«Итак, — в один голос «сказали» Иосиф с Рахилью, — время пришло, ступай в селение Бодлер и возьми с собой один из золотистых гребешков, которые создала для своих волос, и обменяй его на самого красивого вороного коня, какого сможешь отыскать. И Жанна-Мари сделала это и назвала коня в честь св. Германа О’Шонесси, второго психофеноменалистского святого. Затем силой мысли создала для коня стойло чуть дальше по холму, где находился еще один вход в пещеру, и ежедневно, кроме дождливых дней, верхом каталась по лесу.
«Итак, — «сказал» однажды Иосиф Благотворитель, — время настало»; и Жанна-Мари, отлично понимая, что он подразумевал, облачилась в доспехи, села на Св. Германа О’Шонесси, гордо проскакала по Прованскому плоскогорью и въехала в город Fleur du Sud. В лучах зари она скакала по улицам и громко кричала:
— Следуйте за мною, и я приведу вас к победе над войсками О’Риордана, которые угрожают с юга. Идите и помогите мне спасти Психофеноменалистскую церковь от сил тьмы!
И Св. Герман О’Шонесси гарцевал и плясал, а люди выходили на улицы и приветствовали ее, а когда она направилась к Fleuve d’Abondance, они сформировали довольно потрепанный авангард; а когда пробил час, она выехала вперед и выпустила в небо сияющую стрелу — хлынул жуткий ливень и смыл неприятеля. А Жанна-Мари возвратилась в свою пещеру в Le Bois Feerique, дожидаться там следующего Призыва.
Общеизвестно, что весенний лес красив, однако этот лес оказался невероятно прекрасен. Одетый в крестьянское платье жителей Ciel Bleu Д’Арси, все еще дрожа от предрассветной сырости, радовался. Покинув поляну, где его перед самым рассветом высадил пилот шаттла «корабль-земля», он углубился в чередование приятной тени и столбов теплого солнечного света. Одни деревья походили на отцов, другие — на матерей, а третьи — на маленьких детей. Все жили одной большой счастливой семьей, их зеленые руки переплетались, соприкасаясь зелеными пальцами. Утренняя роса на зеленом ковре казалась бриллиантами, в ветвях пели настоящие птицы.
Он шел все прямо, пока не добрался до ручья; там он повернул направо и пошел вверх по течению. Ручей тек с холмов, и именно в холмах на этот небольшой поток выходила пещера Жанны-Мари. Трое агентов класса «корабль-земля», проводившие здесь разведку, коротко проинструктировали Д’Арси перед отправкой и рассказали ему все, что следовало знать.
То есть о местности.
Нет, они, конечно, также рассказали ему и о Жанне-Мари Валькури, однако он подозревал, что еще многого о ней ему не сказали, поскольку просто не сумели разузнать. Она любит гулять, сказали они, бегать и играть. Ей нравилось, оседлав коня, скакать по лесу. Совсем юной она читала запоем. Ее оценки в приютской школе были примерно как у всех, хотя, вероятно, могли бы быть выше, если бы она проявила интерес к занятиям. Ей нравилось носить яркие одежды, и еще она любила щетки и гребешки и вечно расчесывала волосы. Она была очень религиозна и все то время, что проводила в сиротском приюте, читала свои мистические молитвы утром, в полдень и ночью.
Д’Арси никак не мог понять, почему все это должно было сделать ее психически, эмоционально и интеллектуально восприимчивой по отношению к нему, однако ему ли спорить с компьютером «Посланницы»?
Этот вопрос медленно ускользнул от его внимания, не в силах состязаться с дивными картинами, открывавшимися вокруг. Вдоль берега ручья росли цветы нежных оттенков, эфемерно обрисовывая поступь игривого утреннего ветерка. Ручей, напевая, бежал по белым как мел камешкам, а там и сям мелькали блестящие чешуйки рыбок, проносящихся в прозрачной воде. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, рассыпали по земле золотые блики, подобные россыпи пиратских сокровищ.
Он прошел уже километр. Пройдя еще с полкилометра, он услышал грохот копыт. Тот быстро нарастал, гремело повсюду — на просеках, под сенью ветвей и на тенистых тропинках. Вскоре ручей вырвался на большую поляну, и Д’Арси вышел на солнце. В тот же миг на противоположной стороне поляны появились конь с всадницей.
Он остановился, даже не пытаясь спрятаться. Конь оказался вороным, а всадница — девушкой в синей юбке и красной блузе в белую полоску. Золотой лук висел на ее правом плече, пучок стрел выглядывал поверх левого. Она была босая, с непокрытой головой, а светло-каштановые волосы, убранные назад с лица, удерживала красная лента. При виде ее лица он сразу подумал о цветке, только что раскрывшем на солнце лепестки.
Она подъехала прямо к нему и произнесла:
— Bonjour, monsieur[25]
— Bonjour, mademoiselle[26] — ответил он. — Должно быть, вы — La Pucelle du Bois Feerique[27]
Она улыбнулась, и в ее глазах заплясали крохотные искорки. Глаза были карие, того оттенка, что и волосы, а на левой щеке — симпатичная ямочка. Она только-только начинала утрачивать спелую полноту юности и вот-вот должна была стать женщиной.
— Меня зовут Жанна-Мари, — представилась она, — и я — колдунья.
— Да, я слышал, — отозвался он.
— И вам не страшно?
Он усмехнулся.
— Зачем же мне бояться доброй колдуньи? Могу понять, почему нужно бояться злой колдуньи — да. Она способна превратить меня в тритона или жабу; но добрая колдунья может превратить меня только во что-нибудь лучше того, что я есть на самом деле, и я стану лучше хуже.
Жанна-Мари рассмеялась. Потом притихла, а внимательное выражение ее лица говорило о том, что она прислушивается, хотя к чему прислушивается, он не мог себе представить. Наконец она сказала:
— Голосам ты нравишься. Я рада, поскольку мне ты тоже нравишься.
— «Голосам»? — переспросил он.
— Иосифа Благотворителя и Рахили Огненной, — пояснила она. Затем соскочила с вороного и легко приземлилась босыми ступнями на траву. — А это — Св. Герман О’Шонесси. По-моему, ему ты тоже нравишься.
Св. Герман О’Шонесси заржал. Д’Арси погладил его черную гриву.
— Приятно знать, что у тебя столько друзей, — промолвил он.
Вспомнив слова Макгроски о галлюцинациях, вызываемых недоеданием, он хорошенько присмотрелся к лицу девушки. Подобно ее телу, оно свидетельствовало о хорошем и здоровом питании этой женщины, которая если и постилась, то по меньшей мере месяц назад. Голосам требовалось найти иное объяснение.
Однако не это было задачей Д’Арси. Ему вменялось в обязанность похитить Жанну-Мари, а не вызнавать, чем она живет и что дает ей силы.
— Меня зовут Раймонд Д’Арси, и я заблудился, — продолжал он, каким-то образом умудрившись сделать так, что вторая часть фразы прозвучала не менее правдиво, чем первая. — Но даже если бы я не заблудился, большой разницы не было бы — потому что я все равно никуда не могу пойти. Прошлой ночью, когда я ждал воздушный дилижанс до Мольера, меня оглушили и ограбили, а очнувшись, я обнаружил, что лежу на поляне в этом лесу.
Это придумал Смит-Колгоз, который настаивал на том, что подобный штамп вызовет у крестьянской девушки вроде Жанны-Мари меньшую охоту расспрашивать, чем оригинальная ложь. Судя по всему, он не ошибся — она даже не попробовала потрогать шишку на голове у Д’Арси, которую «организовал» ему пилот, доставивший его в лес. С другой стороны, похоже, ее чрезмерно заинтересовало лицо Д’Арси. Она буквально не сводила с него глаз. Откуда же ему было знать, что его лицо удивительно похоже на лицо Иосифа Благотворителя — во всяком случае так казалось Жанне-Мари, — а также что в эту самую минуту Рахиль Огненная говорит: «Безусловно, он кажется приятным молодым человеком, дитя, — отчего бы тебе не помочь ему?»
Жанне-Мари не потребовалось повторять это.
— Пойдемте, Раймонд, — сказала она, — я приготовлю вам что-нибудь поесть у себя дома. Тут совсем недалеко.
Она двинулась вдоль ручья, ведя на поводке Св. Германа О’Шонесси. Д’Арси шел рядом.
— У меня очень красивый дом, подожди, вот увидишь, — промолвила она. — Кое-кто назвал бы его пещерой, однако они удивились бы, оказавшись в нем. Конечно, — добавила она. — Я еще ни разу никого туда не приглашала.
Он воспользовался тем преимуществом, что они идут совсем рядом, и внимательно осмотрел лук. За исключением того, что тот был из какого-то странного сплава, который Д’Арси не сумел определить, и от попыток всматриваться в который рябило в глазах, Ничего узнать ему не удалось. Внимательное изучение стрел дало ему и того меньше. Виднелись только зазубрины у концов древка да серебристые хохолки на них, и у него почему-то сложилось впечатление, что он и того не видел.
Ему хотелось расспросить ее о необычном оружии, но он решил отложить это на потом.
Уже некоторое время земля по сторонам ручья, за вычетом заросших цветами террас вдоль границы воды, поднималась. Вскоре появились заросшие деревьями гряды холмов, чьи склоны становились все более обрывистыми. Когда наконец девушка, Д’Арси и Св. Герман О’Шонесси оказались напротив пещеры, Д’Арси даже не понял, что она здесь есть. Деревья к этому времени уступили место зарослям, похожим на виноградные лозы, и только когда Жанна-Мари раздвинула этот природный занавес, он увидел отверстие. Она раздвинула другой занавес, и Д’Арси увидел пещеру-стойло для Св. Германа О’Шонесси. Пол был устлан сеном, и он заметил ясли, из которых ел и пил конь. Тут даже был свет, позволяющий видеть, испускаемый бессменной встроенной в стену лампой с розовым абажуром.
Она оставила Германа на террасе пастись — он такой домосед, объяснила она, что она даже не привязывает его, только ночью — и проводила Д’Арси в свой дом-пещеру. Увидев, что внутри, он изумился. Четыре комнаты и маленькая кладовая — по крайней мере, он решил, что это дверь в кладовую, хотя та больше походила на стенной шкаф — и каждая комната была полностью меблирована. Стены и потолки были сделаны из тщательно обструганного и отшлифованного естественного дерева; плиточные полы устланы ковриками. Освещение было самопод-держивающимся, у каждого электрического устройства — собственный самообеспечивающийся двигатель. Вода поступала в дом из ручья по трубам, нагнетаемая сжатым воздухом.