– Вверх по лестнице витой попадем ко мне домой, – пропела Полли, легко миновав два пролета винтовой лестницы.
– Прошу любить и жаловать моих зверят, – распахнула она дверь, ведущую в узкую комнатку, которая встретила их мерцанием пламени из камина.
На коврике, нежась в тепле, свернулся в клубок котенок, а рядом с ним стояла на одной ноге упитанная ярко-желтая канарейка и с задумчивым видом косилась блестящим глазом на всю компанию. Она взлетела и уселась на плечо Полли со звонкой приветственной песней.
– Этого певуна мои братья прозвали Никодемусом, – сказала девушка. – А эта сонная кошечка носит немецкое имя Ашпуттель, то есть зола, за свою черную шерсть. Ну вот, раз вы познакомились с моим семейством, раздевайтесь скорее и давайте пить чай. В восемь за вами пришлют экипаж. Я об этом условилась с миссис Шоу, пока вы одевались в дорогу.
– Нет, я сперва хочу все осмотреть, – потребовала Мод, едва они с сестрой сняли шляпки.
– Это само собой разумеется, – улыбнулась Полли. – Тем более, полагаю, мое королевство сильно вас позабавит.
Она принялась демонстрировать свое «королевство», которое и впрямь развлекало обеих сестер.
Рояль занял в комнате столько места, что нормальную кровать заменил хозяйке хитрый диванчик. Днем она убирала внутрь него постельные принадлежности, а на ночь откидывала спинку и превращала его в удобное спальное ложе.
– Видите, и ничего не видно, – с гордостью сказала Полли. – Тут могут посидеть ученики, пока дожидаются своей очереди. Ведь у меня скоро наверняка будут собираться по несколько человек.
Выцветший ковер она застелила сверху ярким половиком. Возле одного из двух окон пристроила кресло-качалку и столик для шитья, а второе украсила густым плющом, который скрыл стоявшую на подоконнике кухонную утварь. Над диванчиком висели книжные полки, на каминной полке высилась ваза с букетом из огненных листьев и трав, замечательно декорирующих низкий дымоход. В простенке между окном и полками висели две картины. Очень уютное маленькое жилище, согретое теплом пляшущего в камине пламени и присутствием двух обаятельных животных.
– Ох, как у тебя хорошо! – восхитилась Мод, которая между делом успела обследовать небольшой чуланчик со съестными и хозяйственными припасами. – И чайничек симпатичный, и чашечки, и столько разных вкусностей. Разреши мне, пожалуйста, поджарить к чаю тост. Я так давно не играла в повара.
Фанни, в отличие от сестры, жилище подруги привело в куда меньший восторг, ибо она сразу заметила множество признаков бедности. Видя, однако, какое счастье оно доставляет Полли, она не решилась предлагать какие-нибудь улучшения и предпочла просто вести веселую беседу.
– Девочки, у нас сейчас подлинно деревенский чай, – суетилась Полли. – Настоящие сливки. Ржаной хлеб. Домашний пирог. И мед из наших собственных ульев. Мама снабдила меня уймой припасов. Счастье, если вы сможете съесть хоть часть. Одной мне нипочем не справиться. Намажь тост маслом, Мод, и накрой его вторым куском хлеба. Так тебе будет удобнее. Когда закипит чайник, неси на стол. Только, пожалуйста, постарайся не наступить при этом на Никодемуса.
– Вот из тебя уж точно получится великолепная хозяйка дома, – сказала Фанни, видя, как красиво и аккуратно Полли накрывает на стол.
– У меня большой опыт, – со смехом отозвалась подруга, усаживаясь возле подноса с видом почтенной матроны, что снова развеселило обеих сестер.
– Самая веселая вечеринка из всех, на которых мне приходилось бывать, – проговорила с набитым ртом Мод. – Жаль, у меня самой нет такой замечательной комнаты с птичкой и кошкой, которые дружат, и маленьким симпатичным чайничком. Живешь здесь себе отдельно и делаешь все что хочешь.
Заявление младшей девочки вызвало такой громкий взрыв смеха, что мисс Миллз услышала его из своей гостиной, а канарейка залилась трелью, позабыв таскать сахар из сахарницы.
– Ну, твой симпатичный чайник меня не слишком волнует, но я завидую твоему настроению, – меланхолично проговорила Фанни. – Мне в последнее время так все надоело, что, кажется, скоро умру от тоски. Признайся, Полли, признайся, с тобой никогда такого не бывает?
– Если случается, просто хватаюсь за веник, или за стирку, или хожу, пока не устану, или еще какую-нибудь работу делаю. Постепенно тревога меня оставляет, я беру над ней верх, – ответила Полли, отрезая от булки ровные ломти хлеба.
– Увы, мне нет нужды заниматься такими вещами, – напомнила Фанни. – Да и вряд ли работа меня успокоит. – Фанни лениво чесала кошечку, которая пыталась подобраться поближе к банке со сливками.
– Тебе чуточку не хватает бедности, Фан, – заметила Полли. – Просто чтобы понять, как благотворно влияет на всех нас работа. Убеждена, ты перестала бы сетовать на тоску.
– Да упаси боже! – ужаснулась подруга. – Я тогда все вокруг возненавижу. Лучше бы кто-нибудь изобрел новые развлечения для богатых. От старых меня просто тошнит. Видеть не могу все эти вечеринки, флирты и состязания, кто из подруг оделся лучше. Год за годом одно и то же. Как белка в колесе.
Она сказала это с такой досадой и горечью, с такой безысходной грустью на лице, что было ясно: ее постигла куда более тяжкая беда, чем всё, на что она сейчас сетовала. Полли не собиралась лезть в душу подруге, но твердо решила при первом удобном случае выяснить, в чем тут дело, и постараться помочь.
– Как чудесно, что ты здесь, с нами. Я буду часто к тебе приходить, – словно прочтя ее мысли, проговорила Фанни совсем другим тоном.
Глава IXУроки
Первые недели самостоятельной жизни прошли для Полли с большими трудностями. Ей мешала естественная девичья застенчивость, ведь она общалась с множеством незнакомых людей и от этого вначале была близка к панике. Впрочем, цель придавала ей храбрости, и вскоре она до такой степени расположила к себе учеников, что те стали просто ее обожать.
Труднее оказалось привыкнуть к рутине. Ощущение новизны быстро поблекло, угнетала необходимость делать изо дня в день одно и то же. Давило и одиночество. Уилл приезжал только раз в неделю, с Фанни они виделись редко, потому что у них не совпадали свободные часы. «Островки удовольствия» бывали редко и приносили скорее грусть, чем радость. За ними следовала бесконечная череда монотонной работы и одиноких вечеров. Даже собственное хозяйство, так восхищавшее ее поначалу, быстро утратило привлекательность. Домашние хлопоты приносят удовольствие, когда человек старается для близких, а иначе хозяйство становится просто докучливой необходимостью.
Милые звери теперь наводили на Полли грусть. Новая жизнь, похоже, их тоже изрядно томила. Ашпуттель целыми днями меланхолично лежала на ковре, тоскуя по загородному приволью, только иногда мрачно оглядывала сквозь открытую форточку унылых уличных котов и спрыгивала обратно в комнату. А Никодемус до хрипоты пел песни, словно надеясь услышать ответ, но до него доносилось только чириканье воробьев, которые будто насмехались над его положением. Они-то были свободны, а он сидел взаперти.
По утрам и вечерам Полли с тоской смотрела на чайник. Недавно еще блестящий и новенький, он теперь закоптился, поблек, и то же самое произошло с воодушевлением, которое она испытывала перед началом самостоятельной жизни. «Вот если бы можно было сразу пожертвовать всем и добиться желаемого», – часто задумывалась она. Изо дня в день она жертвовала всем, что так любила: радостью встреч с друзьями, весельем, развлечениями. А это тяжело, когда вам двадцать лет и вы обладаете привлекательной внешностью, живым умом и веселым нравом. Уроки, игра на рояле для кошки и птички, снова уроки… Полли иногда чувствовала, что скоро сойдет с ума.
С добродетельной мыслью как следует набраться сил перед новым рабочим днем она ложилась пораньше в постель, но долго ворочалась без сна, с завистью слушая стук проносящихся мимо дома экипажей. Она представляла себе нарядных радостных пассажиров, которые спешат на концерты, спектакли или веселые вечеринки. Подушка миссис Додд в такие ночи казалась набитой не мягким целительным хмелем, а омерзительными колючками, и к тому же была мокрой от горьких слез. В ее жизнь добавились и новые горести.
Она заметила одну досадную странность. Знакомые Фанни, которые прежде принимали Полли в качестве бедной подруги мисс Шоу, захлопнули двери своих домов перед ней в качестве учительницы музыки. Так относятся к самостоятельным женщинам представители высшего общества в демократичной Америке. Самые благодушные из знакомых вежливо приветствовали ее при встречах, но перестали к себе приглашать. Прочие проходили по улице мимо нее, делая вид, что не замечают. Полли раньше никогда с этим не сталкивалась и даже не представляла, что такое возможно. У нее дома работа считалась в порядке вещей, а здесь даже Фанни остерегалась брать Полли с собой в компании, зная о возможной реакции знакомых.
Полли бодрилась, старалась не обращать внимания, что превратилась в невидимку для многих молодых леди и джентльменов, но тем не менее страдала от этого. Даже на домашних вечеринках Фанни ее скромное черное платье вызывало у присутствующих выразительные оценивающие взгляды и словно бы вскользь брошенные высокомерные реплики вроде «Ах, уж ее это вечное платье» или «Ну вот и снова как черный дрозд». В конце концов Полли пообещала себе: «Буду надевать его только для Уилла. Во-первых, оно ему нравится, а во-вторых, он плевать хотел, во что я одета».
В доме Шоу она появлялась лишь в те вечера, когда присутствовали только члены семьи. Невзгоды и унижения все чаще заставляли Полли думать о возвращении домой, но внезапно с неожиданной стороны ей явилась поддержка.
Тот день начался как-то особенно неудачно. Камин не разжигался. Затем раскаленный кофе выплеснулся из кофейника на бедняжку Ашпуттель, и пока Полли возилась с ней, прошло время, отведенное для завтрака. Потом от ее капора неожиданно оторвались обе ленточки. В спешке пришив их, Полли уже выбежала на улицу и тут обнаружила, что забыла папку с нотами. Возвращаясь за ними, она упала в лужу.