Перчик упорно обижалась на Ваню. Он столь же упорно давал ей для этого поводы. И вот им точно не было скучно. А еще у Вани было уже пять ежей, и Льен никак не мог отделаться от мысли, что где-то там следом идет целая толпа колючих зверьков. И рано или поздно до обожаемого человека они дойдут все. И опять станут устраивать концерты по заявкам мечтающих о любви девиц.
Правда до родной школы студентусов, побывавших на столь необычной практике, ежи так и не догнали. А потом Льену и вовсе стало не до них. Потому что школа стояла на ушах, все куда-то бегали и кого-то искали. Одни запропастившихся преподавателей, причем, у Льена сложилось впечатление, что у кого-то там есть повод думать, что они прячутся в подвале и просто не хотят выходить. Другие искали того, на кого можно переложить вину, любую. Третьи искали в этом хаосе разумных людей и требовали чего-то загадочного, хотя даже Льен с первого взгляда понял, что это школьный совет должен требовать и угрожать жаловаться королю. Правда, потом он выяснил, что от совета почти никого не осталось — именно его членов пытались разыскать — и разумно махнул на происходящее рукой. Самолично поселил Томию и Весяну в девчачьем общежитии, выбрав комнату посимпатичнее. Попытавшемуся угрожать завхозу сунул под нос поочередно бумагу с предписанием, выданным королевским дознавателем, и перстень с гербом, ради такого дела снятый со шнурка и надетый на указательный палец. Завхоз после этого немного поворчал и пошел радовать коменданта обеих общежитий тем, что все по закону и лучше не спорить.
Заселить Ваню с ежами и Лоста с бородой после этого вообще было несложно. А самому Льену даже предложили гостевую комнату, обставленную старинной вычурной мебелью, но он отказался, унюхав плесень и пыль веков, надежно хранящую эту мебель от покушений детей кор-графов.
А оказавшись в крохотной комнатушке рассчитанной на двух студентусов, обставленной пусть бедненько, зато чистенько, Льен первым делом завалился на кровать и наконец выспался. Наплевав на бредущих в ночи ежей, ищущих двадцатилетних девственниц придурков в плащах, сгинувший из-за глупости глав магический орден вместе с его грибами, и даже королевских дознавателей, которые послать послали, но объяснить что-то толком так и не соизволили.
И снился Льену отличный сон о том времени, когда он сам был студентусом и все проблемы можно было переложить на преподавателей, куратора и практически любого мага с дипломом. А проснулся он в уверенности, что согласится на аспирантуру, потому что у него наконец-то появилась тема для разработки.
— И почему до сих пор никто не додумался заряжать накопители от природных источников? — мрачно спросил Льен занимавшийся за окном рассвет. — Ведь можно не каждый отдельно привязывать, портя заготовки. Можно создать что-то вроде грибницы, у которой заготовки будут всего лишь плодовыми телами. Можно даже заставить их расти... надо с пчеловами поговорить, они в грибах разбираются. И в прочих растениях тоже. Или лучше выращивать кристаллы? Кристаллы интереснее.
Льен сел поудобнее, подпер подбородок кулаком и стал любоваться рассветом, лениво размышляя о кристаллах и том, где теперь искать литературу об их выращивании. И постепенно приходил к выводу, что надо ехать к кикх-хэй, вот они действительно умеют растить кристаллы, настоящие, а не обманки держащиеся на магии.
А думать о подопечных и плащеносцах с дознавателями Льену совсем не хотелось. Надоели.
Шестой еж пришел рано утром.
В общежитие его не пустили, ну или он не смог подняться по довольно крутым ступеням, поэтому он, похрюкивая, обошел здание справа, безошибочно отыскал то окно на втором этаже, за которым спал Ваня и стал хрюкать уже там.
Ваня не реагировал, скорее всего потому, что не слышал.
Солнце поднималось все выше, а ежу топтаться под окнами надоедало все больше, поэтому он остановился, вытянулся во всю длину и тоненько запел. Почему-то о зеленых кактусах. И Ваню эта песня разбудила, хотя всех остальных скорее усыпила. Он поворочался, накрыл голову одеялом и пошевелил пальцами ноги, с которой одеяло из-за этого сползло. Прислушался, не сразу поняв, что там пищит, а когда сообразил, немного посидел на кровати и подумал о том, а не чудится ли это.
Ежиное пение никуда не делось.
Ваня тяжело вздохнул, вылез из под такого приятного, хоть и коротковатого одеяла, натянул штаны, рубашку, чтобы не дай бог не смутить какую-то мимо проходящую студентку, и высунулся по пояс из окна.
Ежа удалось рассмотреть. Уговорить его заткнуться и не петь не получилось, а когда Ваня втянулся обратно в комнату, пение еще и стало громче. Наверное еж заподозрил, что его собираются так и бросить в саду за общагой. Объяснения о том, что Ваня сейчас спустится по лестнице и подберет певца, к сожалению, не помогли.
Да и этажи здесь были не очень высокие, а то, что здание успело врасти в землю еще и приблизило эту самую землю ко второму этажу. Так что Ваня раздраженно плюнул, не попав в юркого ежа, уселся на подоконник и прыгнул вниз. И где-то на полпути между окном и разросшимися бурьянами умудрился сообразить, что не догадался отпереть дверь. И возвращаться вероятно придется так же как спускался. Точнее, изображать человека-паука на стене.
— А ежа бросать как камень в окно, — проворчал Ваня, наклоняясь к вредному животному.
Еж его понял, быть камнем не захотел и шустро рванул в заросший сад.
Ваня его обозвал, нецензурно пожелал разнообразия в личной жизни, и бросился следом.
Ежа это только подзадорило и он рванул в разросшиеся лопухи изо всех лап. Прошмыгнул под наклоненным вправо деревом, чем-то загадочно пошуршал в кустах, заставив Ваню их обходить, и выбежал к облезлой беседке, на которой практически лежало еще одно дерево. Ваня обо что-то споткнулся и удачно упал совсем рядом с шустрым животным. Бесстрашно сграбастал его обеими руками и только после этого услышал, что в беседке кто-то плачет, всхлипывая и шмыгая носом. И было очень уж похоже, что плакала женщина. И зачем Ваня туда пошел, он и сам не знал. А увидев сидящую на скамейке Весяну очень удивился. И сидела она, похоже, там долго, потому что ее потряхивало от холода, несмотря на накинутую кофту.
— Вот блин, — пробормотал Ваня, мгновенно забыв о еже, которого все еще держал в руках.
Бросать плачущих девушек, особенно плачущих вот так, забравшись туда, где вряд ли кто-то увидит, нельзя. А то они могут поплакать и додуматься до какой-то феерической глупости, вплоть до отравления снотворным, либо того, кто обидел, либо себя любимой.
А еще у Вани было смутное подозрение, что это он довел Перчика до слез. Очень уж она бурно реагировала на невиннейшие с его точки зрения шутки. Да, бурно и забавно. Смущалась, злилась.
Поэтому он глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, подошел к Весяне, положил руку ей на плечо и задал совершенно идиотский вопрос:
— Эй, ты чего?
А она особенно трагично всхлипнула, размазала слезы по щекам, подняла склоненную голову и заявила:
— Я старая дева.
А потом разрыдалась еще горше.
— Э-э-э-э… — только и смог ответить на это заявление Ваня.
Успокоить Весяну удалось не сразу и только с помощью ежа и его животика, который можно было погладить пальцем, пока он лежал вверх лапами в Ваниных ладонях. Идти в общежитие и греться девушка не хотела, хотя сидеть на сыроватой скамейке было неприятно. А на угрозу простудой ответила рецептом противопростудного зелья.
Разговаривать о старых девах Ване откровенно не хотелось. А в то, что Томия на эту тему поговорит лучше, Весяна не поверила. Еще и хмыкнула. А потом заявила, что Томии вообще не понять. Потому что она настоящий маг, хоть и из другого мира. И ведет себя как настоящий маг. И ей бы никто и слова не сказал, даже если бы она меняла любовников через день. И…
А Весяну подозревают и обзывают, хотя она как раз себя берегла. А оказалось, что эта идиотская невинность годится только на то, чтобы в жертву приносили. А теперь еще и насмехаться будут, потому что в ее возрасте не замужем и даже без жениха. Над старыми девами всегда насмехаются. Вон теткиной соседке в лицо говорили, с этаким сочувствием. И…
— Да какая, нафиг, старая дева?! — рассердился Ваня, вынужденный слушать весь этот бред. — Да тебе свиснуть только, очередь из женихов на пол улицы выстроится!
Еж тихо фыркнул, соглашаясь с хозяином.
— Это они пока думают, что мне только семнадцать лет, — упрямо заявила Весяна.
— Блин, да в моем мире некоторые в тридцать лет только начинают задумываться о том, что наверное пора замуж и детей рожать, — отчаянно сказал Ваня, не решаясь эту дуреху обнять и погладить по голове. Заподозрит еще что-то не то, обидится, опять разрыдается. — А в двадцать — это вообще ранний брак. А тут все, умирать пора. Только знаешь, идиотка, не умирают почему-то. Даже эти придурочные девки в моем селе, когда им надоедало развлекаться приворотами и охотой на всем нужного меня, прекрасно и в двадцать пять замуж выскакивали. А в двадцать, да, старая дева, умирать пора… вот прямо здесь, в беседке, лечь и умереть, наплевав на учебу и вообще. Потому что какие-то придурочные тетки, бесящиеся от зависти к твоей красоте, наконец-то радостно возопят и пустятся в пляс, напевая, что они еще в шестнадцать были замужем и при троих детишках.
Весяна застыла на мгновение, а потом хихикнула, видимо, представив этих теток.
— Я правда красивая? — спросила, немного подумав.
Ваня уставился на нее с таким удивлением, что ответ не понадобился.
— Ты очень хороший, — наконец сказала девушка, вскочила на ноги, поцеловала его в щеку и загадочно пообещала: — Я что-то придумаю.
С чем и ушла, оставив Ваню сидеть в беседке и думать о странностях женской логики.
— Что она собралась придумывать? — спросил у ежа, решив, что надо все-таки как-то вернуться в комнату и выйти из нее нормально, через дверь.