— Майк, мы готовы отчалить, — говорит один из них. — Опаздываешь. — Второй оценивающе взглянул на Старфайндера. — Это из-за него ты выпроводила нас домой, Майк?
— Это Тод; это Тед. Это Старфайндер.
Старфайндеру сердечно жмут руку, и он понимает: то, что он принял в поведении Тода за враждебность, — всего лишь любопытство. Тод — который с бородой; Тед — с длинными каштановыми волосами. Они уводят Старфайндера в комнату, Мишель идет за ними. Комната представляет собой гибрид студии и жилой зоны. Арка обеспечивает доступ в небольшую кухню, где у маленького стола выстроились три стула. Помимо двери, через которую они вошли, из комнаты-студии выходят еще две двери, одна справа, другая слева от него. Та, что справа, приоткрыта, за ней виднеется изножье большой кровати. Та, что слева, закрыта.
Вскоре он обнаруживает, что сидит на упругой тахте, и совершенно не представляет, как там оказался. На кофейном столике перед ним появляется выпивка. Он делает большой глоток, не чувствуя вкуса, и ставит стакан на место. Его взгляд возвращается к закрытой двери, которая теперь прямо напротив него. Ведет ли она, как ее копия, в спальню?
В спальню Мишель?
Тод и Тед стоят посреди комнаты, каждый со стаканом в руке. Мишель стоит перед ними. Разговор в самом разгаре.
— Но ты не можешь вот так вот просто свалить, Майк! — (Это Тед). — Мы слишком долго были вместе.
— По крайней мере слетай с нами на пикник, а потом решай. — (Тод).
— И оставь Старфайндера здесь, да!
— Возьми его с собой. — (Тед). — Места хватит. Я не возражаю против компании из четырех человек. А ты, Тод?
— Нет, если это сохранит семью.
Старфайндер чувствует за спиной Время, эту разрушительную колесницу. Он поднимается со своего места.
— Полагаю, — говорит он, обращаясь к Мишель, — нам лучше сейчас же уехать.
— Я соберу вещи.
— Эй! — говорит Тод.
— Эй! — эхом вторит Тед.
Она подходит к закрытой двери и открывает ее. Эта дверь ведет явно не в спальню целомудренной молодой девицы, ведущей платоническое существование с двумя молодыми людьми. Эта дверь ведет в стенной шкаф.
В глубине сознания Старфайндера, шевельнулся во сне безумный Монах.
Колесница-разрушитель сдвигается вперед на неумолимый дюйм.
Мишель снимает с верхней полки чемодан, ставит его на соседний стул и открывает. Она начинает укладывать в него платья и юбки, соседствующие в шкафу с блейзерами и кричаще-яркими широкими брюками. Тод и Тед присоединяются к ней. Они начинают уговаривать ее, вполголоса, но у Старфайндера тонкий слух.
— Майк, ты спятила. Погоди хоть несколько дней. — (Тед).
— Ты сошла с ума, Майк? — (Тод). — Этот шут, с которым ты собралась бежать, тебе в отцы годится!
— Нет! И я не сбегаю, а просто ухожу. Возвращаюсь туда, где мое место.
— Где же это? — (Тод).
— Не имеет значения. Вы двое можете забрать мою машину. Можете продать ее, если хотите. Я подпишу право собственности перед уходом.
Тод хватает ее за плечи и целует.
— Ты не можешь вот так уйти, Майк! Такие тройки, как наша, складываются не каждый день!
Мишель высвобождается из его рук. Она складывает зеленое платье, убирает в чемодан к остальным. Ее движения и экономны и неторопливы. Она, кажется, ничуть не огорчена. Старфайндер пристально вглядывается в нее. На Дёрте ей давно обрили бы голову, а ее саму поставили бы к позорному столбу на площади. Даже на Голе ее образ жизни вызвал бы неодобрение. И тем не менее она стоит тут, словно святая, излучая невинность.
Безумный Монах, окончательно проснувшись, начинает колотить в дверь своей темницы.
— Тебе слишком нравится наша жизнь, Майк, — говорит Тед. — Ты не сможешь обойтись без нас.
— Может быть, и нет. Но я попробую.
Замок щелкает, как ломающийся прутик, и Монах вырывается из своей темницы, тесня тюремщика. В сознании Старфайндера внезапно взрываются безобразные грубые слова, обретают форму непристойные картины. Он обнаруживает, что широкими шагами пересекает комнату. Увидев его лицо, Тед и Тод пятятся. Мишель в упор смотрит на него, но не отшатывается.
Голос его звучит хрипло.
— Это и есть твоя семья?
— Иногда мы называем такие треугольники семьями, Старфайндер. Может быть, мне следовало объяснить это прежде, чем я привела тебя сюда. Такие вещи — дело обычное; я сочла само собой разумеющимся, что ты все знаешь об этом. Я... наверное, я просто забыла, что ты с Гола.
— Не с Гола. С Дёрта!
Тогда она отшатывается, но не из-за самих слов, а из-за бешеной страстности, с какой он их произносит.
— Не кричи на меня, Старфайндер.
— Ты не та девочка, за которой я прилетел на Землю. Ты незнакомка! Скандально живущая с двумя мужчинами! Без стыда!
— Почему я должна стыдиться? Сейчас Век сексуального просвещения. Средневековье Секса давно позади.
— Просвещение! Просвещение — совокупляться с грязной кучей тел?
— Пожалуйста, не говори так, Старфайндер.
Его хриплый голос безжалостно продолжает разгон:
— Ты и твоя проклятая Ба! Как же они любят тебя, твои любезные Тед и Тод? Сколькими извращенными способами? И как ты любишь их?
Лицо у нее белое, как меловые скалы Донуорлда, но она сохраняет самообладание.
— Здесь, на Земле, у нас полная сексуальная свобода. Совсем не так, как на Ренессансе. И совсем не так, как на... на... — В ее глазах вдруг появляется осознание. — На Дёрте. Ты болен, Старфайндер. Теперь я понимаю, на что ты намекал. У тебя действительно есть предубеждение против секса. Позволь, я помогу тебе. Я полечу с тобой, и...
— Нет! — Безумный Монах рассвирепел. — Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, потаскушка! Проститутка! — Его рука поднимается, словно бы самопроизвольно, и бьет ее по щеке.
Откачнувшись, она едва не падает. Но не сводит глаз с его лица. Они широко открыты, в их глубине — темная синева потрясения и печали. Пока он стоит, глядя в них, их туманят слезы.
Тод делает шаг вперед и хватает его за запястье. Старфайндер вырывается и наносит звездному мальчику удар в горло тыльной стороной кисти. Тод спотыкается о стул, на котором стоит чемодан и стул опрокидывается, разбрасывая по полу разноцветные платья, юбки и блузки.
— Ты одержимый, Старфайндер, — шепчет Мишель. — Одержимый! Как это, должно быть, ужасно!
Слуха Старфайндера достигают далекие крики. Это повторяющиеся отголоски хриплого голоса... голоса безумца. Он опознает в нем свой голос.
Мишель, и Тод, и Тед направляются к двери.
— Подождите, — хрипло говорит кто-то. И снова Старфайндер узнает свой голос. Ему кажется, что его не слышат, и он спрашивает: — Куда вы?
Мишель оборачивается и смотрит в его сторону. Слезы, блестевшие в ее глазах, теперь умножились и зигзагом текут по щекам.
— На пикник, — говорит она. — Я... я не думаю, что тебе стоит присоединяться.
— Подожди, — снова говорит Старфайндер, но она выбегает из комнаты. Звездные мальчики — за ней, пересмеиваясь. Оставшись один, Старфайндер слышит другой смех. Издевательский. Это торжествует Время, празднуя победу.
Он одиноко стоит среди разбросанной пестрой одежды, которую она никогда уже не наденет. Итак, Время, в конце концов ты победило.
Но он знает, что не Время победило его. А он сам.
Он с трудом подходит к двери и выходит в коридор. Идет по коридору к балкону в дальнем его конце. И появляется там как раз вовремя, чтобы увидеть, как далеко внизу Мишель и два мальчика, выходят из подъезда и садятся в ее электромобиль. Старфайндер наблюдает, как он отъезжает от тротуара и едет по улице; Мишель за рулем. Он смотрит, пока деревья не скрывают машину из вида.
Возможно, еще не все потеряно. Возможно. Он все еще может выйти из роли Палача.
Но кит не согласен с этим, что поясняет символ, только что переданный им:
Он хочет, чтобы Старфайндер снова присоединился к нему в космосе, потому что кит знает — как знает в глубине души он сам, — что все дальнейшие его попытки предотвратить предстоящий космический полет, послужат лишь к скорейшему его осуществлению.
Нет никаких сомнений, что с тех самых пор, как кит обнаружил Сили и опознал в ней мертвую девушку, находящуюся в его трюме, он знал, что она обречена. Он позволил Старфайндеру предпринять шаги к ее спасению, потому что знал — он не сможет его остановить, но объявил: все.
«Так тому и быть, кит. Пришли за мной «Старейнджер». Я сяду в него прямо здесь».
Улица внизу пустынна, лишь изредка по ней проносится машина. Он стоит на балконе в ожидании «Старейнджера», и ему вдруг кажется, что он на улице и смотрит вверх на самого себя. Единственный свет, достигающий балкона, — свет, падающий сзади, из коридора, и тусклый свет уличного фонаря в квартале от него, и тем не менее он может видеть себя снизу с опустошающей отчетливостью. Он видит, кто он такой.
— Полюбуйтесь, — говорит он, глядя на себя. — Только полюбуйтесь на этого человека с Дёрта. Полюбуйтесь — вот тот самый человек, который забрался по лестнице к звездам, не отряхнув с подметок прах родной планеты. Тот, кто нашел в космосе мертвую девушку и поклонялся ей, принося каждый день синий букет. Тот, кто приписал ей качества, ожидать которых от нее, был не вправе. Тот, кто, когда она вновь вернулась к жизни, вдрызг раскритиковал ее за то, что она не намного лучше простых смертных, среди которых он бросил ее. Любуйтесь!
Старфайндер на балконе вздрагивает. Безумный Монах в его сознании дико озирается по сторонам, пытаясь обрести поддержку. Никого и ничего, не обнаружив, он спускается в свою темницу.
Старфайндер на улице не знает пощады.
— Тот, кто обманом заставил себя поверить, что ему нужно победить Время, тогда как победить требовалось его самого. Тот, кто до сих пор не может оторвать ноги от Дёрта. Взгляните на этого несчастного Гамлета, чье море несчастий есть не что иное, как Океан Пространства-Времени. Взгляните!