Два обелиска: один — ближе к выходу, и вокруг него пальмы
сконцентрированы, другой — на задворках виллы.
Вилла белоснежная.
— Это с этого балкона он?.. — начал Селезнёв.
— Все вожди выступали с балконов. Нет, не с этого.
К вилле ведут широкие ступени. Так что она гордо озирает прибывших. Вокруг не то фонтаны, не то водоёмы, не то лужицы.
Тропинка неизвестно куда ведёт. Вон у воды толстый и высоченный бамбук. Явно высажен, не сам же он прилетел.
Нигде ни имени, ни фамилии. Ни Бенито, ни Муссолини.
Сзади (ну у декораций же бывает фронт и задник) лежит, подставив солнцу голый коричневый живот, бомж. Вроде белой расы. Я хотел накинуться на него и прогнать. Признаюсь, мне так и хочется всё время навести мой порядок, изгнать некрасивого, послать мыться грязного. Я уже было пошёл к бомжу, но меня сманили чем-то «наши» Маурисио и Селезнёв.
Маурисио рассказывал горестную историю о том, как грузчики привезли мебель в его отсутствие и сгрузили её в одну квартиру, а нужно было в две, одна по коридору влево, другая — вправо. Я так и не понял, в чём душераздирающесть истории. Селезнёв, видимо, понял. Маурисио вроде «наш», белый, но он сам рассказал мне, точнее, предположил, что его предки — из мавров, отсюда и это имя Маурисио (мавр).
Уже утром, придя на завтрак в отеле «Наполеон», я заметил, как много в зале «расово неопределённых». Селезнёв удивлённо посмотрел на меня, а я ему предложил определить, чьи дети за соседним столом. Мать вроде латиноамериканка, отец — беспокойный китаец, — чьи дети? Дети действительно были такие неведомые зверушки.
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь,
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверушку».
Помните, у Пушкина?
Вилла Муссолини не послала мне никакого сигнала. О чём он думал, выходя в ванную чистить зубы, этот уже отяжелевший социалист, этот мужик лет шестидесяти? Говорят, в его родной деревне Предаппио есть посвящённый ему мемориальный комплекс. В 2018-м я собирался туда, да так и не собрался.
Вышло солнце, стало вверху между ёжиком торчащих небольших крон пальм. Воздух холодный, но небо лучезарное. Это мне знакомо, так было в Rome и сорок пять лет тому назад.
Мы посидели у египетского монумента у входа. Маурисио всё ныл о не туда переставленной мебели. Селезнёв по-прежнему хотел посетить музеи, чтобы посмотреть известные ему картины и скульптуры. У меня на пальце был перстень с Муссолини в каске. Я время от времени потирал его о рукав бушлата.
Я вспомнил о грязном бомже и хотел пойти его отогнать. Но мои спутники уже решили, куда поехать — к самой старой части акведука, снабжавшего водой Древний Рим, которого никогда не было. Там тоже есть виллы, только виллы мафиози, сказал мне Маурисио, мафиози от футбола…
Италия / Как я убежал от буржуазии
Они там собрались ради меня. Я их терпел, но они всё прибывали и прибывали. Лощёные, хорошо откормленные, в хорошей одежде, в прекрасных туфлях. И мужчины, и женщины. Они смотрели на меня не то с обожанием, не то как на русского медведя.
В конце концов их скопилось несколько сотен, и они встали в очередь фотографироваться со мной, как будто бы я фанерный Путин на дощечке.
До меня наконец дошло, когда я понял, что среди них нет ни одного контркультурщика, дошло, что это же собралась римская буржуазия.
И я захотел прочь. Я сказал Селезнёву: «Пошли отсюда нахер, Дима, это буржуазия. И они мне действуют на нервы!»
Мой издатель Тети предложил мне успокоиться, когда я ему сказал, что хочу уйти.
— Подожди, Эдуард, ещё не выступала хозяйка дома. Она должна произнести речь.
— Речь! — закричал я. — Ты меня не предупреждал, что тут будет твориться. Я пришёл, чтобы смотреть фильм «Пазолини и Лимонов» или «Лимонов и Пазолини», но ты привёл меня к махровым буржуям.
Ему что, Тети, — он и его жена Лаура бойко торговали моими книгами, которых целый кубометр стоял в коридоре у входа. Ввиду эрозии слизистой оболочки рта я мог есть только безвкусный сыр, а вина не мог пить вовсе.
— Пойдём, Димка! — Я стал проталкиваться в ту комнату, где была свалена верхняя одежда явившихся.
— Эдуард! Хозяйка потратила столько усилий! Пригласила гостей, приготовила угощение. — Лаура была и впрямь зла, это было видно по её лицу.
— Эдуард, не уходите! — Хозяйка дома, возможно, добрая женщина, но в данном случае выступающая в роли тюремщицы, схватила меня за плечо.
«Ну вот ещё, теперь они станут удерживать меня силой», — подумал я и, окончательно рассвирепев, выдернул мой бушлат из груды слипшихся в ком одеяний буржуазии.
— Димка!!!
Димке ничего не оставалось, как последовать за мной. Если бы остался, его осудил бы каждый нацбол в России.
Спускаясь по лестнице вниз на своих двоих, мы встретили множество буржуев, опаздывающих «на Лимонова». На улице было холодно, мигали мелкие гирлянды лампочек, скорее было темно. И спокойно.
И мы пошли. Потом это я углядел свободное такси. Мы, два иностранца, ломанулись к такси через всю улицу и влезли внутрь, испугав, как мне кажется, водителя.
— Ну их нахер, Димка! Терпеть не могу буржуазию. В России меня на подобные сборища, слава богу, не приглашают. Общаюсь с вами, мужланами-нацболами.
— Ну и что теперь будет? — задал мне вопрос Димка.
— Обратные билеты у нас есть, а если Тети откажет нам в отеле, у нас с тобой есть деньги заплатить за отель…
Италия / Зачем я попёрся на Капри / 2019 год
Хозяин книжного магазина был похож на колониального француза из какой-нибудь «Касабланки»: подбритые усики, берет, худощав, длинный плащ. Там в его магазине на видном месте стояла книга «Limonov» Эммануэля Каррера. Поэтому он пошёл поводить нас по острову. К концу дня я уже и не рад был. «Франсэ», как я его окрестил, оказался неутомим. А я — утомим.
Лишь две недели после операции. Потому я ковылял позади всех, и высота доставалась мне с трудом.
Индустриалисты-капиталисты там жили и живут, скажу я вам. Нам, скромным труженикам земли, разве что позволяется пройти мимо их жилищ под пальмами в изумлении.
Зависть присутствовала во время моего путешествия по ступеням острова Капри, это точно. Я в ней не каюсь, так как убеждён, что я больше заслуживаю этих пейзажей, чем все их владельцы. Команда у нас подобралась та ещё: Селезнёв, нацбол, в прошлом северный шахтёр и теперь финансовый директор, «Франсэ» с усиками и поэт из Неаполя. Затем к нам присоединилась ещё чёрная, как галка, невысокая девочка — переводчица с английского на итальянский.
Повсюду таблички указывали, что это Villa Cruppa'а. Была или и сейчас Вилла Круппа? Трудно было понять. Франсэ говорил, что была. Но вся она была закрыта, то есть там, где ступени вели ко входам в обитаемые места, там было закрыто на замки.
Преобладание запаха растений и паров моря и земли — вот что заметно на острове. Виден с острова прокажённый город пролов: Неаполь виден без бинокля, однако там ад третьего по величине итальянского города, здесь — рай для богатых.
Одна страна, расстояние между адом и раем — час пятнадцать минут на пароме.
Как туда Ленин пролез? А он приехал на Капри в 1908-м, в апреле. Нам показали отель, где он жил. Нечто высокое и белое, и сейчас недоступное по цене. Может, в его времена было доступным. Три или четыре уровня ниже российскому посольству позволили установить трёхчленный памятник Ленину из трёх серебристых цилиндров — предполагаю, что поставить памятник Ленину у самого отеля владельцы не позволили.
А чего я туда припёрся? А я хотел найти тот балкон, на котором Ленин и Богданов играли в шахматы.
Вы знаете, кто такой Александр Богданов? А это был соперник Ленина по РСДРП, выдающийся теоретик марксизма, писатель-фантаст и энтузиаст переливания крови в СССР. Автор теоретической работы «Эмпириомонизм», автор научнофантастических романов «Красная звезда», «Инженер Мэнни», действие которых происходит на Марсе.
На тот исторический балкон претендовали с десяток балконов. Когда мы всё же нашли «тот», то вход на него был закрыт. Хозяева были в отъезде.
Кстати, Горький и пригласил Ленина, чтобы помирить его с Богдановым. Не помирил. Осталась фотография. После поражения левых большевиков во главе с Богдановым Ленин остался единым лидером большевиков. Так что очень важный балкон мы искали.
Богданов умер 7 апреля 1928 года от неверного переливания крови (у студента, кровь которого перелили Богданову, был положительный резус, а у Богданова — отрицательный).
Вот такая, говорят, история. После того как мы нашли балкон и вдоволь насмотрелись на него, задирая головы вверх, потому что тот балкон обнаружился очень высоко, я потерял интерес к этому гадюшнику богатых, к острову Капри. Я отказался тащиться за «Франсэ», и поэтом де Лука, и Селезнёвым всё выше и выше и потребовал спускаться. Ибо ничто меня больше на Капри не интересовало. Ну живут богатые и живут. Спалить бы их к чёртовой матери. Но нельзя — посадят.
Бурятия / У Хамба-Ламы
Вышел в коридор из служебной комнаты скорее слабого, интеллектуального вида человек с голым черепом, бледным лицом. Халат цвета слабой вишнёвой настойки. Внизу ноги в носках чайно-молочной окраски и сандалиях. Я узнал эти монгольские носки, у меня самого такие.
Оставив сзади множество телесных фигур, более крупных, чем он, Хамба-Лама Аюшеев вышел к нам, четверым плюс сопровождающие лица, мягко пошутил и пригласил нас в противоположную дверь коридора. Там оказался большой зал, и большую часть зала занимал стол.
Мы, он и я, он — по праву хозяина, главы всех буддистов России, Хамба-Лама XXIV, и я — как старший пришедшей группы, уселись по обе стороны широкого стола, с краю, и стали разговаривать. Ему не чужд был юмор, который обычно выбирается как доспехи для защиты, а я — дьявольски внимательный наблюдатель. Хамба-Лама сразу выбрал себе две мишени, в которые пускал свои стрелы, желая обозначить своё могущество, как тот греческий Зевс. Одной м