ольга с Михаилом. Они вошли во двор, обнявшись, и Галя старательно потупилась. Теперь каждый раз, смотря на хозяйку, она вспоминала ее историю. И жалела, и злилась, и что делать дальше не могла придумать.
Маленькая Галя уже спала, высунув из-под одеяла босые, не очень чистые пятки. Хозяева сели пить чай, а Галя решила проветриться, а заодно посмотреть на остатки праздника. Надеялась встретить там Кильку, прошло уже несколько дней с тех пор как они виделись в последний раз, а завтра как раз смена патруля, значит, Килька с братьями уйдет на запад и снова пропадет надолго.
Костры виднелись издалека. Четыре огромных пятна, жарких, светлых, и кажется, вечных. Народу тоже было много, вокруг костров танцевали люди, один огромный хоровод и несколько кругов, в которых показывали свои умения танцоры-одиночки. Музыку выманивали из барабанов, бубнов с дребезжащими металлическими пластинками и тонких дудочек. В результате получалась гибкая завораживающая мелодия — простая как весенний ручей и такая же прекрасная.
Большинство людей, с которыми сталкивалась Галя, здоровались. Вспомнить никого не удалось, ни одного знакомого лица, не говоря уж об именах. Вероятно, все это были люди с берега, где они встречались у костра. Конечно, им одно новое лицо запомнить куда проще, чем ей сразу сотню незнакомых лиц.
И где же искать Кильку с братьями? Кстати, может ее и вовсе тут нет? Поздно уже…
Галя остановилась у последнего из костров, растеряно оглянулась, почти решилась повернуть назад и вдруг увидела цель поисков. Килька сидела на небольшом пригорке, как раз на границе между светом от костра и тянущейся из лесу темнотой.
Она была одна. Тихая и неподвижная, как выползшая из чащи лесная нежить, что пожелала погреться у человеческого огня.
Галя подошла и молча уселась рядом.