А топот солдатских и еще многих чьих-то сапог уже заполнил собой подворотню… И этот жуткий многоголосый, жадный рев: «Держи его!… Держи-и-и!» И высокий, ненавидящий козлетон Сашки Терентьева: «Держи си-ци-лис-та-а-а!…»
Выскочил из подъезда, сразу сориентировался и кинулся ловить Антошина Сержик Рымша. Он попытался подставить Антошину подножку, но Антошин увернулся. Рымшеныш не выдержал равновесия, шлепнулся в мягкую пыль немощеного двора. Слетела с его головы и покатилась далеко в сторону франтовская форменная фуражка с зеленым околышем и клиноподобным длинным и узким гербом коммерческого училища. А преследователи, чтобы не затоптать барчука, стали огибать его стороной, и это дало Антошину две-три секунды фары, Он быстро загремел вниз по каменным ступенькам в самом левом углу двора, тем самым, по которым он в ту роковую январскую ночь, ничего не подозревая, выходил из кинотеатра «Новости дня» после последнего сеанса.
Перед ним была дверь. Запертая или незапертая?… Тогда, в январе, она была выходом из кинотеатра… Что за нею скрывается сейчас?… Удается ли ему ее открыть?… И если даже удастся, то есть ли где-нибудь за нею выход на Тверской бульвар?…
Все это пронеслось у него в голове за какую-то ничтожную долю секунды.
Преследователи уже снова были совсем близко… Уже на расстоянии протянутой руки… Уже кто-то схватил его за левую руку…
Он выдернул ее, обеими руками вцепился в дверную скобу, чтобы рвануть ее на себя…
И тут у него подогнулись ноги, сильно закружилась голова. Он медленно повалился на бок, и пока острая боль в боку не лишила его на какое-то время сознания, он успел увидеть, что падает не на пыльный разогретый камень, а на снег. И что весь двор в снегу, а на крышах частоколы антенн, а над подъездами - электрические лампочки, горящие электрические лампочки!… Потому что теперь, оказываетея, не ранний летний вечеру а темная, зимняя, холодная и в то же время удивительно приятная, уютная ночь. Он даже успел заметить на еебе то самое пальто и те самые туфли, в которых он был в «Новостях дня» в ночь под старый Новый год…
Откуда-то издалека донеслись (или это ему только вспомнилось) чьи-то приглушенные голоса:
- Осторожней… Теперь вы… Вот так!…
- Гражданин с папиросой, поимейте совесть! Человеку нужен свежий воздух, а вы над ним дымите, как паровоз!…
- Кровищи-то сколько вылилось!…
- Ничего! Парень, видать, здоровый, выдюжит…
- Борис Владимирович!… Васильченко!… Взяли, подняли!… Осторожненько! Еще осторожней!… Вот так!…
- Кого-то сшибло машиной, - вяло сообразил Антошин и снова потерял сознание.
Москва
1957-1964
Возвращение Хоттабыча
Вот и перевернута последняя страница книги, дочитаны последние строки об удивительных приключениях Егора Антошина и совершенно сказочных похождениях Вольки ибн Алеши и его замечательного друга Хоттабыча. И если молодой читатель просто-напросто залпом «проглотил» эту книгу, то читатель постарше, вероятно, немного удивился: в книжках его детства старик Хоттабыч был не совсем таким, да некоторые герои повести-сказки носили другие имена… Всему этому есть свое объяснение.
…Был 1937 год, и мне трудно что-либо добавить к этой всем знакомой мрачной дате. После ареста Михаила Кольцова - в то время главного редактора журнала «Крокодил» (а отец был его заместителем) только чудо в лице тогдашнего руководителя Союза писателей Александра Фадеева спасло его от участи Михаила Ефимовича. Фадеев старался отправлять отца, уже более десятка лет слывшего сильным журналисстом, в достаточно длительные командировки, чтобы его не было в Москве, где неоднократно по ночам (мне об этом рассказывала мама) к нам в коммуналку приходили с ордером на арест. Будучи же в Москве и редактируя литературные альманахи, отец с трудом выкраивал время для беллетристики и писал урывками, в основном по ночам. Он рассказывал потом, что работа над «Стариком Хоттабычем» была для него единственной отдушиной в то невеселое время, когда ему довелось сочинять книгу о весельгх похождениях симпатичного джинна в «стране большевиков».
Много лет спустя отец показал мне дореволюционного издания книжку английского писателя Ф. Анстея «Медный кувшин», попавшую ему в руки еще в 1916 году и в какой-то мере подтолкнувшую его к первоначальному замыслу будущего «Хоттабыча». Но у отца джинн не просто появлялся из кувшина, а появлялся в стране неподвластной пониманию, поэтому и случались с Хоттабычем такие забавные приключения, поэтому и наивны были его «ненужные» чудеса.
По сути, отец придумал новый жанр - повесть-сказка - и менее всего тогда предполагая, во что выльется это «нового типа» государство, писал о нем всерьез, убежденно, глубоко, как и большинство людей старшего поколения веря в истинность и справедливость происходящего. Но, по-видимому, в глубине души чувствуя, что в реальной жизни происходит что-то «не то», отец написал повесть-сказку, повесть-мечту, которая сегодня, после более чем полувекового своего существования, превратилась в книгу-пародию, но пародию, «замешанную» все-таки на мечте, и именно поэтому увлекательную и не потерявшую свою актуальность и до сих пор. В 1938 году, когда работа над книгой была завершена, «Хоттабыч» печатался одновременно из номера в номер в «Пионерской правде» и журнале «Пионер», а в 1940 году появился отдельным изданием, мгновенно ставшим детским бестселлером. «Хоттабыч» сороковых (а именно его мы и предлагаем вниманию нашего читателя) несколько отличался от всем привычного более позднего варианта конца пятидесятых. Шестнадцать лет книга считалась «опасной» и не переиздавалась вовсе. Отцу по требованиям цензуры, времени и… ЦК пришлось внести в нее «более актуальные» акценты и персонажи, сказалось там и влияние «холодной войны»: вечный во все времена Ха-пугин уступил место алчному американцу Вандендаллесу. Все эти изменения были, как говорится, не от хорошей жизни. И новая редакция книги устраивала всех, кроме самого автора. До последнего дня своей жизни отец мечтал увидеть «Хоттабыча» в первоначальном виде. К сожалению, радость эта его миновала. Лишь в 1980 году благодаря помощи Аркадия Стругацкого увидел свет первый вариант книги, который мы сегодня и предлагаем вниманию читателей.
Из всех своих произведений, а написал их отец довольно много, он больше всего любил цикл коротеньких сатирических «Обидных сказок» и роман «Голубой человек». Писатель Лазарь Лагин (1903-1979) был прежде всего сатириком, и его «Голубой человек» в ряду других романов стоит как бы особняком. В этом произведении отец использовал фантастический прием - перемещение человека во времени, прием не новый, но новым стало само содержание книги, рассказывающей о том, как может повести себя человек, воспитанный новым социальным строем в известном ему только по книжкам и школьным урокам истории времени, если ему заведомо известно, к чему приведет революционная борьба, в гуще которой он оказался. «Голубой человек» - название метафорическое: это, одним словом, положительный герой, могущий стать образцом для своих сверстников. Но сейчас я сказала бы несколько иначе: голубой человек - это, в общем-то, тот же Хоттабыч, но старающийся использовать свои «чудеса» знаний на пользу будущему.
По сей день читатель, как ни странно (а, может и совсем не странно) разделяет Лагина - автора «Хоттабыча» и Лапша - автора «Голубого человека». Но мы не случайно объединяем эти две книги под одну обложку: обе они написаны об одном и том же, обе учат одному и тому же - честности и добру.
Сегодня читатель познакомится с настоящим «Хоттабычем», прочтет «Голубого человека», из которого не выкинуто, практически, ни строчки. Пусть он окажется таким, каким его выстрадал и написал автор, хотя нынешнее время, конечно, внесло свои коррективы, которые можно было бы перенести в рукопись. Можно, но не безболезненно. Поэтому оставим все, как было.
Наталья Лагина