— Не сама я это придумала, люди научили.
— Кто же?
— Господин Рюсукэ, когда мы встретились в лавке Тацумуры… Он сказал, что отец его умело ведет торговлю, у них два надежных приказчика, и если Уэмура уйдет из лавки, они смогут одного из них прислать нам в помощь. Господин Рюсукэ сказал даже, что он и сам не прочь поступить на службу в нашу лавку, чтобы наладить дело.
— Рюсукэ сам предложил?
— Да, и сказал еще, что ради этого готов в любое время бросить аспирантуру…
— Так и сказал? — Сигэ поглядела на удивительно красивое в эту минуту лицо Тиэко. — Но Уэмура не собирается уходить.
— Он говорил, что попросит своего отца найти, приличный дом поблизости от того, где растут белые хаги.
— Та-ак, — протянула Сигэ. — Значит, ему известно, что Такитиро хочет отойти от дел.
— Наверное, так для него будет лучше.
— И об этом тоже говорил Рюсукэ?
— Да. Матушка, у меня к вам просьба: позвольте подарить одно из моих кимоно девушке из деревни на Северной горе. Помните, я вам о ней говорила.
— Конечно, подари! И накидку тоже.
Тиэко отвернулась. Хотела скрыть выступившие на глазах слезы благодарности.
Почему один из видов ручного станка называют «такабата» — «высокий»? Само собой, потому что он выше обычного! Но у него есть и другая особенность: такабата ставят прямо на землю, срыв верхний слой почвы. Говорят, влага, исходящая из земли, делает нить более мягкой и эластичной. В прежние времена такабата обслуживали двое, причем один сидел на самом верху, выполняя роль противовеса. Теперь его заменила корзина с тяжелыми камнями, подвешиваемая сбоку.
В Киото есть мастерские, где используют одновременно и ручные ткацкие станки такабата, и механические.
Ткацкая мастерская Сосукэ — отца Хидэо — считалась средней в квартале Нисидзин, где было множество и совсем малюсеньких мастерских. На трех ручных станках работали Хидэо и два его младших брата. Иногда и сам Сосукэ садился за станок.
Хидэо с радостным чувством глядел на узорное тканье пояса, который заказала Тиэко. Работа близилась к концу. Он вкладывал в нее всю душу, все свое умение. В каждом движении бёрдо ему виделась Тиэко.
Нет, не Тиэко! Наэко, конечно. Ведь пояс он ткал для Наэко. Но пока он ткал, образы Тиэко и Наэко сливались в его глазах воедино.
Отец подошел к станку и некоторое время молча наблюдал.
— Хороший получается пояс, — похвалил он, — и рисунок необычный. Для кого это?
— Для дочери господина Сада.
— А эскиз?
— Его придумала Тиэко.
— Неужели Тиэко? Замечательный рисунок. — Отец пощупал край пояса, находившегося еще на станке. — Молодец, Хидэо, прочный будет пояс.
— …
— Хидэо, мы ведь в долгу перед господином Сада. Я, кажется, тебе уже говорил об этом.
— Знаю, отец.
— Значит, рассказывал, — пробормотал Сосукэ, но все же не удержался и стал повторять давнишнюю историю: — Я ведь выбился в люди из простых ткачей. Купил наполовину в долг один станок, и как изготовлю пояс, несу его господину Сада. Виданное ли дело — приносить оптовику на продажу по одному поясу. Поэтому я приходил к нему тайком, поближе к ночи, чтобы никто не заметил…
— …
— Но господин Сада ни разу даже не намекнул, что не к лицу ему покупать по одному поясу. Ну, а потом я приобрел еще два станка… и дело пошло.
— …
— И все же, Хидэо, у нас с Садой разное положение…
— Я это прекрасно понимаю, но к чему вы завели такой разговор? — Хидэо остановил станок и поглядел на отца.
— Похоже, тебе нравится Тиэко…
— Вот вы о чем. — Хидэо повернулся к станку и снова занялся работой.
Как только пояс был готов, он отправился в деревню, чтобы отдать его Наэко.
Солнце перевалило за полдень. В небе над Северной горой вспыхнула радуга.
Сунув под мышку сверток, Хидэо вышел на улицу и увидел радугу. Она была широкой, но неяркой, и дуга ее наверху прерывалась. Хидэо остановился и стал глядеть на нее. Радуга постепенно бледнела, потом исчезла вовсе.
Пока он добирался до деревни на автобусе, радуга появлялась еще дважды. И эти, как и та, были прерывистые и неяркие. Такие радуги часто можно увидеть.
«К счастью или к несчастью эти радуги?» — тревожно подумал Хидэо. Сегодня он был необычно взволнован.
Небо было ясное. Когда автобус въехал в ущелье, впереди повисла еще одна радуга, но Хидэо не успел ее разглядеть: радугу заслонили горы, вплотную подступавшие к реке Киётаки.
Хидэо вышел из автобуса в начале деревни. Наэко уже спешила ему навстречу, вытирая мокрые руки о передник. Она была в рабочей одежде.
В этот день Наэко трудилась у обочины дороги, где шлифовали бревна песком, добытым со дна водопада Бодай.
Октябрь только начинался, а вода из горной реки уже была обжигающе холодна. Бревна плавали в специально вырытой канаве. Рядом с ней стояла печь, на которой грели воду в котле, время от времени подливая ее в канаву. Над котлом поднимался легкий парок.
— Добро пожаловать к нам в горы. — Девушка низко поклонилась.
— Наэко, вот обещанный вам пояс.
— Пояс, который я должна носить вместо Тиэко? Не хочу брать то, что было обещано другому.
— Но ведь я вам обещал его выткать. А рисунок сделала Тиэко.
Наэко потупилась.
— Господин Хидэо, позавчера из лавки Тиэко мне прислали множество вещей — и кимоно, и дзори![59] Но когда во все это наряжаться?
— Хотя бы двадцать второго, на Праздник эпох[60]. Если вас, конечно, отпустят.
— Отчего же, отпустят… — уверенно сказала Наэко. — Господин Хидэо, здесь на нас обращают внимание. Куда бы нам пойти? — Она на минуту задумалась. — Давайте к реке пойдем.
Само собой, она не могла повести Хидэо в рощу криптомерии, как тогда Тиэко.
— Ваш пояс я буду хранить всю жизнь, как самое дорогое сокровище, — прошептала она.
— Зачем же? Я с удовольствием вытку вам еще. Наэко ничего не сказала в ответ.
Она могла бы пригласить Хидэо в дом, но не сделала этого. Хозяева, приютившие Наэко, знали, что подарки присланы ей из лавки Такитиро, и она боялась каким-либо неосторожным шагом навредить Тиэко. Она ведь догадывалась, какие чувства Хидэо испытывает к Тиэко. Хватит того, что она нашла сестру, — осуществилась мечта, которую Наэко лелеяла с детских лет.
Кроме того, Наэко считала, что она неровня Тиэко, хотя, честно говоря, семья Мурасэ, в которой она воспитывалась, владела солидным участком леса, а девушка трудилась не покладая рук, и, значит, не могло быть и речи, будто Наэко в чем-то способна навредить престижу семейства Сада, даже если об их знакомстве узнают. Да и положение владельца участка леса, пожалуй, прочнее, чем оптового торговца средней руки.
И все же Наэко старалась не искать встреч с Тиэко. Она чувствовала, что любовь Тиэко к ней крепнет с каждым днем, и не знала, к чему это может привести…
Вот еще почему она не пригласила Хидэо в дом.
На усыпанном мелкой галькой берегу Киётаки все свободное пространство занимали посадки криптомерии.
— Простите, что привела вас в столь неподходящее место, — сказала Наэко. Как всякой девушке, ей не терпелось взглянуть на подарок.
— До чего же красивы здесь горы, поросшие криптомериями! — Хидэо не мог сдержать возгласа восхищения. Он развязал фуросики и осторожно вынул из бумажного чехла пояс.
— Этот рисунок будет на банте сзади, а этот — на поясе спереди…
— Просто чудо! — воскликнула Наэко, разглядывая пояс. — Я не заслужила такого подарка.
— Что вы?! Ведь этот пояс выткан всего лишь неопытным юнцом. Красные сосны и криптомерии, мне кажется, подходят к новогоднему кимоно: праздник ведь уже не за горами. Вначале я собирался выткать на банте одни лишь красные сосны, но Тиэко посоветовала криптомерии. И только приехав сюда, я понял, как она права. Раньше скажут — криптомерии, и я представлял себе огромные, старые деревья. А теперь… видите, я выткал их тонкими, мягкими линиями, но сбоку все же добавил несколько красных сосен, правда, немного изменил цвет.
Криптомерии тоже были изображены не совсем натуральными, но были вытканы с большой изобретательностью.
— Очень красивый, спасибо вам… Даже не представляю, когда будет случай надеть такой нарядный пояс.
— Подойдет ли он к тому кимоно, которое прислала Тиэко?
— Думаю, он будет в самый раз.
— Тиэко с юных лет научилась разбираться в хорошей одежде… Я ей даже постеснялся показать этот пояс.
— Почему? Ведь он сделан по ее рисунку… Мне бы так хотелось, чтобы она взглянула.
— А вы наденьте его на Праздник эпох, — предложил Хидэо и осторожно вложил пояс в бумажный чехол.
Завязав на чехле тесемки, Хидэо Сказал:
— Примите, не отказывайтесь. Я обещал выткать его для вас по просьбе Тиэко. Я всего лишь исполнитель, обыкновенный ткач, хотя старался сделать пояс как можно лучше.
Наэко молча приняла от Хидэо сверток и положила его на колени.
— Я уже вам говорил, что Тиэко с малолетства привыкла разбираться в кимоно, и уверен, что к тому, которое она вам прислала, пояс подойдет как нельзя лучше.
Они сидели на берегу, прислушиваясь к негромкому шуму воды, перекатывавшейся через отмели реки Киётаки.
— Криптомерии выстроились в ряд, словно игрушечные, а листья на их вершинах напоминают простые, неяркие цветы, — сказал Хидэо.
Наэко погрустнела. Она вспомнила о погибшем отце. Наверное, он, обрубая ветки на криптомериях и перебираясь с одной вершины на другую, с болью в сердце вспоминал о подкинутой им малютке Тиэко и оступился… Наэко тогда ничего не понимала. Лишь много-много лет спустя, когда она выросла, в деревне ей рассказали об этом.
Как зовут сестру, жива ли она, кто из них, двойняшек, родился первой, — ничего этого она не знала. Все эти годы Наэко мечтала: если суждено им встретиться, хоть одним бы глазком поглядеть на свою сестру.
Жалкий полуразвалившийся домишко ее родителей до сих пор стоит в деревне. Жить там одной было невмоготу. И она отдала его пожилым супругам, многие годы ошкуривавшим здесь бревна. У них была девочка, ходившая в начальную школу. Никакой платы Наэко с них не требовала, а купить такую развалюху вряд ли бы кто согласился.