МИСТЕР БЛЁ. Жуткий шрам у вас на щеке, дядя Джон. Ножевая рана?
СТАРФАЙНДЕР. Ожог от 2-омикрон-vіі. Заработал на ките, который оказался недобитым.
МИСТЕР БЛЁ. Нельзя доверять этим чертовым китам, я всегда говорю.
РАЛЬФ. А почему вы капитан на ките, а не на угре?
СТАРФАЙНДЕР: Я родом с Фарстар-Четыре, там занимаются реконструкцией космических китов.
Ральф уже успел залпом осушить бутылку. Теперь он легонько постукивает пустой тарой по кофейному столику. Миссис Блё вскакивает, стремительно бросается на кухню и возвращается с четырьмя полными бутылками. Тем временем вниз спустилась Сили.
МИСТЕР БЛЁ. Я знаю, что это, вероятно, не мое дело, дядя Джон, но этот угнанный моей легкомысленной дочерью угорь, который случайно столкнулся с вашим китом, должно быть, обошелся вам в кругленькую сумму. А вот в какую именно, осмелюсь я спросить?
СТАРФАЙНДЕР. Около десяти миллионов.
МИССИС БЛЁ (подаваясь вперед). И вам заплатят страховку?
СТАРФАЙНДЕР. Сомневаюсь. Обычно выплаты по происшествиям вне Тысячемильной зоны ограничиваются ущербом, причиненном метеоритами. Да ну и хрен с ним.
РАЛЬФ. Грязная капиталистическая свинья! (Обращается к миссис Блё.) Принеси-ка еще пивка, Милдред! (Миссис Блё отправляется на кухню.)
СТАРФАЙНДЕР (кричит в спину миссис Блё). Мне не надо, мэм, у меня еще две полные бутылки.
РАЛЬФ. Что, дядя Джон, зазорно пить с простыми трудягами?
СИЛИ (собирает пустые бутылки). Пить с такими придурковатыми халявщиками, как ты, ему уж точно зазорно. Ты и ботинки ему чистить не сгодишься.
МИСТЕР БЛЁ. Сили!
МИССИС БЛЁ (возвращается с кухни с тремя бутылками пива). Сию же минуту извинись перед нашим гостем, засранка!
СИЛИ. Он ваш гость, не мой. (Выбегает на улицу).
МИССИС БЛЁ (распределяя бутылки): Это все те ужасные книги, которые она читает. Они делают ее такой.
СТАРФАЙНДЕР. Книги?
МИСТЕР БЛЁ: Те, что запретило Содружество. Она берет их в подпольной библиотеке и читает тайком.
МИССИС БЛЁ: Вот поймаю ее за чтением одной из них, она у меня раз навсегда отучится читать!
РАЛЬФ: Покажите мне ребенка, который читает книги, и я докажу вам, что это плохой ребенок. На раз!
СТАРФАЙНДЕР. Пойду-ка подышу воздухом.
На улице на ярком утреннем солнце он вытирает лоб форменным носовым платком, который положен к форме, и надевает капитанскую фуражку. Он глубоко вздыхает... Еще минута, и он бы...
Лучше не думать об этом.
Старфайндер оглядывается по сторонам. Сили нигде не видно.
В некотором отдалении на улицу вторгается зелень — вероятно, парк. Скорее всего, Сили там.
Он находит Сили на зеленой скамейке, кольцом опоясывающей высокое раскидистое, тенистое дерево. В руках Сили вертит маленькую веточку, которой чертит на траве исчезающие узоры. В своем лазурном платье она похожа на кусочек неба, отломившийся и спланировавший на землю.
С хрустом ступая по гравию, он подходит к скамейке и садится рядом с Сили. Некоторое время он сидит и молчит, не зная, что сказать. Сили тоже довольно долго молчит. Потом, не глядя на Старфайндера, говорит:
— Что ты думаешь о моих любящих родителях, Старфайндер?
— Цинизм тебя не красит, Сили.
— Я знаю. Но мне больше нечего надеть.
Он пробует научный подход.
— Главная составляющая любой культуры — тенденция большинства ее представителей мыслить единообразно и единообразно вести себя, подчеркнуто превознося собственное невежество. Такие люди тем не менее образуют основу любого стабильного общества. Без них цивилизация немыслима.
— Кому нужна такая цивилизация?
— Возможно, это не утопия, но и не антиутопия. Ты несправедлива.
— Ты не понимаешь, Старфайндер. Ты разбогател, когда почти всем приходилось упорно протаптывать дорогу к экономическому процветанию и безопасности, и все равно ты ничего не понимаешь.
Сили теперь смотрит на него. Серьезно.
— Если бы haute bourgeoisie просто были фундаментом, волноваться было бы не о чем. Но они — это и стены, и потолок, и крыша. Их профсоюзы до того сильны, что как они скажут, так и будет. Как если бы рабы свергли феодальное право, но при этом остались рабами, как если бы батраки прогнали землевладельца, но все равно остались батраками; как если бы матросы завладели кораблем, но все равно остались бы на нем обычными матросами.
— Без матросов корабль утонет.
— Пусть уж лучше утонет.
Старфайндер вздыхает.
— Не уверен, что этот разговор нас куда-нибудь приведет, Сили.
— Я знаю. Мы говорим о помидорах, а разговор на самом деле про картошку.
— Я официально передал свой загородный дом твоим родителям с условием, что они завещают его тебе. Кроме того, я учредил для тебя трастовый фонд без каких-либо ограничений или условий, так что когда ты подрастешь, то сможешь стать кем захочешь, haute bourgeoisie или нет, неважно. Можешь даже писать стихи, если почувствуешь к этому склонность. Я дал распоряжение моему адвокату продать оба лимузина и положить все деньги, за вычетом его комиссионных, на счет на твое имя.
Сили снова принимается чертить на траве. Старфайндер ждет, не скажет ли она что-нибудь еще, но Сили молчит, тишину в парке нарушает только пронзительный голос матери на соседней скамейке, отчитывающий одного из своих отпрысков.
Внизу за грудиной возникает ноющая боль, по всем признакам напоминающая язву двенадцатиперстной кишки, но не имеющая к ней никакого отношения. И снова он прибегает к ученому тону:
— В любом демократическом обществе, Сили, рано или поздно образуется правящая верхушка, истеблишмент, и ценности этого истеблишмента неизбежно создают особую приправу к социальному супу. Истеблишмент Ренессанса — это рабочий класс; но поверь, если бы истеблишмент состоял из буржуазии, ситуация была бы немногим лучше, а то и хуже.
Его слова кажутся пустыми даже ему самому.
— Ты все еще говоришь о помидорах, дядя Джон.
Сили отбрасывает в сторону веточку и встает со скамейки.
— Думаю, нам лучше вернуться. Родители, наверное, уже волнуются, куда это я подевалась. Ты, наверное, успел заметить, я их зеница ока.
Они покидают парк и идут по улице прямоугольных домов — бок о бок, но между ними парсеки. У дорожки, ведущей к крыльцу Блё, они останавливаются. Утренний свет Мааркен-Стар превращает клумбу перед домом в многоцветную усладу взора. Точно такая же — у соседнего дома. Точно такая же — в каждом дворе на этой улице.
— Зайдешь, дядя Джон?
Старфайндер качает головой.
— Передай родителям мое «до свидания» и скажи Ральфу, что я готов ехать.
— Хорошо.
Она решительно встает перед ним и наконец смотрит ему в глаза. Несмотря на вес, который она набрала в чреве кита, в ней есть некая хрупкость. Кажется, будто она слабо покачивается на утреннем ветерке.
— До свидания, дядя Джон. Передай Чарлзу, что я попрощаюсь с ним попозже.
— Хорошо.
В следующий миг она рыдает в его объятиях.
— Ох, Старфайндер, я была такой вредной, а я ведь не хотела быть такой! Я знаю, что ты не мог не привезти меня домой, я знаю, что ты не можешь посадить себе на шею двенадцатилетнюю нескладуху, и ни в чем тебя не виню. Я знаю, сколько ты сделал для меня, и знаю, что мне никогда, даже за тысячу лет, не вернуть тебе этот долг. Я знаю, знаю, знаю, Старфайндер, и я люблю и тебя, и Чарлза, и, пожалуйста, когда я вырасту, пожалуйста, прилетайте за мной!
Она поворачивается, взбегает по ступенькам крыльца и скрывается в доме. «Язва» Старфайндера обостряется. Он сгибается чуть не вдвое. Краем глаза он видит поля, небольшие холмы и деревья, все зеленое и сочное — и все это вдруг медленно плывет прочь, растворяется, блекнет и постепенно исчезает, оставив после себя только голую безжизненную землю.
Из дома появляется Ральф, спускается с крыльца, чуть пошатываясь пересекает лужайку и осторожно начинает забираться в лимузин. Старфайндер подходит и хлопает Ральфа по плечу:
— Вы слишком пьяны, чтобы вести машину, Ральф, — говорит он.
Ральф оборачивается и смотрит мутным взглядом.
— От пива невозможно опьянеть. В пиве градусов считай нет. Жажду ут’ляет и все.
— Не люблю пьяных, — говорит Старфайндер. — Я сам ко-гда-то пил, поэтому они мне тем более неприятны. И в особенности мне не нравится, когда напиваются пивом. Эти люди — лицемеры, неряхи и болтуны.
— Грязная капиталистическая свинья! — выкрикивает Ральф и, размахнувшись, бьет куда-то в сторону Старфайндера.
Старфайндер разворачивает его, толкает на лужайку, пинает башмаком в зад, и Ральф, растопырив руки, летит ничком в цветы на клумбе семейства Блё. Старфайндер возвращается к лимузину, садится за руль, задним ходом выкатывается с подъездной дорожки и едет в сторону своего загородного дома, где ему еще предстоит завершить свои дела.
На душе у него чуть легче, но не слишком.
«Уходим с орбиты, кит, — командует Старфайндер. — Ныряем в прошлое».
Кит не отзывается.
Старфайндер — он стоит на мостике, готовый к отлету, — повторяет телепатическую команду: «Ныряем в прошлое!»
Кит не реагирует.
Старфайндер готов повторить приказ в третий раз, и тут в его сознании возникает картинка:
«Кит, ты прекрасно знаешь, где она. Она остается на Ренессансе. А теперь хватит упрямиться, уйди с орбиты!»
«Что сделано, то сделано, кит. Теперь мы остались вдвоем. Два товарища вместо трех. Уходим с орбиты!»
Старфайндер ошеломлен. «Ты не можешь подразумевать это, кит. Мы друзья, не забыл? А кроме того, мы заключили договор!»
«Черт подери, кит! Ты что же, хочешь, чтобы я похитил ее?»
Молчание.
«Даже если бы я решился на это, ей нужен не только отец. Ей нужна и мать».
Старфайндер швыряет капитанскую фуражку на палубу. Теперь он не просто в ярости — «язва двенадцатиперстной кишки» совсем его доконала!