Когда покидали театр, он все-таки решился и спросил гастролера, где в театре держат картины.
Днепров-Марлинский удивился, зачем это Адриану нужно, но сказал, что картины это «реквизит» и находятся они в реквизиторской под замком, а ключ у старичка Константина Игнатьевича.
Потом гастролер отвез их на извозчике до самой улицы Профсоюзов. Как только он укатил, Митря таинственно сказал:
— Ну и хитрый старикашка. Здорово запрятал. В театре, а?! И не догадаться.
— Кто запрятал?
— Как кто? Дед Марселин, Константин Игнатьевич — реквизитор. Ясно, он. И фамилия на «С» — Сазонов, и богачом он тут и был, или не соображаешь!..
Глава седьмая
Просто беда, до чего не повезло Адриану! Сперва эта история с Ромкиным дядькой, который оказался таким хитрецом. Теперь и того хуже — Марсельезин дедушка. Такой славный, никого не обманывает, пишет там что-то у себя в домике — Адриан видел — по вечерам. Бегает по улице в своей крылатке, как колокольчик на тоненьких ножках. Неужели он?! Митря, так тот прямо убежден, что дед затаился и ждет международных агентов, которые приедут к нему за шедевром. Но Адриану не верилось. Но зачем Марсельезиному дедушке такие деньги? Что ему нужно?
И все-таки все сходилось на дедушке. Сомнений не было.
А тут, совсем некстати, Адриан встретился с Марсельезой. Она позвала его к ним в сад, а он — вот уж не надо бы — почему-то пошел. И опять сидел на бамбуковом диванчике, да еще щелкал каленые орехи, которыми его угощали.
Адриану было просто не по себе от тайны, которая его распирала. Но открыть ее Марсельезе — можно было погубить все дело. А если скрыть, то какой же он ей друг? Может быть, все-таки рассказать немножко?
И он решился.
— Хочешь, я тебе тайну открою? Только — клятва!
— Ты мне уже одну открыл. Сколько у тебя их?
— Это новая.
— Про то же?
— Ага.
— Ой, говори скорее!
— Не скажу, пока не поклянешься.
— Да ну тебя, обещаю. Никому. Могила!
— И ни маме, ни дедушке.
— И не им.
— Честное…
— Честное, честное.
И Адриан рассказал Марсельезе про то, что увидел на утреннике, и про то, как картина, наверное, спрятана где-то в театре и что Днепров-Марлинский тут скорее всего ни при чем. Тут он умолк, а Марсельеза вскочила с места.
— Нужно дедушке сказать. Он сразу все узнает.
— Ни в коем случае! — Адриан успел задержать ее за руку. — Никто не должен знать! Узнают, и исчезнет, — зашептал он.
— А если и вовсе не та картина?
— Все равно нельзя. А если услышат те, кто прячет?
— Кто?
— Откуда я знаю… — Адриан отвел взгляд в сторону.
Марсельеза вдруг стала очень серьезной.
— Может быть, ты думаешь, мой дедушка?!
— Я тебе ничего не сказал. Может быть, он и сам не знает.
— Не может быть — он все знает.
— Марсельеза, — произнес Адриан. — Я тебе все рассказал. Ты теперь знаешь тайну. Ты ничего не должна… никому — если выдашь…
— Я не верю про дедушку… Неправда!
— И я не верю. Чего ты, в самом деле! Но мы должны узнать.
— А ты говоришь неправду — ты думаешь про него.
— Нет. Но ты пойми… Я тут не один. Тут клятва настоящая, — Адриану стало жарко. Он уже был не рад, что затеял этот разговор. Разве можно доверяться девчонке?
— Как же вы узнаете?
— Наше дело. Но если ты… Тогда на всю жизнь! Так и знай!
— Можешь не беспокоиться, — отрезала Марсельеза. — Но раз ты так думаешь про дедушку, я с тобой больше и разговаривать не стану. Не беспокойся. Я ему ничего не скажу, потому что не верю.
И тут она — вот и пойми этих девчонок — взяла и заплакала.
После недолгих споров в баньке план проникновения в реквизиторскую театра был принят всеми.
По этому плану Митря должен был сперва пробраться в помещение театра и отомкнуть одну из дверей в задней стене зала. Отворять служебные двери было опасно. Можно нарваться на сторожа. Кроме того, эти двери, наверное, запирались на замок, в то время как выходящие на лестницу — это Митря запомнил — закрывались на засовы из зала и открыть их ничего не стоило. В отворенные Митрей двери должны были проникнуть Адриан и Леня. Леню брали с собой потому, что у него имелся карманный фонарик — вещь совершенно необходимая, поскольку в театре скорее всего будет темно. Дать же свой фонарик другому Леня категорически отказался. Ромчику, несмотря на его горячие протесты, пришлось довольствоваться ролью наблюдателя снаружи.
— Кто-то всегда должен быть в резерве, — объяснил ему Адриан.
Идти в театр решили сегодня же, к вечеру.
В начале седьмого Адриан и Леня затаились в кустах против боковой стены театра. Свой фонарик, после некоторой внутренней борьбы, Леня все-таки отдал Митре, понятно, фонарик ему сейчас был более необходим.
Ромчика оставили на улице. Он должен был сидеть в садике напротив театра и следить за тем, что будет дальше.
Выглядывая из-за кустов давно отцветшей сирени, Адриан и Леня нетерпеливо ожидали сигнала. Часов не было, и сколько прошло времени, как расстались с Митрей, они не знали.
От волнения и страха Леня, как всегда в таких случаях, разогрелся и принялся тянуть носом.
— Тише, ты, паровоз!.. — шипел Адриан, толкая его в бок.
Наконец они услышали слабый скрип. Еще секунда — и ближайшие к кустам двери из зала чуть приоткрылись… В щели забелело лицо Митри. Он сделал знак товарищам.
Нагибаясь, Адриан и Леня приблизились к лесенке, которая вела к дверям, почти проползли по ней и шмыгнули в темноту щели. Митря захлопнул засов.
— Тихо!.. Замрите!.. Тут дырка есть. Сейчас погляжу, не видел ли вас кто… — проговорил где-то рядом Митря. — Вроде, никого… Порядок…
— Ты что так долго? Мы уж думали…
— Заплутаешься тут. Позаперли везде. Я через подвал и под сценой, а потом в тот люк.
— А сторожа нету? — забеспокоился Леня.
— Нету, вроде, а вообще-то, черт его знает… Все! Теперь за мной, и чтобы, как мыши! — тихо скомандовал Митря.
Он зажег фонарик. Желтоватый овал света упал на ступени между скамеек.
— Пошли!
— Кажется, батарея села. Ты поменьше зажигай, — торопливо предупредил Леня.
Ощупью двинулись друг за другом. И сейчас же Адриан услышал за своей спиной грохот и возню. Раздался стон. Это стонал Леня. Он уже успел за что-то зацепиться и свалился в проходе.
— Тихо, ты! Чтоб тебе! — сердито прошипел Митря, осветив Леню.
Тот медленно поднялся. Движение возобновилось.
Так они достигли барьера оркестровой ямы и, взобравшись на мостки, прошли по ним на сцену.
На сцене фонарик погасили, и стало снова темно. Только где-то высоко над головой чуть синел уличный свет.
— Ну и черт! Совсем ничего не видно, — недовольно сопел Леня. — Не знал, что у них тут такая тьмища.
Со сцены проникли в боковую комнату и снова попали в темноту — в длинный без окон коридорчик, из которого должен был быть выход на второй этаж.
И тут случилось самое неприятное. Огонек фонарика, едва осветив какую-то прислоненную к стене рваную, обклеенную старыми обоями декорацию и валявшиеся на полу афиши, окончательно ослаб. Сколько ни нажимал Митря на кнопку фонарика, лампочка чуть теплилась красной точкой.
На выручку пришел Адриан. Хорошо, что он еще дома не очень-то понадеялся на Ленькин электрический фонарик и сообразил захватить с собой спички.
Он чиркнул одну, потом другую. Сразу же обнаружилась дверь на второй этаж. Отворив ее, зажгли еще одну спичку, осветили узкую лестницу и убедились, что следуют туда, куда нужно.
В верхний коридор выходило небольшое окошко, и до реквизиторской добраться не составляло труда.
Вот уже и знакомые двери с замочком на двух колечках.
Митря покачал замочек.
— Ерундовина, — сказал он. — А ну, посвети…
Адриан опять зажег спичку. За его спиной дышал Леня.
— Ты, гляди, осторожней с огнем. Как прогорит, гаси, — Митря стал понемногу раскачивать колечко.
Неожиданно где-то неподалеку проскрипела и хлопнула дверь. Мальчишки замерли.
— Это внизу сама захлопнулась, — успокоительно сказал Митря и возобновил работу.
Наконец кольцо было вытащено. Замочек беспомощно повис на одной из дверных половинок. Митря потянул скобу и осторожно шагнул в темноту реквизиторской.
— Свети!
Огонек спички задрожал в руках Адриана. Осветились полки, заставленные картонными блюдами и кубками. Ломаные тени запрыгали по стенам.
Картина обнаружили сразу же. Они стояли на полу, прислоненные к полкам.
Адриан сунул спички Митре.
— Зажигай ты, а я посмотрю.
Он наклонился к картинам. Митря зажег новую спичку. Леня пыхтел в нетерпении увидеть наделавшего столько хлопот старика.
Адриан смотрел на освещенные Митрей полотна. Одно, другое… Какие-то деревья… Женщина в большой шляпе… Генерал в треуголке… Все не то. Вот остались еще две в рамах. Сейчас, сейчас!.. Он, кажется, слышал, как стучало сердце. Но что это?! Вот и последняя картина. Виноград, лимоны на блюде… Никакого старика здесь не было.
— Опять нету? — угрожающе произнес Митря.
— Нет. Все не то.
— Вот так да… — вздохнул Леня.
Неужели все было зря? Адриан боялся взглянуть на товарищей. Он принялся снова перебирать полотна, надеясь, что проглядел старика. Напрасный труд.
Митря зажег еще одну спичку и поднял ее над головой. И тут Леня крикнул:
— Смотрите, вот он!
Адриан быстро взглянул вверх. На одной из полок, за большими расписанными под мрамор часами и черным глобусом, у стены притаился «Старик со свечой».
— Он! — У Адриана перехватило дыхание. — Ту-ут…
Митря погасил спичку и в один момент взлетел на верхнюю полку. Разворошил все, что там было. На пол посыпалась картонная бутафория. Еще несколько секунд — и Митря уже спускал картину вниз.
— Держите! Тяжелая.
— Пошли к свету.
Один за другим они выскочили из реквизиторской и кинулись к окошку, освещавшему коридор.
И вот у окна, в верхнем коридоре, на них снова взглянул рембрандтовский старик. Но что это, почему он в такой странной раме? Ее золотым узором было не что иное, как гру