та,
Когдатомитпротяжныйдень...
Выражения «жаждущее лето» и «протяжный день» так и переносят читателя в знойный июльский день.
Ломоносова, как и вообще всякого поэта не нашего времени, нельзя читать с требованиями и условиями нам современными. Ломоносов писал торжественные оды потому, что в его время все более или менее писали стихи на торжественные случаи. Нельзя ставить ему в вину некоторые приемы, как нельзя смеяться над ним, что он ходил не во фраке, не в панталонах, а во французском кафтане, коротких штанах, с напудренною головою и с кошельком на затылке. Он всегда с особенным одушевлением говорил о Елизавете. Называя ее Елисавет, он как будто угадал выражение принца де-Линя, который сказал: Екатерина Великий. Нелединский, знаток в любви, убежден, что кроме верноподданнического чувства в душе Ломоносова было еще и более нежное, поэтическое чувство.
Когдабыдревнивекизнали
Твоющедротускрасотой.
Тогдабыжертвойпочитали
Прекрасныйвхрамеобразтвой.
(Одавторая.)
Тебя, богиня, возвышают
Душиителакрасоты;
Чтовмногих, разделясь, блистают
Единавсеимеешьты.
(Одадевятая.)
Кольчастодолыоживляет
Ловящихшуммежнашихгор,
Когдабогиняпонуждает
Зверейчрезтрубныйгласизнор!
Ейветрывследнеуспевают,
Конюбежатьневоспрящают
Нирвы, ничастыхветвейсвязь:
Крутитглавой, звучитбраздами
Итопчетбурныминогами,
Прекраснойвсадницейгордясь.
(Одадесятая.)
В последнем стихе есть в самом деле какое-то страстное одушевление.
В одной из своих од он говорит о Елизавете:
Небесногоочамисвета
Насродноеимнебозрит.
В другой:
Щедротисточник, ангелмира.
Богинярадостныхсердец,
Накоейкакзаряпорфира,
Каксолнцетихихднейвенец;
О, мыслейнашихрайпрекрасный,
Небесбезмрачныхобразясный,
Гдевидимкроткуювесну,
Влице, вочах, вустахинраве!
Вот строфа, согретая чувством гражданства:
Священныдахранятуставы
Иправдунасудесудьи;
Ивремятвоеядержавы
Даублажатрабытвои.
Соседыдаблюдутсоюзы... ипр.
(Ода девятая.)
Услышьте, судииземные
Ивседержавныеглавы:
Законынарушатьсвятые
Отбуйностиблюдитесьвы.
Иподданныхнепрезирайте.
Ноихпорокиисправляйте
Ученьем, милостью, трудом.
Вместитесправдоющедроту,
Народнунаблюдайтельготу:
ТоБогблагословитвашдом.
Эта строфа из оды на день восшествия на престол Екатерины II. Здесь как будто уже слышится Державин.
У Ломоносова встречаются странные выражения и понятия; например, он заставляет ветхого деньми говорить:
Явгневероссамбылтворец,
Нонынепакиимотец.
Вообще, кажется по крайней мере неприличным подсказывать Божеству, если не баснословному, свои собственные мысли и слова. А нередко поэты грешат этою неприличностью.
И, Марс, вложисвойшумныймеч.
Прилагательное шумный вовсе не идет к мечу.
Иполквсехнежностейтеснится.
Полк и нежности также не ладят между собою.
Пучинапреклонилаволны.
Странно, но вместе с тем смело и поэтически:
О, Божекрепкий, вседержитель,
Пределовросскихрасширитель.
Это так же странно и смело, но уже вовсе не поэтически и неблагоприлично. Далее говорит он:
КакныньРоссиюрасширил,
а после:
Воззри, кольширокаРоссия —
Отвсехполейирекшироких.
Взывая к Богу, поэт говорит:
Поименипетровойдшери,
Военнызапечатайдвери.
Здесь отзывается какое-то полицейское действие.
Моейдержавыкроткамочь
Отвергнетсмертнойказниночь.
Когдапучинунесмущает
Стремлениенесильныхбурь,
Взерцалежидкомпредставляет
Небеснойясностилазурь.
Не забывал профессор-поэт и метеорологических наблюдений:
Наукалегкихметеоров,
Пременынебапредвещай,
Ибурныйшумвоздушныхспоров
Чрезвернызнакипредъявляй:
Чтобратаймогизбративремя,
Когдаземлеповеритьсемя
Идатькогдапокойбраздам;
Ичтобы, небоясьпогоды.
Сбогатствомдальнимшлинароды
Келисаветинымбрегам.
Труженик науки, в споре с разными препятствиями, а может быть, и несколько беспокойного нрава, Ломоносов не имел времени вслушиваться в вдохновение, навеваемое на него природою и впечатлениями внутренней жизни, более спокойной и чуткой. Он где-то сказал:
Олетеяпишу, аимненаслаждаюсь,
Ирадостиводноммечтанииищу.
Как-то не верится, что Ломоносов мог мечтать. Скорее находил он радости не в мечтаниях, а в трудах, в приобретениях и преуспеваниях науки и академических победах своих над Миллером и другими немцами.
Разумеется, что так как оды Ломоносова писаны в разные царствования, то он должен былиногда порицать то, что восхвалял прежде. Но не должно забывать, что он писал свои оды часто не под поэтическим вдохновением, а по обязанностям академической службы.
В письме своем о правилах российского стихотворства Ломоносов говорит:
«Французы, которые во всем хотят натурально поступать, однако почти всегда противно своему намерению чинят, нам примером быть не могут; понеже, надеясь на свою фантазию, а не на правила, толь криво и косо в своих стихах слова склеивают, что ни прозой, ни стихами назвать нельзя. И хотя они, так же как и немцы, могли бы стопы употреблять, что сама природа иногда им в рот кладет, однако нежные те господа, на то не смотря, почти одними рифмами себя довольствуют. Пристойно весьма симболом французскую поэзию некто изобразил, представив оную на театре под видом некоторой женщины, что, сугорбившись и раскорячившись, при музыке играющего на скрыпице Сатира танцует. Я не могу довольно о том нарадоваться, что российский наш язык не токмо бодростью и героическим звоном греческому, латинскому и немецкому не уступает, но и подобную оным, а себе купно природную и свойственную, версификацию иметь может».
Хорошо, но зачем же он не следовал своему определению и сам не держался этой свойственной нам версификации, а почти исключительно употреблял ямбический стих и довольствовался рифмами, иногда и довольно бедными?
В статье Жизнь Ломоносова, которая напечатана в полном собрании сочинений его, изданном иждивением Императорской академии наук в 1784 г., биограф, исчисляя все его литературные и ученые заслуги, как то: перестройку академической лаборатории по новейшему и лучшему расположению, многие эксперименты и новые открытия, академические сочинения, изящные похвальные речи Великому Петру и Елизавете Петровне, прекрасные и сильные стихи, трагедии, книги: Риторику, Российскую грамматику, Руководство к горному строению и заводам, Российскую историю, — простодушно заключает перечень свой следующими словами: «Все то не суть анекдоты, а труды повсюду известные». Далее говорит он, что «превосходству его учености, важности и красоте его пера отдавал справедливость и покойный действительный статский советник и кавалер А.П.Сумароков невзирая на всегдашнюю с ним вражду свою». Впрочем, эта последняя черта более относится к чести
действительного статского советника и кавалера Сумарокова, нежели к чести статского советника Ломоносова. Если дело пошло на чины, оно так и быть должно: чин чина почитай.