– Прошу вас, синьор, не дарите нам ничего! – взмолился с ужасом в глазах Джованни. – Чемоданы мы продадим сегодня же и выручим за них достаточно денег.
– Золотых денег? – спросил Хоттабыч.
– Нет, обыкновенных, бумажных.
– А как они выглядят, эти обыкновенные бумажные деньги?
Джованни показал Хоттабычу мятую бумажку достоинством в пять лир.
Старик внимательно осмотрел её и, ничего не сказав, вернул рыбаку обратно.
У берега моря наши путешественники горячо распрощались с Джованни.
Весело посвистывая, он приблизился к месту, где сегодня утром оставил лодку со своими товарищами, и увидел, что перед рыбаками на корме лодки лежит большая груда бумажных денег.
Это были настоящие деньги, каждая бумажка достоинством в пять лир, и самый привередливый чиновник из казначейства не обнаружил бы в них ничего подозрительного, пока не обратил бы внимания на номера.
Все десять тысяч бумажек, неожиданно очутившихся на корме лодки, были за одним и тем же номером. Это был тот самый номер, который стоял на бумажке, показанной Джованни незадолго до этого Хоттабычу.
Хоттабыч, убедившись, что в Средиземном море Омара ему не найти, предложил отправиться на берега Атлантического океана. Само по себе предложение было в высшей степени заманчивое. Однако неожиданно против этого возразил Волька, заявивший, что ему нужно завтра же обязательно быть в Москве, по причинам, которые он не считает возможным сообщить.
Тогда Хоттабыч решил временно отложить дальнейшие поиски Омара Юсуфа ибн Хоттаба. Через пятнадцать минут, когда ещё не все избитые жандармы пришли в себя, взвился в воздух и мгновенно скрылся за горами ковёр-гидросамолёт «ВК-1»
Ещё через три часа ковёр-гидросамолёт благополучно снизился у пологого берега Москвы-реки.
Самая короткая глава
В жаркий июльский полдень от Красной пристани Архангельского порта отчалил ледокольный пароход «Ладога», имея на своём борту большую группу экскурсантов-стахановцев. Духовой оркестр на пристани беспрерывно играл марш. Провожающие махали платками, кричали: «Счастливого плавания!»
Пароход осторожно выбрался на середину Двины и, оставляя за собой белоснежные облачка пара, поплыл мимо множества советских и иностранных, океанских и речных судов, держа курс на горло Белого моря.
Толпившиеся на спардеке экскурсанты на целый месяц прощались с Архангельском и Большой землёй.
– Волька! – крикнул один из экскурсантов другому, озабоченно шнырявшему у капитанской рубки. – Куда девались Серёжка с Хоттабычем?
Из этих слов наблюдательные читатели могут сделать безошибочный вывод, что среди экскурсантов находились и наши старые знакомые.
Мечта о «Ладоге»
Надеюсь, что читатели не забыли о том, как Волька позорно, провалился на испытаниях по географии. Такое событие трудно забыть. Помнил об этом, конечно, и Волька, помнил и тайно от Хоттабыча тщательно готовился к переэкзаменовке.
Как раз на другой день после возвращения из Италии он должен был пойти пересдавать географию.
Между тем было совершенно ясно, что Вольке нельзя было даже заикнуться о том, куда он сегодня должен пойти. Волька, пораскинув мозгами, нашёл наконец повод для того, чтобы на время освободиться от мешавшего ему старика.
– Вот что, старик, – сказал он невидимому Хоттабычу, тихо посапывавшему на своём обычном месте под Волькиной кроватью, – нам нужно серьёзно поговорить о твоём образовании.
Ты же абсолютно неграмотный: не умеешь ни читать, ни писать. Это очень стыдно. В нашей стране все учатся, и ты тоже должен обязательно подналечь на грамоту.
– Но я уже так немолод… Пристало ли в мои годы заниматься такими делами? – жалобно спрашивал Хоттабыч.
– Пристало, – сурово ответил ему Волька. – А то мне просто стыдно, что среди моих друзей имеется совершенно неграмотный.
– Меньше всего я настроен ставить тебя в неловкое положение, о прелестный Волька, – ответил со вздохом Хоттабыч. – Приказывай мне, когда начинать своё образование и с чего.
– Вот это деловой разговор! – обрадовался Волька. – Мы начнём немедленно.
С этими словами он быстро разыскал среди своих книжек старый, замусоленный букварь, по которому давным-давно обучался грамоте, и, наспех позавтракав, повёл Хоттабыча на берег реки, подальше от нескромных взоров.
Хоттабыч оказался на редкость старательным и способным учеником. Он схватывал всё буквально на лету и уже через какой-нибудь час он с наслаждением читал несколько нараспев:
– «Мо-я ма-ма лю-бит ме-ня». «Вот я вы-ра-сту большой, по-ступ-лю я в шко-лу». «Я мо-ю уши мы-лом». «Де-душ-ка, го-луб-чик, сде-лай мне свисток».
– Ну, а теперь, – сказал Волька, когда Хоттабыч совсем бегло прочёл весь букварь от начала до самого конца, – теперь тебе нужно научиться писать. Только вот, жалко, почерк у меня неважный. Ты оставайся здесь, а я сбегаю позвоню Женьке – у него чудесный почерк. Ты пока что попробуй почитать эту газетку.
И, сунув старику в руки свежий номер газеты, Волька спешно позвонил Жене, велел ему прийти к Хоттабычу, а сам поехал в школу, где спустя небольшое время и сдал без особых приключений на «отлично» испытания по географии.
Когда он вернулся на речку, старик под руководством Жени уже научился писать не хуже любого третьеклассника и теперь, удобно устроившись в тени под большим дубом, читал Жене вслух газету.
– Сдал. На «отлично», – шёпотом сообщил Волька своему приятелю и прилёг около внятно читавшего Хоттабыча.
Между тем старик перешёл к отделу «Спортивные новости». И первая же заметка заставила Вольку и Женю грустно и завистливо вздохнуть.
– «В средних числах июля, – писалось в этой заметке, – из Архангельска отправляется в Арктику зафрахтованный Центральным экскурсионным бюро ледокольный пароход «Ладога», на котором проведут свой отпуск шестьдесят восемь лучших стахановцев Москвы и Ленинграда. Рейс обещает быть очень интересным».
– Вот это да! – произнёс мечтательно Волька, – Вот это поездочка!
– Только прикажите, о превосходнейшие мои друзья, и вы поедете, куда только захотите! – пылко сказал Хоттабыч.
Но Волька вместо ответа только ещё раз вздохнул. А Женя пояснил тут же старику причину этого безнадёжного вздоха:
– Нет, Хоттабыч, нам на «Ладогу» не попасть. На неё, брат, только знатные люди могут рассчитывать попасть. – Хоттабыч хитро улыбнулся.
Старик честно выполнил своё обещание. Он просто устроил так, что когда все четыре наших героя явились на борт «Ладоги», их очень хорошо встретили, предоставили им две превосходные каюты и ни разу не поинтересовались, по какому, собственно говоря, праву они попали в состав экспедиции.
Вот теперь, когда читатели ознакомились с тем, как наши друзья очутились на «Ладоге», мы можем со спокойной совестью продолжать своё повествование.
Что мешает спать?
Погода благоприятствовала «Ладоге». Три дня пароход шёл чистой водой. Только к концу третьих суток он вошёл в полосу однолетних и разрежённых льдов.
Вскоре под закруглённым стальным форштевнем парохода заскрежетали и загремели первые льдины.
Поздно ночью экскурсанты заметили в отдалении группу островов. В первый раз они увидели величественную и угрюмую панораму архипелага Земли Франца-Иосифа. Впервые они увидели голые, мрачные скалы и горы, покрытые сверкающими ледниками. Ледники были похожи на светлые острогрудые облака, крепко прижатые к суровой земле.
– Пора на боковую, – сказал Волька, когда все уже вдоволь насладились необычайными видами далёких островов. – И делать, собственно говоря, нечего, а спать никак не хочется. Вот что значит не привыкли спать при солнечном свете.
Вскоре на всей Ладоге остались бодрствовать только те, кто был занят на вахте. Но и они то и дело ловили себя на том, что их убаюкивает шум машин, плеск волн, шлёпавшихся о борта судна, беспокойное шипенье воды за кормой и монотонный грохот льдин, попадавших под форштевень.
Тишина и покой воцарились на «Ладоге». Из всех кают доносились мирный храп и сонное посапывание, как будто дело происходило не на большом пароходе, а где-нибудь под Москвой, в тихом и уютном доме отдыха, во время мёртвого часа.
Здесь даже были, так же как и в палатах домов отдыха, задёрнуты шторы на иллюминаторах, чтобы не мешал уснуть яркий солнечный свет.
Риф или не риф?
Не успели ещё экскурсанты заснуть в своих каютах, как раздался сильный толчок, и они посыпались со своих коек на пол, как спелые плоды. В то же мгновение прекратился ровный гул машин.
Волька свалился со своей верхней койки очень удачно. Он тотчас же вскочил на ноги, машинально потирая рукой ушибленные места.
– Какова причина, нарушившая сон, столь необходимый твоему не окрепшему ещё организму? – прервал его позёвывавший со сна Хоттабыч.
– Сейчас, старик, узнаю, ты только не беспокойся, – подбодрил Волька Хоттабыча и побежал наверх.
– Прежде всего спокойствие, – сказал он дожидавшемуся его внизу Хоттабычу, – никаких оснований для паники нет. Не пройдёт и десяти дней, как за нами придут на каком-нибудь мощном ледоколе и преспокойно снимут нас с мели. Можно было бы, конечно, сняться и самим, но слышишь: машины не шумят. Что-то в них испортилось, а что именно, никто разобрать не может.
– О, горе мне! – неожиданно засуетился старик, бестолково засовывая босые ноги в свои знаменитые туфли. – Если вы погибнете, я этого не переживу. Неужели мы напоролись на мель? Увы мне! Уж лучше бы шумели машины. А я хорош! Вместо того чтобы использовать своё могущество на более важные дела, я…
– Хоттабыч, – строго сказал тогда Волька, – докладывай немедленно, что ты там такое натворил?
– Да ничего особенного я не натворил, о справедливейший Волька ибн Алёша. Просто, заботясь о твоём спокойном сне, я позволил себе приказать машинам не шуметь.
– Ты с ума сошёл! – ужаснулся Волька. – Теперь я понимаю, что случилось. Ты приказал машинам не шуметь, а работать без шума они не могут. Поэтому ледокол так внезапно и остановился. Сейчас же отменяй свой приказ, а то ещё, того и гляди, котлы взорвутся.