Старик прячется в тень — страница 10 из 20

— Видел, ей-богу, видел!.. — Адриан был готов заплакать от досады, но тут появился Ромчик.

— Хотите, и с этого Айвазовского чехол сниму, — Ромчик горел желанием доставить удовольствие студенту. — А тут лес, как в огне, нарисован…

Но Валентин остановил его.

— Нет, не стоит. Я старинной живописью интересуюсь. Спасибо, Рома. — Он направился к выходу.

Во дворе Ромчик спросил Адриана:

— Останешься?

— Конечно. Зачем же я приходил!

Валентин пожал им обоим руки и направился к воротам. У выхода он остановился и еще раз выразительно посмотрел в сторону Адриана. Тот невольно пожал плечами, и калитка, проскрипев, захлопнулась.

— Пошли к вам в сад, — мрачно предложил Адриан.

— Пошли, если хочешь.

Ромка подозрительно взглянул на товарища и двинулся за ним к изгороди. Сзади затрусил Альберт.

Ромчик вдруг сказал:

— Ты чего такой?

— Какой?

— Будто злишься на меня.

— Чего мне на тебя злиться?

— Откуда я знаю. Молчишь. Вроде зафасонил. В чем дело?

— Нечего мне тебе говорить.

— Ну, ладно, как хочешь.

Теперь в свою очередь умолк Ромка. Молча стали срывать с кустов оставшуюся малину. Адриан набрал горсточку перезрелых нежных ягод и опрокинул ее в рот. Даже не посмотрел, есть ли в них черви. Ромчик рвал малину лениво. Она ему надоела. Оба молчали.

И вдруг Ромчик сказал:

— Думаешь, я не видел, что вы с Валентином переглядывались?

«Этого только не хватало!» — подумал Адриан. Он сделал вид, что пропустил замечание Ромки мимо ушей, но тот продолжал:

— Нечего прикидываться. Видел.

— Ничего ты не видел!

Адриан разволновался. И это, наверное, заметил Ромчик.

— Не ори, — тихо сказал он. — Не думай, я не маленький. Друг, называется! Вы давно от меня все — и ты, и Митря, и Ленька — что-то скрываете. И студент с вами. Думаете, не догадываюсь.

Малина застряла в горле Адриана.

— Ты про что?

— Про все. Думаешь, не заметил, что ты все картины рассматриваешь? И Митря сюда не за яблоками лазил. И вот ты еще Валентина привел. Просто так, да?!

Ягоды вдруг перестали интересовать Адриана. Неужели Ромка догадался? Не может быть!

— Ничего ты не знаешь. Придумываешь…

Ромчик молчит. Он сердится. Губы его обиженно надуваются. Адриану становится жаль Ромку. И он, не выдержав, выпаливает:

— Не могу я тебе ничего сказать!

— Я что-нибудь пробалтывал? Бывало? — сквозь зубы спрашивает Ромчик.

— Никто не говорит. При чем тут?..

— Ну, тогда ты — свинья!

— Я?

Адриану нужно бы обидеться и немедленно уйти, но он отчего-то не может этого сделать. И вдруг, неизвестно почему, он решается.

— Клянешься, что никому… ничего…

— Ну, клянусь.

— И ни твой дядя…

— Что ты, в самом деле! — горячо перебивает его Ромка. — Дядя! Все дядя!.. На что он мне сдался? Я вырасту — ни за что с ним жить не стану. Мама на них всех только и работает — и в магазине и дома. А он все злится. Кричит, чтобы мы радовались, что он не оставил нас на улице. Живем в приличном доме… Не знаешь ты ничего… Дядя, дядя!

На глаза Ромки навернулись слезы. Такого Адриан не ожидал никак.

— Я не знал. Ладно… — примирительно сказал он. — Понимаешь, про то, что я тебе скажу… Тут, может быть, и твой дядя…

— Опять ты!.. Сказал — могила! Чего тянешь?

— Но если ляпнешь…

Ромчик молча снес очередное оскорбление. Лишь бы узнать, в чем дело.

— Так вот, слушай, — продолжил Адриан. — Валентин получил письмо от своего учителя из Ленинграда… — Он понизил голос, насколько мог, и рассказал Ромчику обо всем, что было известно ему. Об ошибке с человеком в кепке, о хитром старичке на вокзале… И о пальце на картине Чикильдеева, который он видел вчера.

— Теперь ты все знаешь, — закончил Адриан. — Ну?..

Но Ромка будто не слышал его слов. Он думал. Насупился, опустил голову.

— Если только он с этими жуликами заодно… Если он такой… — проговорил Ромчик. — Я убегу из дому. Мой папа был красный военврач. Он бы не потерпел…

— Ты подожди. Может, мне просто показалось…

Адриан уже и сам был не рад, что дело стало принимать этакий оборот. Ну и заварил кашу!

И вдруг Ромка решительно произнес:

— Пошли.

— Куда?

— В кабинет. Посмотрим, показалось тебе или нет. Может быть и не показалось.

Адриан не успел и ответить, а Ромка уже побежал к дому. Калитка сада осталась распахнутой настежь. Адриан и бульдог поспешили за Ромчиком.


И опять он приносит ключ и снова они входят в затемненный кабинет. Ромчик тащит стул с мягким кожаным сидением и пододвигает его вплотную к чикильдеевскому натюрморту.

— Залезай. Смотри!

Адриан послушно влезает на стул. Грубо наложенные на полотне мазки оказываются перед его глазами.



— Ну, что там? — Ромчику не терпится.

Места, где вчера было заметно, что краска облупилась, никак не найти. Адриан тщетно пытается определить, где оно было. Но вот в голубоватой тени тарелки темнеет что-то, словно тут пробита маленькая неровная дырочка. Да это тоже отвалившийся кусочек краски.

— Есть, кажется. В другом месте, — сдавленно говорит он.

— Ну-ка, где?

Ромка влезает на стул рядом. Мальчики держатся друг за друга.

— Где? Покажи, — Ромчик вглядывается в полотно. — Верно. Есть, дырочка. Вот она.

Он спрыгивает со стула и бежит к письменному столу Яна Савельевича. Приносит нож, которым тот разрезает бумагу.

— Колупни побольше. Посмотрим…

— Что ты? Нельзя… А вдруг испортим?

— А ты осторожненько.

Кончиком лезвия Адриан пытается отколупнуть еще кусочек краски в том месте, где образовалась дырочка. Но краска не поддается.

— Нельзя больше, — говорит Адриан. — И не надо. Но я теперь вижу — что-то там блестит.

Они оба спрыгивают со стула.

— Замазал он, вот что, — решает Ромчик. — У него краски есть. Я знаю. С утра в кабинете закрывался. Маме сказал, что нужно опять картины завесить. Солнце их портит. Вот…

Оба стоят немножко растерянные.

— Ты вот что, Ромка, — говорит очень серьезно Адриан. — Ты пока никому ни слова. Слышишь?

Ромчик молча кивает. Он подавлен случившимся.

С потрясающей новостью — ничего ему не приснилось: под натюрмортом другая картина — Адриан снова мчится к студенту. На этот раз ничего не останавливает его внимание. Медлить Адриану нельзя. Дело серьезное. С этим Сожичем и в самом деле шутить не приходится. Вот уже и знакомый дом с обшарпанным палисадником. Адриан влетает во двор. Пусто! Двери на лестницу второго этажа заперты.

Валентина дома нет.

Как действовал студент

«Нет, Адриану не могло показаться. У парня наблюдательный взгляд», — мучительно думал Валентин.

Нужно было немедленно отыскать прощелыгу Чикильдеева и прижать его к стенке. Валентин бросился на вокзал. Но в ресторане Чикильдеева не оказалось. Студент с велосипедом рыскал по городу и все же увидел опустившегося художника на Верхнем рынке. Чикильдеев напрасно пытался там продать свою последнюю картину — лунный вид с берега Крутьи. Пользуясь давним знакомством, Валентин пригласил Чикильдеева в пивнушку, и под стопочку водки подвыпивший художник признался, что лет семь назад, по просьбе нэпмана Сожича, написал на каком-то старинном полотне с портретом старика свой натюрморт.

Картина тогда даже понравилась Чикильдееву, но нэпман сказал ему, что старой живописи не ценит и хочет, чтобы в этой раме была современная вещь.

Чикильдеев еще рассказывал, что он потом по памяти сам написал этого старика, потому что тот ему запомнился. Но подробности студента уже не интересовали. Он сел на велосипед и помчался в сторону губисполкома.

Глава пятая

— Да. Это действительно новость! Подобного трудно было ожидать даже от такого коммерсанта, как Ян Савельевич. Ловко! — Петр Наумович Залесский — кожаная куртка расстегнута, руки сцеплены за спиной — взволнованно шагал между столами в своей небольшой рабочей комнате. Валентин сидел на старом венском стуле и ожидал, что решит начальник отдела борьбы с вредным элементом. Студент уже рассказал ему обо всех невероятных событиях, о том, что произошло в доме нэпмана Сожича, и о разговоре с Чикильдеевым.

— Вы молодец, товарищ Курчо… — Залесский остановился и задумался. — Похоже на то, что нити сходятся. Ну, и хитер же Сожич! — Он снова заходил вдоль неуютной комнаты. Потом остановился, посмотрел в окно и, думая совсем о другом, произнес вслух: — Осень… Приближается осень. Золотая пора…

Он снял очки, протер помятым платком стекла и, снова надев, продолжал:

— К сожалению, это совершенно не мое дело искать украденное. Я не уголовный розыск. Впрочем, для розыска время еще не наступило. Кому, скажите, запрещено купить старую картину и намалевать на ней, что тебе вздумается? Преступление перед искусством прошлого века пока, к сожалению, законом не карается.

— Вы полагаете, что он ничего не знал? — удивился Валентин.

— Ян Савельевич? — Залесский рассмеялся. — Ну, нет, не думаю. На приверженца новейшей живописи похож мало. Скорее на любителя дорогостоящих вещей. — Он задумался: — Нет, конечно, так этого оставлять нельзя. Дело серьезное и требует проверки. Посидите, пожалуйста, я сию минуту.

Залесский кивнул Валентину и вышел. На столе остались потертый портфель и кепка. Ждать пришлось долго. Наконец товарищ Залесский вернулся.

— Ну вот что, Валентин Дмитриевич… Будем действовать на свой риск, но спокойно. Идемте. Я вам сейчас расскажу мой план.

Валентин с готовностью поднялся со стула. Петр Наумович надел кепку. Они вышли вместе.


В баньке у Митри было созвано срочное совещание.

Под голубиную воркотню Митря и Леня слушали доклад Адриана о таинственных превращениях с картиной и о том, что Ромчик теперь в курсе дел. Последнее обстоятельство не понравилось Митре.

— А еще клятву давал. Эх, ты! — презрительно бросил он.

Адриан этого ждал. Он стал объяснять — теперь у них есть наблюдатель в доме.