В кабинете послышался звук шагов, голос Тома отчетливо произнес:
– Позволь мне привести Полли.
В следующий момент он возник перед ней – такой несчастный и бледный, что она вздрогнула.
– Пойди и скажи ему что-нибудь, – глухо проговорил он. – Бедный отец. Если бы я только знал.
И, окончательно приведя Полли в смятение, Том рухнул на стул, уронив на стол голову, словно кто-то нанес ему сокрушительный удар в спину.
– Том, что такое? – бросилась к нему Полли, охваченная пугающими подозрениями, не решаясь высказать их вслух.
– Все пропало! Завтра об этом узнают все, – выдавил из себя, поднимая голову, Том.
Полли казалось, что наступил конец света. В глазах у нее повисла мутная пелена, и она, боясь, что иначе не устоит на ногах, крепко вцепилась в спинку стула.
– Все так плохо? – тихо спросила она, отводя взгляд от несчастного Тома, на которого у нее не было сил смотреть.
– Да. Он собирается от всего отказаться. Пытался, как мог, все спасти, но больше откладывать нельзя. Дело кончено. Он банкрот.
– Как жаль, что у меня нет миллиона, чтобы ему отдать, – у Полли побежали по щекам слезы. – Как он это переносит, Том?
– Как мужчина. И я горжусь им.
Молодой человек поднял голову, его раскрасневшееся лицо выражало целую бурю эмоций, но он сдерживался изо всех сил.
– Все было против него. Ему пришлось бороться в одиночку, но он не преуспел, хотя сделал все, что мог. Он сдался, но это достойное поражение, никто про него даже слова дурного сказать не сможет. Пусть только попробуют, – он сжал кулаки, готовый встать на защиту отца перед лицом любого противника.
– Не сомневаюсь, что так и есть, – откликнулась Полли. – Вот, значит, отчего Мод так встревожилась. Твой отец еще до твоего прихода обо всем рассказал твоей маме и Фан. Поэтому они и рыдали наверху.
– Они в безопасности, – сообщил Том. – Отец к деньгам матери даже не прикасался. Сказал, что не может «грабить девочек». Словом, с ними все в порядке. Правда он молодец, Полли? – с гордостью произнес Том, хотя его губы при этом скривились, словно от боли.
– Если бы я могла хоть чем-то помочь, – девушку удручала собственная беспомощность.
– Ты-то как раз и можешь. Пойди и поговори с ним. У тебя получится. Он там совсем один, а я не могу. Потому что сейчас я для него не утешение, а проклятие.
– А как он принял твои новости? – вспомнила Полли про меньшие беды, о которых на время забыла в свете постигшей семью катастрофы.
– Да как ягненок. Выслушал и ответил: «Бедный мой мальчик. Мы должны поддерживать друг друга». И начал рассказывать о себе.
– Я рада, что он был добр… – начала было Полли, но Том воскликнул с раскаянием:
– Это-то и убивает меня! Я явился ему сообщить о своих долгах и позоре, вместо того чтобы быть его опорой и гордостью, а он в ответ ни словом не обвинил меня. Нет, не могу.
Он резко опустил голову, дернулся, и до Полли донесся странный сдавленный звук, очень похожий на всхлип. Том, хотя и носил маску светского щеголя, по сути оставался, как в детстве, отзывчивой и чувствительной натурой. От его слез Полли испытала куда более сильную боль, чем когда он огорошил ее новостью о своих неудачах.
Рука ее как-то сама потянулась к его голове, и она провела ладонью по его кудрявым волосам, с удивлением отметив про себя, какие они мягкие и шелковистые. В этот миг она ощутила в сердце глубокую нежность. По своему характеру она была утешительницей, но кроме того, любила безответственного Тома всем сердцем. Она потратила столько сил, чтобы убедить себя в бессмысленности своей любви, но лишь отчетливее понимала, как он важен для нее, невзирая на все его недостатки, опрометчивую помолвку с другой девушкой и даже на то, что он не разделял ее чувство.
Она влюбилась в него, когда однажды летом он наведался к ним в гости. Потом случилась его помолвка с Трикс. Полли не верила в истинность намерений жениха и невесты, но честно старалась избавиться от любви, потому что считала это своим долгом. Она загнала свое чувство в самый дальний уголок сердца и надеялась, что оно пройдет как-нибудь само. Работа и здравый смысл не давали девушке унывать, робкая, смутная надежда на счастье все еще теплилась в ее душе.
Она слушала утверждения общих знакомых, что Трикс никогда не бросит Тома, что он без ума от своей невесты, и сердце у Полли сжималось. «Я не вынесу этого», – думала она в такие моменты. Однако милостивая природа снабдила девушек чудесным свойством, благодаря которому они переносят испытания, даже не лишившись аппетита.
Сейчас она от всей души сочувствовала катастрофе, постигшей его семью, но в то же время с пронзительной надеждой думала: «Если Трикс соблазнилась лишь его богатством, тогда, возможно, она расторгнет помолвку. А мне он нужен в любом случае, бедный или богатый, все равно». С этими мыслями Полли гладила ладонью по рыжей вьющейся шевелюре Тома.
Плечи его перестали вздрагивать, он тихо шмыгал носом и думал о том, как бы незаметно вытереть глаза, чтобы с достоинством поднять голову. Полли сразу это поняла и вложила ему в руку чистый носовой платок.
– Я пойду к твоему отцу.
В последний раз она ласково провела ладонью по голове Тома и покинула комнату.
В холле девушка остановилась, чтобы набраться решимости. Ее окликнула Мод, облокотившись о перила лестницы. «Женщинам я сейчас нужнее, чем мужчинам», – решила Полли, взбежала вверх по лестнице и вошла в комнату, где ее дожидалась Фанни.
– Мама заснула. Совсем, бедняжка, измучилась. Поговорим здесь, чтобы ее не тревожить, – спокойно сказала Фанни, чем изрядно удивила подругу.
– Позвольте мне остаться с вами, – умоляюще попросила Мод. – Я не стану мешать. Все от меня отделываются, запираются, плачут, а я даже не знаю, что происходит.
– Теперь ты обо всем знаешь. Я тебе все объяснила, – ответила Фан.
Подруги уселись рядом на диване, а Мод устроилась на кровати, чтобы в случае чего зарыться лицом в подушки, если не сможет удержаться от слез.
– Хорошо, что ты спокойна, милая. Я боялась, как все это повлияет на тебя, – сказала Полли и тут заметила, что глаза у Фанни лихорадочно блестят, а лицо мертвенно бледно.
– Потом буду рыдать, – грустно улыбнулась та. – Понимаешь, я настолько ошарашена, что… – Она осеклась, подбирая слова. – Конечно, мне следует горевать и сочувствовать бедному папе. И мне действительно очень его жаль. И все же я рада, что теперь мне волей-неволей придется заняться делами и выйти из этой проклятой тоски, которая столько времени меня грызла.
Фанни побледнела еще сильнее. Полли крепко ее обняла.
– Возможно, все не так плохо, как кажется. Я не очень-то разбираюсь в этом, но видела людей, которых постигла похожая неудача, и они живут, кажется, не хуже, чем раньше.
– С нами другое дело, – мотнула головой Фан. – Папа намерен отдать абсолютно все, чтобы никто и слова против него не сказал. Останется лишь небольшая собственность мамы, которая оформлена на нее и поэтому не подверглась риску. Было так трогательно, – дрогнул голос у Фанни. – Бедность маму пугает больше, чем даже меня, но тем не менее она уговаривала отца взять ее деньги, если они помогут. Только он твердо сказал, что у него даже в мыслях не возникало прибегнуть к средствам, благодаря которым она останется обеспеченной.
– И что он теперь собирается делать, не знаешь? – с тревогой спросила Полли.
– Переехать в маленький дом, который раньше принадлежал бабушке, – ответила Фанни. – Отец считает, что для банкрота нечестно по-прежнему держать такой огромный дом, как этот.
– Ничего не имею против, – вмешалась в беседу Мод. – Мне нравится бабушкин маленький дом. Там есть сад, а еще уютная комнатка с треугольным шкафом. Всегда мечтала там жить. Если это и есть банкротство, то все не так ужасно.
– Не торопись с выводами, – сухо сказала Фан. – Не будет ни экипажа, ни хорошей одежды, ни слуг, и придется жить на гроши. Тогда посмотрим, что ты скажешь о банкротстве, бедная моя сестренка.
– Все мои вещи заберут? – перепугалась Мод.
– Вполне возможно, – ответила Фан. – Думаю, нам мало что останется.
– Моих новых сережек никто не получит! – воинственно воскликнула Мод. – Я их спрячу. И свое лучшее платье. И золотую бутылочку для нюхательных солей. Это гадко – забирать вещи у маленькой девочки! – и она нырнула в подушки с придушенным воем.
Полли бросилась к ней и заверила, что кредиторы ее отца не тронут ее платья, сережки и тем более бутылочку с нюхательными солями.
Мод сразу утешилась и снова принялась строить планы:
– Теперь я научусь готовить! Мне так нравится взбивать яйца! И у меня будет длинный фартук с лямками, как у Полли! И метелка из перьев! Повяжу на голову платок и буду, как она, мести ступени! Ох, как же весело!
– Не смейся над ней и не разочаровывай, – торопливо шепнула Полли на ухо старшей сестре. – Пусть мечтает о фартуках и метелках, если это для нее утешение.
Мод запрыгала на кровати, нырнула в подушки и вынырнула на поверхность встрепанная и улыбающаяся. Она любила хозяйствовать, но ей не разрешали крутиться на кухне, а теперь у нее появилась надежда оставаться там сколько душе угодно.
– Мама очень слаба, наверное, дом придется вести мне, – сказала Фан. – Ты научишь меня всему, Полли?
– Конечно, – кивнула та. – Думаю, тебе понравится это занятие.
Фанни улыбнулась, но тотчас снова посерьезнела:
– Теперь все изменится. Старые друзья от меня отвернутся, как мы от Мортонов, когда они разорились. Мои так называемые «виды на замужество» теперь пошли прахом.
– Ничего подобного, – убежденно сказала Полли. – Настоящие друзья останутся с тобой. Просто ты теперь узнаешь, кого можно так называть. Во всяком случае один твой друг отныне будет относиться к тебе еще добрее.
– Ты так думаешь? – у Фанни от слез затуманились глаза.
– Я знаю, знаю, кто этот друг! – воскликнула Мод. – Это же ты, Полли! Тебе все равно, что мы обеднели. Ты ведь обожаешь попрошаек.