Тамиона улыбнулась чуть насмешливо.
— Муж королевы, кто же ещё?
— Ну, это понятно. Но чем-то он занимается?
— Разумеется. Он и королева ведут наш народ, имеется в виду, конечно, здешних эльфов. Вот уже больше ста лет.
— Хм… Больше ста… Стало быть, отца вашего короля…
— Его зовут Эльмер.
— Да… Скажи, его убили, отца Эльмера?
Тамиона вздохнула.
— Ты ничего не понимаешь. Похоже, тебя сбивают с толку сами слова «король» и «королева». У нас, эльфов, королём и королевой становится лучшая супружеская пара, самые лучшие из эльфов, понимаешь? И власть эта не передаётся по наследству просто так, как у вас, эфемеров, от отца к сыну. Более того, она не передаётся и от матери к дочери — между прочим, королева для нас, эльфов, важнее, чем король. Вот у королевы Элоры девятнадцать детей, из них десять дочерей, и совсем не обязательно кто-то из них станет королевой — может случиться и так. Для этого ей и её мужу надо стать самыми лучшими эльфами, самыми умными, самыми… долго объяснять.
— Погоди… Я не понял… У вас королей выбирают, что ли?
— Разумеется. Главы всех эльфийских Домов собираются на Совет и выбирают.
— На всю жизнь?
— Как получится. Король или королева могут устать, сложив с себя корону — такие случаи бывали, и не так уж редко. Кто-то из пары может совершить проступок, несовместимый с королевским статусом — бывало и такое. Но чаще всего они слагают с себя корону из-за потерь.
— Потерь?
— Если во время правления королевской четы безвозвратно погибнет много эльфов, они теряют моральное право вести наш народ. И обычно не дожидаются, когда на всеобщем Совете Глав Домов их попросят…
— Нет, подожди. Я не понял. Что значит?.. Ведь бывают внешние причины — война, например…
— Не бывает обстоятельств, оправдывающих гибель эльфов. Главный долг короля и королевы — сохранять свой народ. А война — это занятие эфемеров. Я уже говорила тебе, забыл? В каждом эфемере с рождения сидит смерть, и вы стараетесь выполнить эту программу. Вы не цените жизнь, зачастую даже свою, а уж чужую и подавно, убивая направо и налево, сея смерть и горе. Мы, эльфы, не воюем. Ни между собой, ни с людьми. Мы очень ценим жизнь.
Иван помолчал, собираясь с мыслями.
— А чего это Киннор мне тут говорил, вроде как вы, эльфы, принимали участие…
— Ты не понял. Ничего-то ты не понимаешь, бравый сержант. Мы, эльфы, не воюем, но, как и всякий народ, как любое существо, имеем право защищаться. Любым способом, если надо — физически уничтожая угрозу и её носителей. Вот ты убил семнадцать немецких солдат…
— Я не считал.
— Неважно, за тебя посчитала королева. Семнадцать убитых. А ведь у них были жёны, дети… Тебе не жалко их жён и детей?
Желваки перекатывались на скулах сержанта.
— Я защищал Родину.
— Да ты не скрипи зубами. Всё верно, ты защищал свою Родину и свой народ. Поэтому ты имел такое право — убивать. Убивать врагов, сколько угодно. Кто с мечом придёт, от него и погибнет — старое мудрое правило, основа справедливости. Ты видел меч господина магистра?
— Этот… кортик? Ну, видел…
Тамиона фыркнула.
— Кортик… Ладно. Может, ты и не обратил внимания, там на ножнах написано по-староэльфийски: «Напавший убит». Мы, эльфы, никому не желаем зла, но защищаться мы умеем, можешь не сомневаться. Причём не только отмахиваясь от непосредственной угрозы, если надо, мы наносим упреждающие удары, уничтожая угрозу нам ещё на дальних подходах.
Иван снова помолчал, переваривая очередную порцию информации.
— Значит, всё-таки воюете, как ни крути…
— Нет — Тамиона поморщилась — ну чего ты такой дурень? Я тебе говорю, не воюем. Как тебе объяснить, чтобы ты наконец дошёл умом? Ну вот ты был солдатом. Тебе приказали — ты убивал…
— Я Родину!..
— Да, да, конечно. Ты сражался за правое дело. Ну а если бы не за правое? Ты же солдат. В кого прикажут, в того и будешь стрелять, а правое там дело или левое — не твоё дело, тебя и не спросят. Прикажут, и в нас будешь стрелять. Нет? Будешь. Во всяком случае, ещё три недели назад точно стал бы.
Иван набрал воздуха так, что лёгкие трещали. Сейчас он ей…
Воздух вышел, как из проколотой шины. Она права, права, и нечего возразить. Ещё три недели назад — да без базара! А сейчас?
Тамиона сидела, грустно подперев рукой подбородок. О чём думает? Может, о детях, или о муже взгрустнулось, а он лезет под шкуру…
— Да ладно, Ваня — сержант вздрогнул, ещё ни разу Тамиона не называла его так — без твоей болтовни мне было бы сейчас ещё хуже. Так вот — ты был солдатом, вооружённым рабом, безропотным орудием убийства в руках ваших генералов и прочих командиров, которых у вас тьма-тьмущая. Ты именно воевал. Ты сделал своё дело — и оружие у тебя отобрали, и честь твою отобрали: какая может быть честь у раба? Не обижайся, я говорю правду. А вот если бы на тебя напали… ну, к примеру, бандиты, и ты их убил, защищаясь — можно ли сказать, что ты воевал?
— А у вас?
— А у нас солдат нет — только воины. Простые воины — те, кто встаёт в строй по призыву короля и королевы, чтобы защитить наш народ, и рыцари — те, кто в строю постоянно. Вот Таэль и Диэль рыцари.
— А Киннор? Ты его называла — магистр…
— О, магистр — это не просто рыцарь, вернее, не только и не столько рыцарь. Он владеет… Ну, скажем, высшей магией, так тебе будет понятней. Магистры есть далеко не в каждом эльфийском Доме.
Тамиона долила себе из серебряного кувшина.
— Хочешь вина, Ваня? А я хочу. Устала.
Иван смотрел осторожно. Напьётся девушка…
— Да не напьюсь. Так что ты ещё спросил?
— Ты вот говорила: за время правления королевы Элоры никто из эльфов не погиб. За сотню-то с лишним лет?
— Ты не понял, или забыл. Я сказала, никто из эльфов не погиб безвозвратно.
Иван хлопал глазами.
— А что, можно погибнуть возвратно?
Девушка вздохнула.
— Нет, эфемеры положительно все тупые. А чего ты тут ждёшь, если не секрет?
Всё верно. Чего он ждёт, как не возвращения с того света своей любимой? Дурак…
Тамиона усмехнулась.
— Мы, эльфы, гораздо живучей вас, эфемеров. Но даже убитый эльф зачастую может быть оживлён. Это ваши трупы разлагаются в слизь за пару дней. Наши тела нетленны — слышал такое слово? Никакие микробы не могут поселиться в теле эльфа, даже убитого, поэтому тело погибшего не разлагается месяцами, и его можно оживить.
Иван уже ничему не удивлялся. Понятно, бессмертные, понятно, нетленные… Чего такого? С каждым может случиться…
— Ну а если, к примеру, снарядом разорвёт?
— Это смотря как. Если голова цела, то проблем особо нет — новое тело будет не хуже старого. Ну а если совсем… Что ты знаешь о душе? — внезапно спросила Тамиона.
Иван снова заморгал. При чём тут душа? Напилась-таки… Но глаза девушки смотрели ясно-пронзительно.
— Так что ты знаешь о душе?
— Душа — поповские байки… — выдал Иван заученное в школе.
— Понятно — поморщилась Тамиона. — Тогда дальнейший разговор бессмыслен.
Она вдруг придвинулась к Ивану вплотную.
— Как же ты собираешься жить с навкой?!
— Есть сигнал! Иосиф Наумович, есть сигнал!
Николай Ильич радостно вертел рукоятки осциллографа. Челюсть сидящего напротив Эриха отвалилась, глаза выкатились из орбит.
— Доннерветтер! Не может быть! Сейчас только одиннадцать!
Майор тоже выглядел ошарашенно. Он метнулся к ящику, красовавшемуся в центре стола, отщёлкнул замки и откинул шарнирную крышку.
В центре ящика на полированной мраморной подставке, в окружении чувствительных фотоумножителей покоился крупный кристалл. Глаза майора тоже округлились. Кристалл Поиска, обычно дававший едва заметную простым глазом короткую вспышку, раз в сутки, в полдень, теперь светился ровным, всё усиливающимся алым светом, отчего на пыльном чердаке, казалось, разгоралось невиданное сказочное сияние.
— Иосиф Наумович! — отчаянно возопил Николай Ильич — да закройте же крышку! Умножителям же каюк!
— Им и так каюк, Коля — майор зачарованно смотрел на Кристалл Поиска, сиявший алым светом, как некий сказочный Аленький Цветочек — Такая красота, а мы и не знали…
Теперь все трое смотрели на пылающий Кристалл не отрываясь, позабыв про приборы, позабыв про время… Сияние Кристалла вдруг разом померкло, и люди внезапно ощутили резкую тоску, острое нежелание возвращаться из сказки на пыльный чердак пустой школы.
Майор шумно вздохнул, разрушая очарование, и люди разом задвигались.
— Ну что, дорогой Эрих? Не так давно некто сомневался в моём рассудке…
— Всё, господин майор — немец поднял руки высоко вверх — вторично признаю ваше полное превосходство. Вы есть колдун?..
— Дорогой Эрих, как вы не дошли до очевидной истины — майор засмеялся — Любой русский способен сотворить чудо, если его как следует припереть в углу!..
— …Вот так, Тамиона Батьковна — Иван едва заметно улыбнулся — Да, мы смертны, да, всей жизни у нас лет шестьдесят-восемьдесят, это если кому повезёт. И портимся мы, как грибы сыроежки — раз, и сморщился. Но любить мы умеем не хуже вас, уж ты поверь, и женщины наши рожают детей в муках, и страдают за них не меньше вашего. И уж точно не меньше вашего страдают, потеряв — ведь мы, люди, гибнем всегда безвозвратно.
Девушка неожиданно провела рукой по его ладони.
— Бедный Ваня…
Похоже, таки напилась.
Иван помолчал, не зная, как себя вести, и вдруг совсем неожиданно сказал:
— Знаешь, я и вправду тогда взял вас за горло. И не жалею, ты уж не обессудь. Но скажу тебе так — если бы ты тогда… отнеслась ко мне просто по человечески, ну пожалела, что ли — я просто подарил бы тебе этот ваш Ключ. Я не вру. Вот так-то…
Тамиона внезапно метнулась к окну.
— Вернулись! Уже вернулись!
Иван тоже подошёл к окну. На высоте метра над землёй внезапно из ниоткуда возник зеркально-стеклянный шар, похожий на громадную ёлочную игрушку, мягко осел в гущу крапивы. Люк шара открылся настежь, и из люка выбрались одетые в облегающие комбинезоны эльфы, Таэль и Киннор, разом подали руки, и королева Элора выпорхнула из люка, прекрасная, как всегда, несмотря на некоролевский наряд — на ней был такой же комбинезон. Лётная форма, не иначе, подумал вдруг Иван. И вообще, все трое просто сияли. Интересно, как они там помещались, в обнимку, что ли? Шар-то не так вел