Неподалеку от входа в «Оскал Уайльда» топталась девица завидного телосложения, в куцей юбчонке и драных сетчатых чулках. Туфельки у нее были на таких высоченных каблуках, что казалось, будто эта особа передвигается на ходулях. Юбка, по всей видимости, сильно села от стирки, а блузка имела весьма своеобразный покрой — груди казались двумя плывущими собачонками, которые изо всех сил стараются держать носы над поверхностью воды. Лицо у девицы было юное, но уже изрядно потасканное. Она взглянула мистеру Смиту в глаза, и во взгляде ее промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
— Пойдем со мной, м-м? Не пожалеешь…
— Может, попозже, — увернулся мистер Смит и выскользнул из ее удушливого парфюмерного облака.
— Гляди не опоздай.
Не обратив внимания на это предостережение, Смит вошел в ярко освещенный вестибюль бань. За портьерой царили сумерки. Там путь гостю преградили двое — жеманный громила, наряженный матросом, и седовласый джентльмен, тоже в чем-то морском.
— Покажи-ка, что там у тебя в сумочке, сладенький, — сказал громила. — Правила безопасности. Фашисты-гетеросексуалы нам уже два раза грозили бомбу подложить.
Смит безропотно открыл саквояж. Внутри оказались: косметический набор, шелковая комбинашечка, кружевные трусики, лифчик и розовая пижамка.
— Добро пожаловать, — приветствовал клиента седовласый яхтсмен. — Яи есть Уайльд. Пойдем покажу тебе наш клуб. Как тебя зовут?
— Смит.
— У нас тут принято называть друг друга по имени, а не по фамилии.
— Это у меня имя такое.
— Ну хорошо. Сюда, Смитик, сюда, душка.
Мистер Смит последовал за хозяином и оказался в некоем подобии тропического леса. Вскоре джунгли расступились, и впереди чудесным образом обнаружился мраморный бассейн в псевдоримском стиле, украшенный на манер помпейских терм похабными мозаиками и скульптурами. Вода в резервуар изливалась из позолоченного мужского органа, игравшего всеми цветами радуги. Два непременных атрибута этой конструкции, также покрытые позолотой, пульсировали, создавая волны и подводные завихрения. В ядовито-зеленой воде плескались совершенно голые мужчины, шумно демонстрируя свое хорошее настроение. На краю бассейна неподвижными статуями застыли два негра, весь наряд которых состоял из хрустальных сережек в ушах. Правда, у одного из них еще висело на шее ожерелье фальшивого жемчуга.
— Это мои туземцы, — хихикнул Уайльд. — Ну-ка, ребята, поприветствуйте Смита.
— Джамбо-джамбо, бвана! — хором прокричали «туземцы», синхронно покачивая бедрами и приплясывая.
Плескавшиеся в воде радостно заулюлюкали.
— Мальчики и девочки! — Уайльд лукаво повел бровями и сделал паузу, чтобы у слушателей была возможность наградить шутку аплодисментами. — Это Смит. — Вой и свист. Уайльд строго хлопнул в ладоши и, когда восстановилась тишина, игриво сообщил: — Смит в полном порядке. Уайльд видел, что у него в саквояже. — И сладкоголосо пропел: — Иди сокройся в нашей дивной раздевалке и скинь с себя эти ужасные одежды, явись к нам в своей истинной славе!
Снова взрыв энтузиазма в бассейне. Когда Уайльд уже уводил новичка, один из пловцов крикнул:
— Я балдею от веснушечек! — и был тут же шутливо укушен своим любовником, у которого на лице не было ни единой веснушки.
— Оставляю тебя здесь одного, — сказал в раздевалке хозяин. — Но торопись — тебя ждут. Ах ты мой рыжик!
Мистер Смит огляделся по сторонам. Белые стены, красные плюшевые портьеры, статуи римских юношей в бессмысленных позах. Отдернув портьеру, Смит увидел альков и вешалки с одеждой. В глаза злоумышленнику сразу бросились джинсы, расписанные павлинами и райскими птицами. Смит испытал полузабытое чувство радостного возбуждения. Примерил штаны — в самый раз. Ничего столь же восхитительного в тон джинсам обнаружить среди тряпья не удалось, и в конце концов Смит остановил свой выбор на просторной, фиалкового колера маечке с надписью на груди «ЗОВИТЕ МЕНЯ МАДАМ». Осмотрев себя в зеркале, он остался доволен.
Далее Смит действовал стремительно: скучную одежду бедного мистера Ксилиадиса повесил на вешалку вместо похищенной, схватил саквояж и ринулся вон из раздевалки, чуть не сбив с ног сначала Уайльда, а затем и мускулистого матроса. Проститутка все еще томилась на том же месте. Мистер Смит дернул ее за руку и прошипел:
— Живей! Куда идем?
По-лошадиному цокая своими ходулями, девица успела только пискнуть:
— Стольник! Я меньше не беру!
— Ладно-ладно.
Она затащила клиента в темный подъезд, где сидел какой-то нахохлившийся субъект, разглядывая пол у себя под ногами.
— Это я, Долорес.
Не поднимая головы, субъект сунул девице ключ с биркой:
— Сто шестнадцатый.
По узкой лестнице они поднялись на второй этаж. Найдя нужную дверь, девица включила свет и подтолкнула клиента вперед, чтобы он смог по достоинству оценить спартанскую простоту этого алтаря быстротечного служения пороку.
Дверь Долорес предусмотрительно заперла, а ключ спрятала. Затем клиент получил приглашение сесть на кровать, что и исполнил. Девица щелкнула выключателем, и слепящий белый свет сменился унылым красным. Закурила сигарету, предложила Смиту, тот отказался.
— Долорес, — произнес он.
— Ну?
— Красивое имя.
Но девица не была настроена тратить время на пустую болтовню.
— Ты по какой части?
— То есть? — не понял Смит.
— Я же вижу по твоему прикиду, что ты не просто перепихнуться пришел.
— Не знаю что и сказать…
Она раздраженно фыркнула табачным дымом.
— О'кей, тариф у меня такой. Цены, может, покажутся тебе крутоватыми, но зато я мастер экстра-класса по всем видам секса — от нормального до самого кудрявого. Программа-минимум — стольник, это ты уже знаешь. Каждые десять минут нормального траха сверх минимума — двадцатник.
— Нормального? — угрюмо переспросил Смит.
— Ну да, нормального, без выкрутасов. Если хочешь, чтобы я тебя отшлепала, как школьника, — по полтиннику за каждые десять минут помимо основного тарифа. Я только сбегаю наверх и переоденусь учительницей. Если хочешь поиграть в раба — семьдесят пять за четверть часа. Одеваюсь богиней, госпожой — кем скажешь. Захочешь меня постегать — это уже стольник, и сильно не бить, понял? Могу нарядиться французской горничной, могу школьницей. Если надо, есть кожаные браслеты с шипами, ошейники, деревянные колодки на щиколотки, зажимы для сосков, вибраторы, пластиковые хрены — в общем, что хочешь.
— А страсть? — трагически звенящим голосом вскричал Смит.
— А — что — перепугалась Долорес.
— Страсть! — вознегодовал он. — Не бывает порока без страсти, без опасного, головокружительного парения над бездной, без сладостного, подобного смерти забвения, без фейерверка чувств! Да разве это опишешь словами? Страсть! Какие там еще тарифы?
— Тогда пошел вон! — завизжала Долорес, собрав всю храбрость. — Без тарифа ни шиша тебе не обломится. Мистер Смит сменил тон:
— Вот тебе тысяча долларов, и обслужи меня по первому классу.
— Целая тысяча! — ахнула Долорес. — Ты что, связать меня хочешь, да?
— Я не хочу ничего делать. Я очень устал. Давай сама.
— А как мне одеться?
— Я плачу не за одежду, а за тело.
— Тогда раздевайся.
— Ну вот, снова ты хочешь, чтобы я что-то делал. Долорес растерялась, но ненадолго.
— Может, по-гречески?
— Как это?
— Ты ж хотел тела.
— Не понимаю.
— Ты что, котик, с неба свалился?
— Хороший вопрос…
Долорес покрутила старенькое радио, нашла подходящую рок-группу и закачалась в такт музыке, возвращаясь в мир, где все разумно и понятно. Она поводила бедрами (что, с ее точки зрения, выглядело крайне возбуждающе), дергалась в такт перестуку барабанов и близко к сердцу принимала текст, состоявший из одной-единственной, без конца повторяемой фразы непонятно на каком языке.
Мистер Смит наблюдал за танцем через полуприкрытые веки. Долорес отрабатывала свой обычный номер, готовясь перейти от монотонного ритма музыки к монотонному ритму секса, а Смит все глубже увязал в вязком болоте скуки.
Приплясывая, девица расстегнула мини-юбку, и та послушно скользнула к ее ногам. Однако изящно переступить через тряпку, не нарушая ритма, оказалось непросто — Долорес зацепилась длиннющим каблуком и чуть не грохнулась. Смит на миг оживился, но танцовщица удержалась на ногах, и взгляд зрителя снова померк. Далее Долорес расстегнула лиф и выпустила на волю груди, немедленно принявшие положенную им по природе форму — они словно ожили и закачались в собственном ритме.
Внимание мистера Смита привлекли главным образом борозды, оставленные на коже бюстгальтером.
Долорес скатала сетчатые чулки и спустила трусики, для чего ей пришлось перемежать танец различными малограциозными телодвижениями. Явление прелестей Долорес во всем их надменном великолепии не слишком заинтересовало клюющего носом Смита. Последним, что зафиксировал его угасающий взор, была мудреная траектория резинки на талии и ягодицах танцовщицы, очень похожая на след проползшей сороконожки.
Когда Смит разомкнул очи, радио уже не грохотало, а едва слышно потрескивало. Оглядевшись по сторонам, искатель удовольствий вдруг сообразил, что вид обнаженного женского тела совершил чудо — впервые была прервана многовековая бессонница. Смит порылся в карманах и не нашел там ни единой купюры. В ярости он выскочил в коридор, сбежал по лестнице — никого. Нелюбопытного субъекта с ключами тоже как ветром сдуло. Лампа на его столике, и та погасла.
На улице занимался рассвет, тротуары почти опустели. Смит помчался назад, ко входу в «Оскал Уайльда», но не обнаружил Долорес и там. Зато на ее месте терпеливо ждал Старик, седовласый, седобородый, все в той же белой тоге. У его ног стояли два маленьких чемодана.
— Как ты меня нашел? — пропыхтел Смит.
— Ты же сам назначил место встречи, забыл? Я заказал номер в гостинице — тут неподалеку, за углом. Называется «Башня слоновой кости». Не самая уютная, но ведь мы на Землю не отдыхать явились.