Художник: Василий Кандинский
В поздний СССР он вернулся альбомами и модой как почти чужой гений – патриарх мирового абстракционизма, немец вроде как русского происхождения Vassily Kandinsky. Триумфально. Постыдно для страны.
Всё последующее вокруг него было для обычного любителя искусства серией открытий, неожиданных, не схематичных. И главным личным открытием была его полновесная русскость (даже с примесью монгольской крови) и демонстративная советскость.
Василий Васильевич Кандинский родился в Москве и умер в 1944 году во Франции. С 1896 года учился искусству и делал творческую карьеру в Германии. В 1914 году, с началом войны между Германией и Россией, как русский подданный вернулся в Россию. В 1921 году эмигрировал в Германию уже окончательно, где стал основателем, гуру и классиком новейшего искусства на Западе.
Личное открытие первое: Кандинский окончил юридический факультет Московского университета, где специализировался в области политической экономии – потому что именно политическая экономия была главной наукой восходивших тогда марксизма и социал-демократии. Решив стать художником, Кандинский лишил Россию одного из будущих ярких марксистов и экономистов.
Личное открытие второе: Кандинский в 1918–1921 годах служил в советском правительстве едва ли не самым высокопоставленным чиновником в области изобразительного искусства. Именно он определял государственную закупочную политику большевиков (то есть решал, кто из художников получит государственные деньги, а кто может свободно умереть с голоду), устанавливал художественные стандарты. Похоже, именно сокращение возможностей для его личной художественной диктатуры от имени государства стало одним из факторов его несогласия с советской властью и эмиграции.
Личное открытие третье: Кандинский, что редко даже для художников русского авангарда (сколько таких? четверо? трое?), был интеллектуал и создал свою собственную теорию всеобщего революционного искусства, взошедшую полными всходами именно при большевиках. Именно тотальность таких теорий всегда роднила Вагнера, ранний советский авангард и Сталина.
Личное открытие четвёртое, самое невинное: Кандинский вырос как абстракционист именно из фигуративного искусства и никогда не порывал связей своих самых абсолютных абстракций с русским реалистическим, насколько это имеет смысл внутри революции, авангардом.
Теперь – смотрим, вспоминаем и убеждаем себя, что все эти «открытия» – тщетные домыслы, а настоящий любитель искусства всегда знал об этом, и вообще не об этом, а о том, как было на самом деле и т. д.
Пусть говорят. Кандинский ждёт.
Эмиграция
«СОЛЬ ЗЕМЛИ»
Леонид Кацис и Михаил Одесский (Л.Ф. Кацис и М.П. Одесский. «Славянская взаимность»: модель и топика. М., 2011. С. 288) нашли единство текста Ахматовой и Хомякова – и всё стало на свои места:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам… (Ахматова)
Не терпит Бог людской гордыни:
Не с теми он, кто говорит:
«Мы соль земли, мы столб святыни,
Мы Божий меч, мы Божий щит!» (Хомяков)
В ПОИСКАХ СЧАСТЬЯ
Мелкобуржуазное Замоскворечье. Мальчишка вывел гулять свою новую знакомую. Он охмуряет, она распускает перья. Она говорит ему: «а вообще я хочу уехать жить за границу». Он ей со знанием дела: «за границей нечего делать без амбиций, денег и связей».
Проходя мимо этой ярмарки тщеты, я вспомнил, как зимой дикого ещё 1996–1997 года, во тьме около 6 часов утра я стоял в очереди на вход за визой в германское посольство, которое, ещё помню, строилось как посольство ГДР в Москве. Перед мной шла юная южнорусская или украинская красавица с крупной надписью на лице о том, как рухнут на её пути все препятствия. Околевая от холода и ожидания, я посетил утлый киоск на обочине, где купил и принял стограммовую водку в пластиковой упаковке для пилигримов. Очнувшись, я обнаружил, что стены пали и передо мной: я уже стоял в начале очереди со списком ожидающих в руках и весело руководил движением, совершенно забыв, зачем прибыл во тьму. От красавицы уже не было даже запаха.
Пропустив мимо юную замоскворецкую пару 2014 года, я совершенно уверился, что из её расслабленных членов никто не мог бы даже во сне сравниться с победной красавицей, которая ныне, наверное, уже от имени Германии учит западным ценностям новых красавиц и старых дур.
Вечер послал мне и другой пример иностранной судьбы. Вокруг нового отеля в Замоскворечье вращалась иная пара: англоязычный турист сильно среднего возраста – и его русская переводчица возрастом на 17 лет больше той красавицы. Они попросили меня указать им продовольственный магазин. Посетив названные мной варианты, они нагнали и опередили меня в круглосуточном сетевом магазине. И я смог рассмотреть: ради чего этот возбуждённый мужик затеял всю свою вечернюю одиссею. К кассе он принёс бутылку пива и эскимо: бутылку себе, эскимо ей. За всё заплатила она и пара отправилась в отель навстречу пиру и бесплатному сексу. Деньги, связи и амбиции праздновали победу.
ЭЛИТНО-РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ШАКАЛЫ
Революционер Зензинов в эмиграции продолжил борьбу: в марте 1940, кроме прочего, под охраной финских войск поехал на поле боя, где в окружении был уничтожен танковый дивизион Красной Армии и на морозе осталось лежать много трупов – Зензинов ОБЫСКАЛ ТРУПЫ, вытащил их неотправленные письма домой и в конце 1944 года, когда в США уже надо было вслед за Хайеком и УСС травить тотаталитаризм, опубликовал их книгой.
Набоков книгу очень сильно хвалил, но более всего за обнажённое ею бесчувствие вождей к простому солдату – и призывал кары на головы вождей. Набоков не понял, что судьба старой России, его отца и его самого – и есть эта кара от нас, трупов простонародных.
СТЫДНАЯ РУССКАЯ БОЛЕЗНЬ
Экономические эмигранты из России, поселяясь, например, в Чехии, Германии, Англии, Франции, нередко начинают взасос облизывать свою новую страну и с особым усердием срать на Россию. Так они доказывают себе рациональность своего выбора.
Одно утешает: такие русские русских потомков после себя не оставляют.
Но болезнь эта нередка и вполне рифмуется с особой слабостью русских к ассимиляции.
Действительно: русский народ – государственный народ и требует государства, что, напротив, стало единственной причиной его выживания.
САМАЯ СТРАШНАЯ КНИГА
– которую я когда-либо читал в своей жизни, – сборник воспоминаний о России детей-эмигрантов под редакцией В. В. Зеньковского «Дети эмиграции» (1925).
Сохрани нас, Господи, от новой Гражданской войны и эмиграции.
О БОЛИ
Гений прозы Ивана Бунина в эмиграции – чистое искусство боли об умершей жизни самого важного.
МОЛОТОВ-РИББЕНТРОП
Моральная, интеллектуальная, честная, нелицеприятная, героическая, культурная, подвижническая, свободная, национальная русская эмиграция осудила этот пакт и сразу, и в потоке мемуаров, и НЕ СКАЗАЛА НИ СЛОВА в осуждение Мюнхенскому сговору Британской империи и Франции с Гитлером, засунув свои языки в кулаки.
ГЕРМАНИЗМ
Ежелетне мои середние девочки проводили в немецком языковом лагере в Германии, где дети буквально отовсюду. Интересное мероприятие ежегодно – День страны, когда все дети рассказывают о своей стране.
На день России организаторы присоединили к выступающим из России всех наличных русских и русскоговорящих детей, откуда бы они ни были, в том числе из Латвии, Швейцарии, с Украины и из США.
ХАИМ СУТИН
Я помню, как в отделе «Искусство» – на втором этаже одного из двух тогда крупнейших книжных магазинов в Москве (на улице Кирова – ныне «Библиоглобусе» на Мясницкой) баррикадами стояли дорогущие альбомы великих художников, изданные во Франции, Италии, далее везде. Цена их была весьма велика – от 75 советских рублей (половины месячной зарплаты среднего инженера) и выше. В этой витрине великих царапали глаз подозрительно не иностранные имена: немец Кандински и француз СутЭн, которого образованный продавец называл с ударением на последний слог. Столь велика была ревнивая подозрительность к эмигрантам из России, что только через боковой вход чужой страны и чужого языка отечественная гордыня готова была признать за своих земляков тех, кто добился признания вне России, – Питирима Сорокина, Василия Леонтьева, Марка Шагала, Сергея Лифаря – имя им легион. Что – «оправданные» через книжную и телевизионную попсу – русские жёны Дали, Роллана, Леже, Арагона, Кейнса и мн. др. – тоже признание русскости и тоже национальное достояние.
Кое-кто из них дожил и ощутил на себе липкие перестроечные позднесоветские официальные поцелуи. Так целуют завистники, ненавидя, когда не могут позволить себе ненавидеть открыто, хотя бы ради того, чтобы очередной благотворитель пустил в предбанник холодной войны, где выдают вдовьи талоны на «общечеловеческие ценности» на правах хозяина и раба. «Мягко стелет – да жёстко спать», – повторял мой отец в таких случаях. Именно он приводил нас, своих детей, на эту выставку настоящего, внепоцелуйного искусства, иногда на последние деньги покупая очередной том из альбомной коллекции Е1аттагюп’а.
Нам, мыслящему тростнику, оставалось самостоятельно понимать, что речь в этом пантеоне идёт об уроженцах России Василии Васильевиче Кандинском (1868–1944) и Хаиме Соломоновиче Сутине (1893–1943) – русско-тунгусском отце абстракционизма и русско-еврейском отце многоликого экспрессионизма, в России более известного по германским послевоенным (1920-х гг.) образцам той свершившейся человеческой мясорубки, что изнасиловала само человеческое изображение не меньше, чем абстракция – изображение предметного мира, который без посредников слился с миром сознания и бунтующего мозга.
Интернет-азбука, беззащитная против аферистов, мошенников и новых насильников над правдой, вписывает Хаиму Сутину новое «французское» произношение – теперь только потому, что родился он 13 января 1893 года в Смиловичах Минской губернии Российской империи, называя его «белорусским художником». Видимо, мошенники эти очень плохо понимают смысл своего доступа к клавиатуре, если думают, что великий и жертвенный белорусский народ хоть на йоту нуждается в такой фальсификации и пустом переименовании Хаима Сутина в белорусы.
В 1913 году Сутин уезжает в Париж и отныне становится великим французом – точно таким же французом, как великий испанец Пикассо. С началом войны его родителей гитлеровцы уничтожают в Смиловичах – разумеется, уничтожают потому, что они евреи.
Если искать простых изобразительных аналогий портретам Сутина, то обычный глаз, фильтрующий сложность живописи и обстоятельства эпох, подсознательно сравнивает их с фаюмскими портретами, которые мы оценим ещё выше, выше пределов возможного, если вспомним, что они давались погребальным мумиям, чтобы спасти образ человека от смерти – во всей его красоте, полноте дыхания, достоинстве. Портреты Сутина не спасают от смерти, почти не дают взгляда, едва цепляются за последний выдох души, убитые, изломанные – и узнаваемо личностные, тёплые, живые, любимые.
Натюрморты Сутина, конечно, давно забыли, что они призваны быть «мёртвой натурой» – их так же ломают конвульсии живой жизни, как ломают они людей Сутина.
Пейзажи Сутина давно забыли, что они – лицо местности, превратились в гримасы землетрясений.
Легко остановиться на этом описании переживания и предчувствия еврейской и общечеловеческой гекатомбы, которые переполняют наследие Сутина. Но правда не будет полной, если не признаться, что все эти гримасы и боли не знают страха, что они ветхозаветны и живут с собой в мире. Соединить это может только великий художник. Его сознание, кажется, почти не тронули ни русская Смута, ни русская Революция, в художественном проекте которой столь восторженно и многословно поучаствовал Василий Кандинский.
Что-то мне не верится, что его так вылечил именно Париж. Думаю, он таким родился в Смиловичах Минской губернии Российской империи.