– А если я вам скажу, что ваш брат жив? А если я вам покажу его живым и здоровым, тогда вы пощадите Серёжу?
– О если бы я увидел моего дорогого Гассана, тогда твой приятель остался бы жить до тех пор, пока он не постареет по-настоящему!
– Подождите, в таком случае, одну, только одну минуточку! – обрадованно воскликнул Волька, рванул дверь каюты и через несколько секунд ворвался в кают-компанию, где Хоттабыч беззаветно сражался в шахматы со Степаном Тимофеевичем.
– Хоттабыч, миленький, – взволнованно залепетал Волька, – беги скорее со мною в Серёжину каюту, там ждёт тебя очень большая радость…
– Для меня нет большей радости, чем сделать мат сладчайшему моему другу Степану Тимофеевичу, – степенно ответил Хоттабыч и сделал ход ладьёй. – Шах! Иди, о Волька! Я приду, как только выиграю.
– Некогда ждать! – воскликнул с отчаянием Волька и смахнул рукой фигуры с доски. – Бежим!
– Значит, «ничья»! – торжествующе крикнул им вслед Степан Тимофеевич.
– Конечно, «ничья», типичная «ничья»! – И Волька изо всех сил втолкнул недоумевающего Хоттабыча в каюту, где бесновавшийся Омар Юсуф уже собирался привести в исполнение своё зловещее обещание.
– Что это за старик? – осведомился Хоттабыч, увидев лежавшего на койке, жалобно стонавшего старца, бывшего ещё несколько минут назад тринадцатилетним мальчиком Серёжей. – И это что за старик? – продолжал он, указывая на Омара Юсуфа, но тут же побледнел и, не веря своему счастью, сделал несколько неуверенных шагов вперёд и тихо пробормотал: – Селям алейкум, Омарчик!
– Это ты, о дорогой мой Гассан Абдуррахман? – вскричал, в свою очередь, Омар Юсуф, и оба брата заключили друг друга в столь долгие объятия, что для людей со стороны это даже показалось бы странным, если не знать, что братья были в разлуке без малого три тысячи лет.
– Стойте! – закричал Женя и бросился разнимать обоих сынов Хоттаба, продолжавших обнимать друг друга. – Прекратите целоваться! Тут человек погибает, а они милуются!
– Ой, помираю! – прохрипел дряхлый старец Серёжа, и Хоттабыч с удивлением осведомился:
– Кто этот убелённый сединами старик и как он попал сюда, на постель нашего друга Серёжи?
– Да это и есть Серёжа! – с отчаянием воскликнули в один голос Волька и Женя. – Спаси его, Хоттабыч!
– Прошу прощения, о дражайший мой Гассанчик, – не без раздражения промолвил Омар Юсуф, обращаясь к своему вновь обретённому брату, – мне придётся прервать столь приятные мгновения нашей встречи, чтобы выполнить данное мною обещание.
С этими словами он подошёл к койке и, дотронувшись жёсткой ладонью своей правой руки до Серёжиного плеча, прошипел:
– Проси скорее прощения!
– Это ты у меня должен просить прощения! – запальчиво возразил Серёжа. – Я тебя спас, а ты меня за это собирался убить. Не буду просить прощения!
– Ну и не надо! – ехидно сказал Омар Юсуф. – Но учти, что тогда ты через несколько мгновений умрёшь.
– Омарчик, – ласково, но твёрдо вмешался в эту трагическую беседу Хоттабыч. – Не омрачай нашей долгожданной встречи нечестным поступком.
Омар Юсуф в бессильной злобе заскрежетал зубами, но всё же взял себя в руки и промолвил:
– Встань, о дерзкий Серёжа, и будь таким, каким ты был раньше…
– Вот это совсем другое дело, – удовлетворённо заметил Серёжа, и все присутствующие в каюте насладились невиданным доселе зрелищем – превращением умирающего старца в тринадцатилетнего мальчишку.
Так Серёжа стал единственным в мире человеком, который может сказать: «Когда я ещё был стариком», с таким же правом, как многие миллионы пожилых людей говорят: «Когда я ещё был юным сорванцом».
Омар Юсуф показывает свои коготки
– Одно мне непонятно, – задумчиво произнёс через несколько мгновений Омар Юсуф, поёживаясь от холода, – я ведь явственно слышал, как Сулеймановы джинны сказали: «Давайте сбросим его (то есть меня) в волны Западно-Эфиопского моря». Но это, – он показал на видневшийся в иллюминаторе быстро удалявшийся остров, – это ведь совсем не похоже на Африку. Не правда ли, о братик мой Гассан?
– Понял! Честное пионерское, понял! – прервал беседу обоих братьев Волька, торжествующе заплясав по каюте.
– Я понял, как это вы очутились в Арктике.
– О дерзкий и хвастливый отрок, сколь неприятна мне твоя непонятная гордыня! – произнёс с отвращением Омар Юсуф. – Как ты можешь понять то, что остаётся тайной даже для меня – мудрейшего и могущественнейшего из джиннов?
– Хотите – смейтесь, хотите – нет, но только всё дело здесь в Гольфстриме.
– В чём, ты говоришь, дело? – иронически переспросил Омар Юсуф.
– В Гольфстриме, в тёплом течении, которое и принесло вас от берегов Африки сюда, в Арктику.
– Какая чепуха! – хмыкнул презрительно Омар Юсуф, обращаясь за поддержкой к своему брату. Но тот дипломатично промолчал.
– И совсем не ерунда… – начал Волька, но Омар Юсуф поправил его:
– Я сказал не «ерунда», а «чепуха».
– И совсем это не ерунда и не чепуха! – раздражённо продолжал Волька. – Я как раз за Гольфстрим получил «отлично» по географии.
– Я что-то не помню такого вопроса на испытаниях, – озабоченно сказал Хоттабыч.
Так как Женя и Серёжа поддержали Волькину научную гипотезу, к ней присоединился и Хоттабыч. Омар Юсуф, оставшись в единственном числе, сделал вид, что согласился насчёт Гольфстрима, но затаил против Вольки и его приятелей злобу.
– Я устал от спора с тобою, о учёный отрок, – произнёс он, деланно зевая. – Я устал и хочу спать. Достань же поскорее опахало и обмахивай меня от мух, покуда я буду предаваться сну.
– Во-первых, тут нет мух, а во-вторых, какое право вы имеете мне отдавать приказания? – не на шутку возмутился Волька.
– Сейчас будут мухи, – надменно процедил сквозь зубы Омар Юсуф.
И действительно, в ту же минуту в каюте загудело великое множество мух.
– Здесь можно прекрасно обойтись без опахала, – примирительно заявил Волька, делая вид, что не понимает издевательского характера требований Омара Юсуфа.
С этими словами он раскрыл сначала дверь, а потом иллюминатор, и сильный сквозняк моментально вынес жужжащие рои мух из каюты в открытое море.
– Всё равно ты будешь обмахивать меня опахалом, – капризно проговорил Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его.
– Нет, не буду! – запальчиво ответил Волька.
– Омарчик… – попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч, но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только свирепо отмахивался от него.
– Я лучше погибну, но ни за что не буду выполнять ваши прихоти! – мрачно выкрикнул Волька.
– Значит, ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца, – с удовлетворением констатировал, отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф.
– В таком случае, трепещи, о презренный джинн! – вскричал Волька самым страшным голосом, каким только мог. – Ты меня вывел из себя, и я вынужден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Трепещи и пеняй на себя!
Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч успел уже рассказать своему брату, что в Арктике солнце в это время года светит круглые сутки, то всё пропало. Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил:
– Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю иногда похвастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещался остановить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими!
Волька понял, что он спасён.
– Не беспокойтесь, Омар Юсуф. Раз я сказал, что остановлю солнце, то можете быть уверены: оно сегодня не закатится.
– А если оно всё же закатится? – давясь от смеха, спросил Омар Юсуф.
– Если закатится, то я буду всегда выполнять самые идиотские ваши приказания.
– Не-ет! – торжествующе протянул Омар Юсуф. – Нет! Если солнце, вопреки твоему самоуверенному обещанию, всё же закатится – а это, конечно, будет так, – то я тебя попросту съем. Съем вместе с костями и волосами.
– Хоть вместе с тапочками, – мужественно отвечал Волька. – Зато, если солнце сегодня не уйдёт за горизонт, будете ли вы тогда во всём меня слушаться?
– Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о самый завистливый и самый ничтожный из магов. Только этому не суждено осуществиться. Судя по положению солнца, оно должно закатиться часов через восемь-девять. Мне даже чуть-чуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе осталось жить меньше полусуток.
– Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе. Вы лучше себя пожалейте.
Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул.
– Нет, нет! – хитро подмигнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту. – Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката.
– Пожалуйста, – спокойно согласился Волька, – я могу остаться в каюте, сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему пароходу, если солнце не закатится. Сколько мне, по-вашему, придётся ждать?
– Не больше девяти часов, о юный бахвал, – ответил, отвесив издевательский поклон, Омар Юсуф.
– Хорошо, – сказал Волька, – я подожду.
– И мы подождём, – решили также Серёжа, Женя и Хоттабыч.
Восемь часов прошли почти незаметно, так как Серёжа не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научить его играть в подкидного дурачка.
– Только я тебя всё равно обыграю, – обещал ему Омар Юсуф и согласился.
За эти восемь часов Серёжа оставил сварливого старика в дураках несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию с тем же печальным для него исходом.
– Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович, – сказал наконец Волька и победоносно глянул на увлёкшегося игрой Омара Юсуфа.
– Не может быть! – откликнулся Омар Юсуф и побледнел.
Он взволнованно вскочил с койки, на которой играл в карты с Серёжей, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от бессильной злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом.