– В лопатку, – сказал Уилсон. – Если сможете, в шею. Цельте в кость. Старайтесь убить наповал.
– Надеюсь, что я попаду, – сказал Макомбер.
– Вы прекрасно стреляете, – сказал Уилсон. – Не торопитесь. Стреляйте наверняка. Первый выстрел решающий.
– С какого расстояния надо стрелять?
– Трудно сказать. На этот счет у льва может быть свое мнение. Если будет слишком далеко, не стреляйте, надо бить наверняка.
– Ближе чем со ста ярдов? – спросил Макомбер. Уилсон бросил на него быстрый взгляд.
– Сто, пожалуй, будет как раз. Может быть, чуть-чуть ближе. Если дальше, то лучше и не пробовать. Сто – хорошая дистанция. С нее можно бить куда угодно, на выбор. А вот и мемсаиб.
– С добрым утром, – сказала она. – Ну что, едем?
– Как только вы позавтракаете, – сказал Уилсон. – Чувствуете себя хорошо?
– Превосходно, – сказала она. – Я очень волнуюсь.
– Пойду посмотрю, все ли готово. – Уилсон встал. Когда он уходил, лев зарычал снова. – Вот расшумелся, – сказал Уилсон. – Мы эту музыку прекратим.
– Что с тобой, Фрэнсис? – спросила его жена,
– Ничего, – сказал Макомбер.
– Нет, в самом деле. Чем ты расстроен?
– Ничем.
– Скажи. – Она пристально посмотрела на него. – Ты плохо себя чувствуешь?
– Этот рев, черт бы его побрал, – сказал он. – Ведь он не смолкал всю ночь.
– Что же ты меня не разбудил? Я бы с удовольствием послушала.
– И мне нужно убить эту гадину, – жалобно сказал Макомбер.
– Так ведь ты для этого сюда и приехал?
– Да. Но я что-то нервничаю. Так раздражает это рычание.
– Так убей его и прекрати эту музыку, как говорит Уилсон.
– Хорошо, дорогая, – сказал Фрэнсис Макомбер. – На словах это очень легко, правда?
– Ты уж не боишься ли?
– Конечно, нет. Но я слышал его всю ночь и теперь нервничаю.
– Ты убьешь его, и все будет чудесно, – сказала она. – Я знаю. Мне просто не терпится посмотреть, как это будет.
– Кончай завтракать, и поедем.
– Куда в такую рань, – сказала она. – Еще даже не рассвело.
В эту минуту лев опять зарычал, – низкий рев неожиданно перешел в гортанный, вибрирующий, нарастающий звук, который словно всколыхнул воздух и окончился вздохом и глухим, низким ворчанием.
– Можно подумать, что он здесь, рядом, – сказала жена Макомбера.
– Черт, – сказал Макомбер, – просто не выношу этого рева.
– Звучит внушительно.
– Внушительно! Просто ужасно.
К ним подошел Роберт Уилсон, держа в руке свою короткую, неуклюжую, с непомерно толстым стволом винтовку Гиббса калибра 0,505 и весело улыбаясь.
– Едем, – сказал он. – Ваш «Спрингфилд» и второе ружье взял ваш ружьеносец. Все уже в машине. Патроны у вас?
– Да.
– Я готова, – сказала миссис Макомбер.
– Надо его утихомирить, – сказал Уилсон. – Садитесь к шоферу. Мемсаиб может сесть сзади, со мной.
Они сели в машину и в сером утреннем свете двинулись лесом вверх по реке. Макомбер открыл затвор своего ружья и, убедившись, что оно заряжено пулями в металлической оболочке, закрыл затвор и поставил на предохранитель. Он видел, что рука у него дрожит. Он нащупал в кармане еще патроны и провел пальцами по патронам, закрепленным на груди. Он обернулся к Уилсону, сидевшему рядом с его женой на заднем сиденье – машина была без дверок, вроде ящика на колесах, – и увидел, что оба они взволнованно улыбаются. Уилсон наклонился вперед и прошептал:
– Смотрите, птицы садятся. Это наш старикан отошел от своей добычи.
Макомбер увидел, что на другом берегу ручья, над деревьями, кружат и отвесно падают грифы.
– Вероятно, он, прежде чем залечь, придет сюда пить, – прошептал Уилсон. – Глядите в оба.
Они медленно ехали по высокому берегу ручья, который в этом месте глубоко врезался в каменистое русло, автомобиль зигзагами вилял между старых деревьев. Вглядываясь в противоположный берег, Макомбер вдруг почувствовал, что Уилсон схватил его за плечо. Машина остановилась.
– Вот он, – услышал он шепот Уилсона. – Впереди, справа. Выходите и стреляйте. Лев замечательный.
Теперь и Макомбер увидел льва. Он стоял боком, подняв и повернув к ним массивную голову. Утренний ветерок, дувший в их сторону, чуть шевелил его темную гриву, и в сером свете утра, резко выделяясь на склоне берега, лев казался огромным, с невероятно широкой грудью и гладким, лоснящимся туловищем.
– Сколько до него? – спросил Макомбер, вскидывая ружье.
– Ярдов семьдесят пять. Выходите и стреляйте.
– А отсюда нельзя?
– По льву из автомобиля не стреляют, – услышал он голос Уилсона у себя над ухом. – Вылезайте. Не целый же день он будет так стоять.
Макомбер перешагнул через круглую выемку в борту машины около переднего сиденья, ступил на подножку, а с нее – на землю. Лев все стоял, горделиво и спокойно глядя на незнакомый предмет, который его глаза воспринимали лишь как силуэт какого-то сверхносорога. Человеческий запах к нему не доносился, и он смотрел на странный предмет, поводя из стороны в сторону массивной головой. Он всматривался, не чувствуя страха, но не решаясь спуститься к ручью, пока на том берегу стоит «это», – и вдруг увидел, что от предмета отделилась фигура человека, и тогда, повернув тяжелую голову, он двинулся под защиту деревьев в тот самый миг, как услышал оглушительный треск и почувствовал удар сплошной двухсотдвадцатиграновой пули калибра 0,30—0,6, которая впилась ему в бок и внезапной, горячей, обжигающей тошнотой прошла сквозь желудок. Он затрусил, грузный, большелапый, отяжелевший от раны и сытости, к высокой траве и деревьям, и опять раздался треск и прошел мимо него, разрывая воздух. Потом опять затрещало, и он почувствовал удар, – пуля попала ему в нижние ребра и прошла навылет, – и кровь на языке, горячую и пенистую, и он поскакал к высокой траве, где можно залечь и притаиться, заставить их принести трещащую штуку поближе, а тогда он кинется и убьет человека, который её держит.
Макомбер, когда вылезал из машины, не думал о том, каково сейчас льву. Он знал только, что руки у него дрожат, и, отходя от машины, едва мог заставить себя передвигать ноги. Ляжки словно онемели, хоть он чувствовал, как подрагивают мускулы. Он вскинул ружье, прицелился льву в загривок и спустил курок. Выстрела не последовало, хотя он так нажимал на спуск, что чуть не сломал себе палец. Тогда он вспомнил, что поставил на предохранитель, и, чтобы снять с него, опустил ружье, сделал еще один неуверенный шаг, и лев, увидев, как его силуэт отделился от силуэта автомобиля, повернулся и затрусил прочь. Макомбер выстрелил и, услышав характерное «уонк», понял, что не промахнулся; но лев уходил все дальше. Макомбер выстрелил еще раз, и все увидели, как пуля взметнула фонтан грязи впереди бегущего льва. Он выстрелил еще раз, помня, что нужно целиться ниже, и все услышали, как чмокнула нуля, но лев пустился вскачь и скрылся в высокой траве, прежде чем он успел толкнуть вперед рукоятку затвора.
Макомбер стоял неподвижно, его тошнило, руки, все не опускавшие ружья, тряслись, возле него стояли его жена и Роберт Уилсон. И тут же, рядом, оба туземца тараторили что-то на вакамба.
– Я попал в него, – сказал Макомбер. – Два раза попал.
– Вы пробили ему кишки и еще, кажется, попали в грудь, – сказал Уилсон без всякого воодушевления. У туземцев были очень серьезные лица. Теперь они молчали. – Может, вы его и убили, – продолжал Уилсон. – Переждем немного, а потом пойдем посмотрим.
– То есть как?
– Когда он ослабеет, пойдем за ним по следу.
– А-а, – сказал Макомбор.
– Замечательный лев, черт побери, – весело сказал Уилсон. – Только вот спрятался в скверном месте.
– Чем оно скверное?
– Не увидеть его там, пока не подойдешь к нему вплотную.
– А-а, – сказал Макомбер.
– Ну, пошли, – сказал Уилсон. – Мемсаиб пусть лучше побудет здесь, в машине. Надо взглянуть на кровяной след.
– Побудь здесь, Марго, – сказал Макомбер жене. Во рту у него пересохло, и он говорил с трудом.
– Почему? – спросила она.
– Уилсон велел.
– Мы сходим посмотреть, как там дела, – сказал Уилсон. – Вы побудьте здесь. Отсюда даже лучше видно.
– Хорошо.
Уилсон сказал что-то на суахили шоферу. Тот кивнул и ответил:
– Да, бвана.
Потом они спустились по крутому берегу к ручью, перешли его по камням, поднялись на другой берег, цепляясь за торчащие из земли корни, и прошли по берегу до того места, где бежал лев, когда Макомбер выстрелил в первый раз. На низкой траве были пятна темной крови: туземцы указали на них длинными стеблями, – они вели за прибрежные деревья.
– Что будем делать? – спросил Макомбер.
– Выбирать не приходится, – сказал Уилсон. – Автомобиль сюда не переправишь. Берег крут. Пусть немножко ослабеет, а потом мы с вами пойдем и поищем его.
– А нельзя поджечь траву? – спросил Макомбер.
– Слишком свежая, не загорится.
– А нельзя послать загонщиков?
Уилсон смерил его глазами.
– Конечно, можно, – сказал он. – Но это будет вроде убийства. Мы же знаем, что лев ранен. Когда лев не ранен, его можно гнать, – он будет уходить от шума, – но раненый лев нападает. Его не видно, пока не подойдешь к нему вплотную. Он распластывается на земле в таких местах, где, кажется, и зайцу не укрыться. Послать на такое дело туземцев рука не подымется. Непременно кого-нибудь искалечит.
– А ружьеносцы?
– Ну, они-то пойдут с нами. Это их «шаури». Они ведь связаны контрактом. Но, по-видимому, это им не очень-то улыбается.
– Я не хочу туда идти, – сказал Макомбер. Слова вырвались раньше, чем он успел подумать, что говорит.
– Я тоже, – сказал Уилсон бодро. – Но ничего не поделаешь. – Потом, словно вспомнив что-то, он взглянул на Макомбера и вдруг увидел, как тот дрожит и какое у него несчастное лицо.
– Вы, конечно, можете не ходить, – сказал он. – Для этого меня и нанимают. Поэтому я и стою так дорого.
– То есть вы хотите пойти один? А может быть, оставить его там?