н прекрасно знает, что это техник по криогенной аппаратуре. Мужчины с Гола называют специалистов по криогенной технике «ведьмами»; кит наверняка отыскал этот «эпитет» в голове Старфайндера и обнаружил, что Старфайндер ассоциирует метлы и с ведьмами, не только с уборщиками. Таким образом, хотя уборщики пользуются вместо метел сложным оборудованием, а у женщины-техника руки вообще свободны — или были свободны, когда Старфайндер в последний раз видел ее на экране реального времени, — но в итоге все пять человечков получили в руки метлы.
Хотя он никогда раньше не бывал в приемном отсеке, ему знакомы там каждый угол и каждая щель. Отсек используют также в качестве экспедиторской, и, по-видимому, его единственное назначение — сортировка поступающих и отгружаемых медикаментов, для которых это здание служит оптовой базой. Для сортировки «срочных доставок», проходивших через его двери и тамбур, не требуется никакого специального оборудования, и нет ничего, что выдавало бы его скрытые функции. Само здание являет миру вполне благостный облик, и его внешнему виду невозможно предположить, что именно под этим зданием находится лаборатория декриогенизации, или склеп. Если даже в городе Ллуриде есть, что весьма вероятно, дюжина таких склепов, все они так ловко замаскированы, что Старфайндеру пришлось «обыскать» тысячу зданий, чтобы найти то, которое он нашел.
Не то чтобы существование подобных склепов были намерены держать в секрете. Дело попросту в том, что те, кто имеет право пользоваться ими... то есть голианские женщины, не считают разумным обращать на них внимание тех, кто такой возможности не имеет... то есть голианских или вообще любых других мужчин. Зачем махать красной тряпкой перед глазами мирно пасущегося быка? Бык, скорее всего, все равно не нападет, но для чего без нужды напоминать ему о его смертности?
По той же причине здесь применяются лишь самые обычные меры безопасности: один охранник на крыше, один на улице.
В приемном помещении — несколько самодвижущихся и целый ряд двухколесных, ручных тележек. Старфайндер опускает свою ношу на одну из последних и катит ее в конец помещения, к лифту. Табло над дверью лифта указывает, что лифт находится на четвертом этаже — факт, уже отображенный китом в его последнем послании. Он произносит в пусковой микрофон слово «крыша» и готовится ждать. Лифт реагирует не сразу. Вероятно, он нуждается в профилактике. В некоторых случаях, голианское оборудование проявляет сходство с голианскими женщинами. Внешне оно радует глаз, внутри же старо и безобразно. По большей части из-за того, что основная масса техники и технологий поглощается индустрией реконструкции космических китов. Где деньги, там и технические новшества.
Когда дверь открывается, Старфайндер завозит свой груз в кабину и произносит слово «первый» в ответ на вопрос металлического голоса «требуемый этаж». «Склеп» или «лаборатория декриогенизации» могли бы вызвать срабатывание бесшумной, тревожной сигнализации. Он не знает, так это или нет. Поэтому отправится на первый этаж и начнет оттуда.
Двери лифта закрываются, и начинается спуск. По просьбе Старфайндера кит снабдил его очередной схемой здания в разрезе:
В сущности, все остается без изменений.
Он обнаруживает, что ему трудно поверить, будто он опять на Фарстар****. Возможно оттого, что течение жизни на Голе так отличается от той жизни, какую он вел раньше. Или, возможно, оттого, что его собственные страдания изменили его взгляд на вещи.
Еще он обнаруживает, как трудно поверить, что прошло меньше недели с тех пор, как он задушил Глорию Уиш и похитил кита. Но так и есть. Время, потраченное им в прошлом, в счет не идет. В его космический гроссбух внесены только часы, потраченные на нырки, плюс день, проведенный на современном Ренессансе.
Его взгляд останавливается на тележке, которую он прислонил к задней стенке лифта. На лежащей там ноше.
Его ноше.
Его взгляд проникает сквозь герметичную крышку гроба и останавливается на причине его возвращения. На замороженном теле Мишель Д’Этуаль, урожденной Сили Блё. На Девушке со звезд.
Он выкрал кита, желая получить доступ к сундуку с сокровищами — к прошлому, а обнаружил, что этот сундук сделан из желтой меди, и что дублоны, лежащие в нем, не имеют никакой ценности. Закованные в броню карфагенские слоны, въезжающий на холм Аттила, Ксенофонт, выводящий свои Десять Тысяч из-под носа Тиссаферна, Линкольн, произносящий Геттисбергскую речь, — все были отлиты из того же сплава, что и сундук. А дном сундука служила крышка. Лишь одна монета имела хоть какую-то ценность, но условия, определяющие возможность потратить ее, делали ее столь же бесполезной, сколь и остальные. Знать заранее, что завтра произойдет нечто, чего вы совсем не хотите, — это благословение, но только в том случае, если вы в силах предотвратить это событие. Если же вы неспособны сделать это, если любые ваши усилия обречены на то, чтобы стать причиной этого события, тогда ваше предвидение — это проклятие.
Проклятие столь же ужасное, сколь ужасно безумие, от которого ваши усилия невольно освободили вас.
Он опять слышит падающий лист — ее шаг. Опять отворачивается от портрета на стене Круглого зала. От портрета с надписью: «Ze Trouveur d’Etoiles».
Она в белой блузке с гофрированными на три четверти длины рукавами. Плиссированная голубая юбка. Белые туфли-лодочки делают ее почти одного роста с ним.
Волосы у нее темно-каштановые, почти черные. Брови напоминают крылья черных дроздов. Черных дроздов, улетающих прочь...
Цветочно-синие глаза.
Да, это лицо Девушки со звезд. Но в его глубине скрыто лицо Сили Блё.
Она стоит перед ним, обреченная на смерть, синие глаза-цветы поблескивают от утренней росы.
— Чарлз сказал мне, что ты здесь.
Он не может произнести ни звука.
— Я боялась. Я ждала тебя у двери. Я хотела, чтобы ты увидел мои картины. А в последнюю минуту убежала в комнату отдыха и спряталась там.
Наконец ему удается разомкнуть губы.
— Боялась?
— Боялась прошедших лет. Темной пропасти лет, которая пролегла между нами.
— Сили...
Она в его объятиях, всхлипывает.
— Я оставляла на поляне записки. Месяц за месяцем. Но ветер уносил их.
— Сколько же ты там ждала?
— Неделю.
Неделю. Неделю без еды. Босая. Одна. Всеми покинутая...
Она отстраняется и смотрит ему в глаза.
— Старфайндер?
— Да?
— Я ужасно по тебе скучала. Скучала ежемесячно. По тебе и Чарлзу. Все эти годы.
Его охватывает волнение. Да, в его объятиях действительно Сили, но она же и Девушка со звезд. Мишель Д’Этуаль. Мертвая девушка, которую он идеализировал, в которую влюбился. Мертвая девушка, которая больше не мертва, но которая, как ни парадоксально, скоро должна умереть. От его собственной руки.
Проклятие все еще лежит на нем.
— Сначала я подумала, что вы бросили меня. Вы с Чарлзом. Но я знала, сердцем чувствовала, что нет. Тогда я начала думать, что вы оба, и ты, и он, погибли. Но никак не могла поверить в это. Отказывалась верить... И когда сегодня под вечер со мной связался Чарлз, я не выдержала. Я прогнала всех. Людей, смотревших мои картины. Друзей. Всех. Я могла думать только о тебе.
Скоро она погибнет...
Он грозит Времени воображаемым кулаком. «Нет, Время, я как-нибудь да справлюсь с тобой! Ты слишком далеко зашло!»
Его взгляд касается тончайших шрамов у нее на висках, на щеках. Она чувствует его взгляд.
— Пластическая хирургия, — объясняет она. — После того как я ушла с поляны, я бродила весь день и ночью незаметно проскользнула в амбар поспать. Амбар загорелся.
Он в ужасе.
— Ты сильно обгорела?
— Не очень сильно, но прилично. К счастью, среди этих так называемых дикарей есть хорошие пластические хирурги.
— Так называемых?
— Они не так плохи, когда узнаешь их поближе. В конце концов, это наши предки!
— Да, наверное.
Он смотрит на нее. Теперь он опять видит перед собой Сили. Он мог бы увидеть ее давным-давно, увидеть в голубых глазах-цветах, но глаза Девушки со звезд были закрыты.
— Старфайндер?
— Да?
— Тебе не кажется, что пора поцеловать меня?
Она отступила назад и теперь стоит перед ним, пристально и серьезно глядя ему в глаза. Как будто не сознает, что она уже не тринадцатилетняя девочка, что прошло восемь лет с тех пор, как он в последний раз целовал ее, и что худое детское тельце теперь превратилось в сад, для которого даже Соломон не смог бы отыскать подходящих метафор. Как объяснить ей, что теперь он не может целовать ее так, как целовал прежде, и что простую привязанность заменил сложный набор чувств? Потом он обнаруживает, что нет необходимости что-то объяснять, потому что губы, наконец-то встретившиеся с его губами, — теплые и умудренные, а тело, прижавшееся к нему, не хуже сознаёт, что оно больше не тело тринадцатилетней девочки. И, как будто это не достаточное откровение, она говорит, после того как они разомкнули объятия:
— Я знаю, что ты чувствуешь, Старфайндер. Я чувствую то же самое. Я хочу, чтобы между нами было так. Моя любовь к тебе повзрослела.
Ее искренность и откровенность приводят его в замешательство, смущают. Сили никогда не сказала бы так. И Девушка со звезд тоже. Вдруг ему становится очень трудно определить, что же все-таки за женщина стоит перед ним. Это совсем другая личность. Незнакомка.
— А разве ты этого не хочешь, Старфайндер? — спрашивает она.
— Хочу, — говорит он, ведь нельзя отрицать — он хочет обладать ею. Но ведь он убил ее. Чтобы скрыть смущение, вызванное бурей самых разных эмоций, он спрашивает: — Почему ты сменила имя?
— Хотела имя, похожее на твое. И сменила его, когда изучала в Париже живопись.
— Но почему «Мишель»?
— Я подумала, что Мишель звучит более по-земному. Взрослее, чем «Сили».
Он молчит. Он спустился на Землю, чтобы спасти маленькую девочку и забрать ее с собой внутрь кита. Но та маленькая девочка исчезла навсегда, а у занявшей ее место женщины, должно быть, есть собственная жизнь с приложением неизбежных многочисленных связей. Так ли ей обязательно нужно обменять эту жизнь на жизнь в чреве космического кита? Оборвать все связи? Сбежать с человеком, который никогда не мог сколько-нибудь удовлетворительно наладить собственную жизнь или хотя бы разобраться в ней, с человеком, который вырос на Дёрте, с человеком, однажды сошедшим с ума и вовсе не уверенным, что он уже не безумен?