«Я напомню тебе о нашем договоре, кит. В обмен на то, что я спасу тебе жизнь, ты согласился подчиняться любым моим командам всю оставшуюся жизнь, твою или мою. И вот сейчас я приказываю тебе подняться на поверхность. Ты разгадал мои намерения, кит? Тогда наверх!»
За дверью из трансстали, под палубой механической мастерской пульсируют взволнованные мысли, на которые Старфайндер не может настроиться. Грациозные лепестки огромной синей розы окрашиваются ярче, меняют оттенок от бледно-лилового до кобальтовой сини.
Твои ничтожные команды — цепи
для того, кто никогда их не знал. Я
порву эти цепи, стану свободным и,
когда всплыву на поверхность,
я всплыву, чтобы выплюнуть твою тушу
в лицо небытию.
Ты думал удержать меня в плену договором,
А теперь думаешь, что можешь нарушить его,
Прежде, чем три незваные гости уничтожат тебя...
Тебя, того, кто так нежно касался
моего разрушенного мозга,
тебя, того, кто вылечил меня, когда я умирал...
Что за мысли подрывают
мой рассудок?
На какой недуг обрек меня ты,
простой смертный?
Старфайндер вздыхает. Он наклоняется, чтобы подобрать защитный костюм, который должен надеть. И тотчас его взгляд замирает на шелковой поверхности костюма. Какой он белый! Белый, как белизна горных пиков, белый, как падающий снег, белый, как покрытый шрамами от гарпунов, белый кит, бороздящий почти забытое море... И стоящий на мостике «Пекода» полный ненависти Ахав — уничтожить!.. Метательные снаряды разжигают пламя бесчеловечности равно и у человека, и у зверя, за соседней дверью слышны далекие взрывы. Всякая кровь красна; у белого кита два лица — Ахава и Моби Дика.
Старфайндер выпрямляется. Он стоит, привалясь спиной к двери механической мастерской. Три его палача, почуяв его поражение, смыкают кольцо. Страшная рука рванулась вперед, нашаривает его глаза, хочет выцарапать. Он шарахается от лиц, теперь отвратительных и ужасных, и от волос, которые уплотнились, превратившись в змей. Три пары крыльев-плавников проросли из костлявых плеч и разгоняют воздух.
Худые морщинистые богини подаются назад, снова превращаясь в сластолюбивых дев.
— Приди в наши объятья, Старфайндер. Позволь предложить тебе любовь. — Они улыбаются ему. Смеются. Их красные языки высовываются далеко. Девы пускаются в пляс.
Старфайндер шепчет киту:
«Послушай меня, кит. Умоляю тебя. Я напомнил бы тебе о нашем единстве... о единстве, которое ты сам провозгласил». — Он постарался нарисовать в воображении это слово символами:
В камере с ганглием лепестки розы снова начинают пульсировать:
Ты еще имеешь наглость говорить о единстве?
Ты, убивший столько моих собратьев?
Подлый вирус!..
Что в этот единственный раз остановило твою смертоносную руку
и пощадило мою жизнь...
Отчего блекнет моя решимость?
Что молит меня забыть свой курс,
что обращает мой здравый смысл в пыль?
Я отрину это!
Выброшу за борт!
Позволю этим гнусным гарпиям разделаться
с тобой!
Танец Фурий — это танец смерти. Танцовщицы кружатся, сливаются, становятся неотличимы одна от другой. Теперь они — единая сущность о шести ногах, о шести руках, о трех головах. Из смутного абриса их тел внезапно появляется когтистая рука. Левая щека Старфайндера открыта для удара от уха до подбородка. На груди кителя появляется новая узкая полоска — полоска крови.
Голоса Фурий взлетают в песне. Это песня-гимн — гимн Ада. Они в мельчайших жутких подробностях рисуют то, как будут вершить свою месть. С этой песней они приближаются к нему. Старфайндер, все еще прижимаясь спиной к двери механической мастерской, поднимает руки, загораживая лицо, понимая, что при этом подставляет более важные части тела когтям своих мучительниц... Одновременно он с ужасающей ясностью мысли, которую может вызвать только неминуемая угроза смерти, сознает, что хотя вину за совершенное им преступление можно возложить на безумного Монаха, которого он привез с собой с Дёрта, вина эта — его; что хотя его жертва уже возродилась снова, он по-прежнему повинен в ее смерти. Но даже если так, вины на нем нет, ведь Глория Уиш сама убила бы его, пусть иначе, но столь же безжалостно, как он убил ее, и что заключительный анализ защиты, представленный им ареопагу на мостике, весом.
АФИНА: Оправдан подсудимый.
В урне милости
И в урне смерти
То же голосов число[2]
Он смотрит на свои руки. На них больше нет крови. Даже крови китов.
Словно оправданный в одном преступлении, он оправдан и в другом.
Но, хотя он свободен от вины и крови, свобода все еще очень
далеко...
Наконец кит нарушает свое «молчание»:
Первая его мысль — левиафан издевается над ним. Так значит, мы все еще едины и неразлучны, а, кит? Он уворачивается от скребущего когтя, который едва не разорвал его от паха до колен. Мысль, которую приятно унести с собой в могилу. Но ни о чем не жалей, кит. Ты вправе делать то, что делаешь, или отказываться что-то делать. Яне смею требовать столь высокой платы за твою жизнь. Я...
Его мысль замирает. Танцовщиц утомил их вальс. С гимном Ада покончено. Сквозь маски молодости проступают страшные, безобразные черты. Извивающиеся тела, тощие руки обретают форму. Снова появляются перепончатые крылья. Вдруг три пронзительных голоса вопят:
— Скалы! Галера разобьется о скалы! Она обречена!
— Скорее, сестры, в безопасность суши!
Они разворачиваются и бегут по коридору. Их тела начинают
мерцать, шаги затихают. Троица едва заметно сливается с переборками, тает на палубе. Вот они уже за бортом, плывут к «берегу». Об их присутствии напоминает лишь запах смерти.
Скованно передвигаясь в своем некогда безукоризненном капитанском мундире, прикладывая к щеке платок, Старфайндер идет по коридору к носовому сходному трапу и поднимается на мостик. Его взгляд прилипает к главному обзорному экрану. Бездна исчезла; ее место заняла обычная протяженность времени-пространства.
Созвездия не те, что он знал на Фарстар****. Нет и солнца с его семейством планет на первом плане системы, которую он покинул. Очевидно, черепашья скорость, с которой кит «вертикально» погружался, — результат «горизонтального» смещения во много световых лет.
Старфайндер сверяет с огромной звездной картой, встроенной в переборку по правому борту. Одна из звезд подмигивает, как цефеида. Но это не цефеида. Ее подмигивание — не что иное, как способ указать на карте, что эта звезда — ближайшая к киту. Индекс на звездной карте определяет ее как Соль...
Бог солнца, Соль...
Тогда одна из планет — главная. Мать-Земля. Та самая, что создала цивилизацию на Фарстар****, на Милтоне**, на Лофте********* на Мааркен-Стар****** и на всех остальных.
Земля Прошлого...
Интересно, на какой стадии цивилизации она находится сейчас, гадает Старфайндер. Кит не оборудован хронографом, так что он не знает. Но уверен, что к данному моменту человек уже давно должен был спуститься с ветки, ведь кит нырнул неглубоко. В любом случае, это не имеет значения. Он оставит свои мечты, и отправится туда на «Старейнджере» и так или иначе найдет для себя местечко под солнцем. Отпустит кита на свободу.
Кит читает его мысли.
«говорит» он.
«Да, мы одно целое, кит, — соглашается Старфайндер. — Но только пока я не покину тебя. Тогда ты будешь свободен».
Загадочная картинка повторяется:
Старфайндер хмурится. Что кит хочет ему сообщить? Он уже ясно подтвердил, что они — одно целое.
Тут его осеняет, и он понимает, что ему незачем искать себе место под этим или под каким-то другим солнцем, что кит больше не желает свободы от него и что сочетание символов
приобрело новый смысл. Оно означает «друг».
Глава 3. Обломки кораблекрушения
Поначалу Старфайндер неспособен соотнести символ, запечатленный китом в его мозгу, с чем-то, что было бы хорошо ему знакомо. И только рассортировав самые разные сведения, хранившиеся в памяти, он смог определить этот символ как древний космический корабль землян.
Он откладывает работу, которой было занялся, и полностью сосредоточивает внимание на обзорном экране на мостике. Кит после дозаправки, произведенной вслед за выходом из Бездны, отдыхает в пространстве, значительно выше плоскости эклиптики. С момента побега от Фурий Старфайндер пытался создать электромагнитный канал связи между ганглием и компьютером, с тем чтобы всеобъемлющий аудиовизуальный комплекс кита, или ВАК, можно было превратить в хронограф. Позже, если все получится, он намеревается установить такую же связь между ганглием и кают-компанией, чтобы можно было настраиваться на события прошлого и следить за ходом истории, не покидая кресла наблюдателя.
В его сознании вновь возникает символ:
Кит ориентирован на край линзы галактики, и экран, зависящий в данный момент от носовой камеры, не показывает ничего, кроме россыпи дальних звезд. Если в той стороне и есть древний космический корабль, то он или вне досягаемости носовой камеры, или вне поля ее обзора.
Старфайндер выставляет максимальное увеличение экрана. Звезды становятся заметно ярче, однако пустота переднего плана остается неизменной.
Он последовательно переключается на камеру, установленную на правом борту, на левую боковую камеру, на кормовую камеру, на камеру в брюшной полости и на камеру «спинного плавника». За свои труды он получает увеличенные изображения еще звезд, центра Галактики и Солнечной системы, но нигде нет древнего корабля.
Поскольку двухсторонние телескопы, установленные с бортов, не могут сообщить ему ничего такого, чего он уже узнал, он не дает себе труда воспользоваться ими. Вместо этого он снова перенастраивает обзорный экран на связь с носовой камерой и «говорит»: