Свою правоту старообрядцы обосновывали, в том числе, и решениями Стоглавого собора 1551 года, закрепившими самобытные правила Русской Православной Церкви (например, двуперстное сложение при крестном знамении было запрещено менять под страхом анафемы). Формой выражения борьбы с изменением общего духовно-политического курса страны стала борьба за сохранение древней обрядности.
Церковная реформа, по мнению старообрядцев, меняла не только обряды, она изменяла тем важнейшим религиозно-философским установкам, которым служила Россия последние полтора века. Никоновская реформа и поддержка ее царем Алексеем Михайловичем показались защитникам «древнего благочестия» крахом, катастрофой, полной погибелью «Третьего Рима», уже воссиявшего на просторах Московского государства. И самое страшное для них было даже не в том, что «древнему благочестию» изменил патриарх. Самое страшное было в том, что измена исходила от царя – единственного истинного православного царя во всей Вселенной. А это значит, что Божий мир, которым правил русский царь, рушился на глазах. Для них была дика даже мысль, о проклятии церковными иерархами тех, кто соблюдал старые обряды, в том числе двуперстое знамение. По их мнению, под проклятие подпадали и все предки русского народа, в том числе Сергий Радонежский, Александр Невский и Креститель Руси – князь Владимир.
В эсхатологической доктрине раннего старообрядчества центральным был вопрос о том, как смотреть на переживаемое время, и он сводился к учению о времени пришествия в мир антихриста. Открытый спор об антихристе шел в среде староверов с самого начала. Еще до реформы, в 1648 году, в Москве появилась «Книга о вере», которая пророчила наступление «последних времен»: предтеча антихриста – папа римский, а явление самого антихриста связывали с 1666 годом (напомним, что 666 – это «число зверя»в Откровении Иоанна Богослова). Апокалиптические настроения еще более усилились, когда именно в 1666 – 1667 гг. на церковном соборе были осуждены и лишены духовного звания протопоп Аввакум и его сторонники.
В этой сложной и грозовой духовной атмосфере в старообрядческой среде рождаются несколько толкований учения об антихристе. Некоторые считают, что антихрист уже явился в мир, и угадывают его в патриархе Никоне, и даже в самом царе. Другие были более осторожны и называли патриарха и царя лишь его предтечами. И к концу века утверждается учение о «мысленном», или духовном, антихристе – уже пришедший антихрист властвует на земле, но невидимо, в образе самой никонианской церкви. В 1694 году учение о приходе мысленного антихриста было провозглашено в качестве догмата на старообрядческом соборе в Новгороде.
Признание прихода антихриста, ожидание скорого конца света стали главными причинами «убегания» старообрядцев в далекие края, на край света. Они «убегали» не просто от власти, а от «антихристовой» власти, не из Московского государства, а из царства антихриста.
Другой путь развития России во всемирно-историческом процессе был связан с ориентацией на греческое православие, почитавшееся во всем православном мире как вселенское (стоит напомнить, что Константинопольский патриарх почитался первым среди других православных патриархов).
Именно этого пути придерживался Никон, сформулировав свою позицию, как патриарх словами: «Я русский, сын русского, но вера моя греческая». Сторонников этого пути стали именовать «грекофилами». Они считали, что хватит Руси идти особняком от других народов, надо возвращать Русскую Церковь на путь вселенского православия.
«Грекофилы» хотели перенести на Русь опыт современной греческой догматики и, соответственно, принципы схоластико-догматического мышления. Инициаторам такого перенесения казалось, что этот опыт, неизмеримо более глубокий, древний и распространенный в православном мире, нежели собственно российский. Он позволит поднять русское православие на новую высоту, расширить его богословскую базу и все это, соответственно, усилит влияние русского православия, Русской Церкви и Российского государства среди других православных народов, позволит России принять на себя обязанности Вселенского православного царства. Именно эта идея – созидание на основе России Вселенского православного царства – была ведущей в «грекофильской» среде. В этом и был главный смысл никоновской церковной реформы.
«Грекофильство», по сути дела, разрывало с той традицией, которая считала Россию «Третьим Римом», ибо сама идея «Третьего Рима» изолировала Россию от других православных стран, концентрировала внимание на уже сложившемся прочтении православного учения, почитая все остальные прочтения неистинными. С точки зрения Греческой Церкви, это было серьезным заблуждением. Только в том случае, если Русская Церковь исправит свои ошибки, она сможет исполнять роль «Нового Израиля», «богоизбранной невесты», как называл идейный лидер «грекофильства» Епифаний Славинецкий Русскую Церковь в одном из своих сочинений, а Российское государство сможет стать оплотом и защитницей вселенского православия.
В середине столетия именно «грекофильство» стало идейным обоснованием проведения церковной реформы, ибо все «грекофилы» считали, что Русская Православная Церковь слишком отдалилась от истинного – греческого – православия. Во второй половине XVII века «грекофильство» – это уже самое влиятельное течение, ставшее позицией официальной церкви и поддерживаемое царской властью. Особым влиянием оно стало пользоваться во времена патриарха Иоакима (1672–1690). Страстный борец за веру, Иоаким жестко противостоял и «латинству», и старообрядчеству. Именно в его правление были осуждены и подвергнуты наиболее жестоким репрессиям и сторонники «латинствующих», и старообрядцы. Среди ведущих «грекофилов» XVII века можно выделить Епифания Славинецкого, Евфимия Чудовского, Афанасия Холмогорского, митрополита Тобольского Игнатия. Немалое число составляли и греки, приехавшие в Россию по приглашению властей, – Арсений Грек, братья Иоанникий и Софроний Лихуды и др.
Пока на Руси никониане и старообрядцы вели между собой непримиримую борьбу, на Русской земле появился и закрепился третий путь исторической перспективы. Он был совершенно новым для русской религиозно-философской мысли. Заключался он в ориентации на западноевропейский опыт, прежде всего, на опыт рационалистического мышления, привнесение в русскую жизнь элементов светской культуры и образования. Как представлялось сторонникам этого направления, традиционная русская духовная жизнь, замкнувшаяся в узких национальных рамках, уже исчерпала себя в решении не только богословских, но и важнейших мировоззренческих вопросов. Поэтому требовался новый, рационально-критический взгляд на Священное Писание, на историю, на вероучительные проблемы, на судьбу самого Российского государства. Сторонников западного пути развития «грекофилы» называли «латинствующими». Наиболее крупными мыслителями «латинствующего» направления были Симеон Полоцкий и Сильвестр Медведев.
«Латинство» проникало к нам из соседней Литвы и Польши, через иностранных купцов, лекарей и военных наемников. Под Москвой была упомянутая выше Немецкая слобода. Как уже говорилось, в XVI веке иноземцев решено было выселить за пределы Москвы – «за село Елохово, за ручей Кукуй». Там и возникла первая, Старая Заяузская Немецкая слобода. «Немцы», так называли всех иностранцев, занимались ремеслами, мукомольным делом, торговали вином и пивом. В Немецкой слободе часто бывали русские дворяне и бояре, перенимали западные обычаи и даже брали себе жен из Немецкой слободы (Артамон Матвеев). Петр Алексеевич тоже частенько бывал в Немецкой слободе. Общительный и любознательный, он многому научился у слобожан, в том числе и языкам: голландскому и немецкому. Там же и познакомился с Анной Монс, первой красавицей Немецкой слободы, дочерью виноторговца. Он был влюблен в нее десять лет и даже хотел сделать Монс русской царицей. Ее воспитали в иной вере и в иной культуре, и она была равнодушна к России. Красавица восхищалась Западом и «заразила» этой страстью Петра. Да так, что Немецкая слобода стала своеобразной моделью будущей России для царя-преобразователя, а Анна Монс – идеалом женщины.
И уже при дворах царя Алексея Михайловича и его детей Федора Алексеевича и Софьи Алексеевны «латинство» приобрело значительное влияние, они довольно благосклонно относились к западным новшествам. И ведь не случайно, одними из лучших друзей Алексея Михайловича был Артамон Матвеев, а воспитанником Федора Алексеевича – Симеон Полоцкий. Важен был и тот факт, что «латинствующие» всегда выступали на стороне царской власти и в ее защиту, что проявилось во время споров между царем Алексеем Михайловичем с патриархом Никоном о правах «царства» и «священства».
Однако уже в 80-е годы XVII века ситуация изменилась, и «латинствующие» были осуждены на соборе 1690 года. Впрочем, идеи, которые посеяли «латинствующие» на русской почве не пропали даром. Уже вскоре, во времена царя Петра Алексеевича, они дали самые бурные всходы.
Безусловно, Петр I по обрядности и идеологии был православным царем, но по образу жизни уже совсем не походил на своего отца Алексея Михайловича и брата по отцу Федора Алексеевича, последнего царя православного уклада жизни.
Петр I, или Петр Великий, как его именовала российская историческая наука, за свое царствование выполнил ряд блестящих задач: во-первых, он создал регулярную армию и флот, завоевал выход в Балтийское море; во-вторых, развил отечественную промышленность и через Балтийское море начал мировую торговлю, основал Санкт-Петербург – «окно в Европу»; в-третьих, он усовершенствовал государственный аппарат и дал импульс развитию светской культуры.
Проводя в целом проевропейскую политику, Петр I не дал России отстать от европейских стран, Россия по промышленному и военному развитию почти вышла на уровень Европы, что означало создание ее политической безопасности. Но были и потери на этом пути. Увлекшись строительством Руси Великой, Петр I отступил от идеалов Руси Святой. Прорубив «окно в Европу», он впустил с Запада в Россию антирелигиозные идеи европейского бытия, в результате чего гуманистическая культура Запада начала теснить духовную культуру русского мира. Внешне это выразилось в упразднении Патриаршества (1700 г.) и во включении Церкви в состав государственного аппарата (Священный Синод, как 10-я коллегия государственного управления, с 1721 г.), а также в изменении быта и нравов русского дворянства (подражание западной культуре). Идее «Вселенского православного царства» была противопоставлена идея светской империи, взамен теории вселенской религиозной миссии России (идея «Третьего Рима») на государственном уровне принималась теория «общего дела».