Низко над морем с глухим рокотом пролетел двухмоторный гидроплан с нарисованными на крыльях опознавательными знаками.
— Италия! Мы в Италии! — не удержался и крикнул Женя.
— Ох, и востро же нам надо ухо держать! — предостерегающе сказал Волька.- И, главное, поменьше болтать.
— Да нас всё равно никто не поймёт. Мы же по-итальянски не умеем,- фыркнул Женя.
— Почему, о друзья мои, вас не поймут? — вступил в разговор Хоттабыч.- Раз я с вами, то и вас поймут, и вы будете понимать язык здешних мест.
— Тем более надо держать ухо востро! — снова подчеркнул Волька, благодарно улыбнувшись старику.
Они покинули бухту и направились к городу, видневшемуся в отдалении.
Вскоре показался большой пляж, на котором валялось множество народу. Удивительно, что никто из лежавших на пляже не пользовался красиво раскрашенными удобными кабинками, а все раздевались прямо на пляже и здесь же, около себя, хранили свою одежду. Не менее удивительно было и то обстоятельство, что большинство мужчин на пляже были давно не бриты.
Высокие, многоэтажные старинные дома перемежались с не менее древними одноэтажными лачугами. Здесь было жарко и душно. По узким грязным улочкам слонялось без дела много взрослых мужчин и женщин.
«Очевидно, сегодня выходной день»,- сообразил Серёжа и обратился к мальчику, мастерившему кораблик из фанерной коробки:
— Скажи-ка, мальчик, у вас здесь сегодня выходной день?
— У вас сегодня воскресенье? — поправился Серёжа.
— Будто ты сам не знаешь, что сегодня пятница,- насмешливо ответил юный генуэзец.
— Тогда сегодня, вероятно, какой-то праздник? — продолжал свои расспросы Серёжа.
— С чего это ты так решил? — укоризненно сказал мальчик.- Если бы был праздник, звонили бы в колокола.
— Почему же тогда так много людей гуляет в рабочее время по улицам и валяется на пляже? Неужели это всё прогульщики?
— Ты, наверное, нездешний,- сурово ответил тогда мальчик.- Одно из двух: или ты нездешний, или ты ненормальный.
— Я нездешний,- быстро проговорил Серёжа.- Я вполне нормальный, но я не здешний. Я из… я из Неаполя.
— А разве в Неаполе нет безработных? — усомнился юный генуэзец и снова принялся мастерить свой кораблик.- Иди, иди подальше. У нас в Генуе мальчики не любят, когда к ним пристают с глупыми вопросами.
— Действительно, уйдёмте-ка отсюда,- нервно сказал Волька, опасливо поглядывая по сторонам.
— Пойдёмте, о друзья мои, к морю, дабы я смог немедленно приступить к поискам моего несчастного брата,- предложил Хоттабыч.
XХХ . Потерянный и возвращённый Хоттабыч
— Пожелайте мне скорой удачи, ты, о Волька, и ты, о Серёжа, и ты, о Женя! — воскликнул Хоттабыч и, превратившись в рыбу, с плеском нырнул в воду.
Уже давно село солнце, озарив при этом горизонт закатом невиданной красоты, уже вдали замерцали мириады городских огней, а старика всё ещё не было.
— Неужели пропал? — мрачно промолвил Волька, испытующе взглянув на своих приятелей.
— Не может он пропасть,- убеждённо ответил ему Женя.- Такие старики, брат, не пропадают.
— А мне, ребята, что-то есть захотелось,- чистосердечно признался Женя. Чего бы такого покушать?
В это время неподалёку с тихим плеском причалила лодка. Из неё вылезли трое рыбаков. Один из них принялся раскладывать из сухих сучьев костёр, а остальные стали чистить рыбу и кидать её в котелок с водой.
— Пойдём попросим у них чего-нибудь покушать,- предложил Женя.- Свои ведь люди — трудящиеся. Они не откажут.
Ребята согласились.
— Добрый вечер, синьоры! — вежливо поклонился Женя, обращаясь к рыбакам.
— Подумать только, как много за последние годы развелось в нашей бедной Италии бездомных детей! — произнёс простуженным голосом один из рыбаков, седой и тощий.- Джованни, дай-ка им чего-нибудь покушать .
— Хлеб есть, луковиц хватит, а соли имеется даже более, чем надо! — весело откликнулся курчавый парень, чистивший рыбу для ужина.- Присаживайтесь, ребята, скоро будет готова вкуснейшая из похлёбок, когда-либо сваренных в Генуе и её окрестностях.
— Если хотите ещё,- сказал, потягиваясь Джованни,- варите сами — наука нехитрая. А мы пока приляжем отдохнуть. Только крупную рыбу не берите. Крупная пойдёт утром на продажу, чтобы нам было чем уплатить налоги.
Серёжа с Женей тотчас же начали хлопотать у костра, а Волька, засучив штаны, пробрался по воде к лодке, заваленной уснувшей рыбой.
Набрав сколько надо на похлёбку, он хотел уже возвращаться на берег, когда взор его случайно упал на сложенные возле мачты рыболовные сети. Одинокая рыбка билась в них, то замирая, то с новой силой возобновляя свои бесплодные попытки освободиться.
«Пригодится для ухи»,- подумал Волька и извлёк присмиревшую на миг рыбку из ячейки сетей. Но в его руках она вновь забилась с такой силой, что Вольке вдруг стало очень жалко, и он, оглянувшись, как бы не заметили рыбаки, бросил её за борт лодки.
Рыбка еле слышно шлёпнулась о тёмную воду бухты и тотчас же превратилась в сияющего от радости Хоттабыча.
— Да будет благословен день твоего рождения, о добросердечный сын Алёши! — растроганно провозгласил старик, стоя по пояс в воде.- Ты снова спас мне жизнь.
— Хоттабыч, дорогой, ну какой ты молодец, что оказался живой! — сказал счастливый Волька.- Мы тут так волновались за тебя.
— А меня терзала мысль, что ты, о многократный мой спаситель, и наши юные друзья остались без меня голодные и одинокие в чужой стране.
— Мы совсем не голодные, нас тут рыбаки здорово накормили.
— Да будут благословенны эти добрые люди! — с жаром произнёс Хоттабыч.- Они, наверное, бедные люди?
— Очень бедные.
— Они не будут, уверяю тебя, больше страдать в тисках нищеты. Люди, которые так бескорыстно помогли моим друзьям в столь тяжёлую минуту, не должны ни в чём терпеть недостатка. Пойдём же скорее, и я их достойно отблагодарю.
Спустя короткое время вздремнувших было рыбаков разбудил приближавшийся конский топот. Вскоре у слабо потрескивавшего костра остановился необычный всадник.
Это был старик в дешёвом полотняном костюме и жёсткой шляпе канотье. Его величественная борода развевалась по ветру, открывая для всеобщего обозрения вышитую украинскую сорочку. Ноги его в вычурных, расшитых золотом и серебром туфлях с причудливо загнутыми кверху носками упирались в золотые стремена, усыпанные алмазами и изумрудами.
Под седлом играла лошадь неописуемой красоты.
В обеих руках старик держал по большому кожаному чемодану.
— Могу ли я увидеть благородных рыбаков, столь великодушно приютивших и накормивших трёх голодных отроков? — торжественно обратился он к Джованни, возившемуся у костра.
— А за что нас благодарить? — искренне удивился седой рыбак.- За похлёбку, что ли? Она нам не дорого стала, поверьте мне, синьор.
— Я слышу слова поистине бескорыстного мужа. Позвольте же мне отплатить вам хотя бы этими скромными дарами,- сказал Хоттабыч, протянув оторопевшему Джованни оба чемодана.
— Тут, очевидно, какая-то ошибка, уважаемый синьор,- пролепетал тот.- За эти два чемодана можно купить, по крайней мере, тысячу таких похлёбок, какой мы накормили ребятишек.
— Это ты ошибаешься, о бескорыстный рыбак. В этих чемоданах заключены богатства, в тысячи тысяч раз превышающие стоимость вашей похлёбки, и всё же они, на мой взгляд, не будут достаточной оплатой за неё, ибо нет на всём свете более дорогого, чем бескорыстное гостеприимство и милосердие к нуждающимся.
Он раскрыл чемоданы, и все увидели, что чемоданы доверху заполнены блестящими золотыми монетами, каждая достоинством в двадцать лир.
— Только, прошу вас, не возражайте мне,- сказал Хоттабыч, видя, что рыбаки пытаются протестовать.- Уверяю вас, тут нет никакого недоразумения. Прощайте!
— Прощайте, синьор! Прощайте, ребятишки! — сказали рыбаки, глядя вслед нашим путешественникам.
Когда старик со своими спутниками скрылся вдали, Джованни сказал, разводя руками:
— Убейте меня, друзья, но я ничего не понимаю.
— М-да,- согласились остальных два рыбака.
— Ежели это даже не золото, а обыкновенные медяшки, и то тут наберётся, худо-бедно, до пятисот лир меди.- говорил Джованни, перебирая руками монеты.- Во всяком случае, будет чем расплатиться за старые и новые налоги и починить сети. Скорее всего, это всё-таки не золото, а медяшки,- продолжал свою мысль Джованни.- Впрочем, завтра проверим.
ХХХI . Пять золотых монет
Хоттабыч бодро вскочил с постели и разбудил своих друзей, спавших в соседнем номере той же гостиницы.
— Друзья мои,- сказал он сладко позёвывавшим ребятам,- простите меня, что я нарушил ваш крепкий отроческий сон, но я сейчас отправляюсь вторично в море на розыски моего несчастного брата. Не беспокойтесь за меня. Я буду осторожен и, уверяю вас, ни в какие сети больше не попадусь. Через два-три часа я вернусь. Спите, друзья мои, я разбужу вас, вернувшись.
— Нет,- сказал Волька.- Мы не согласны спать в такой серьёзный момент. Мы будет тебя ждать на берегу моря. Правильно я говорю, ребята?
Быстро одевшись, они отправились в знакомую бухточку.
Всё население Генуи и губернии делится на две неравные части. Первая — меньшая часть генуэзцев — имеет чем платить, но всячески старается не платить, вторая — большая часть населения — не имеет чем платить налоги, даже если бы хотела это делать.
Вот поэтому синьору губернатору, любившему свою должность нежной и крепкой любовью, не спалось в это очаровательное раннее утро.
Как раз в это время в один из самых больших ювелирных магазинов Генуи вошёл необычный для такого рода магазинов посетитель — бедно одетый курчавый парень.
— Вон из магазина! — сказал продавец, брезгливо осмотрев парня с головы до ног.- Ты обознался, милейший: здесь не харчевня, а ювелирный магазин.
— Прошу прощения, синьор,- ответил, нисколько не обижаясь, курчавый парень,- я хотел бы только узнать, золото это или медяки?