Рванувшись в беге, четко различая лица, не видящих его немцев, Панька выдернул кольцо, занес гранату над головой.
- А-а-а гады!..
В тот же миг кто-то со звериной силой ударил его по руке, вышиб гранату. Тяжелая, начиненная смертью, она отлетела в сторону, плюхнулась в снег и взорвалась безобидно, никому не причинив вреда.
Панька потрясенно обернулся. За ним, яростно скаля в беззвучном крике черный рот, стоял Парамон Моисеич.
- Зачем?! - дурнея лицом, спросил Панька.- Зачем ты так-то, батя?
Отец оттолкнул его за себя, за спину.
От вездехода, набычась, вразвалку, сжимая в руке пистолет, шел на них толстый офицер. За ним так же медленно, неотвратимо, прижав автоматы к тугим животам, шли солдаты в серо-зеленых шинелях. Освобожденная от поводка, обгоняя их, пласталась по снегу прыжками овчарка.
Надеясь на чудо, на несбыточное надеясь, Панька быстро опустил руку в карман шубенки. Но пальцы ничего не нащупали.
Он попятился.
Он не знал, не мог знать, что делается у него за спиной. Он не видел, что со стороны белого леса на пламя пожара торопливо бежали вооруженные лыжники, числом пять человек.
Не видел их и Панькин отец.
Парамон Моисеич стоял и заслонял собой сына. Толстый офицер в упор надвинулся на Парамона Моисеича и выстрелил ему в лицо.
В то же мгновение овчарка метнулась к Паньке в неотразимом прыжке.
Он поднял руки, защищаясь. Вскрикнул:
- Ааа!
Последнее, что запечатлело Панькино сознание, было внезапно ставшее изумленным лицо толстого офицера. Пистолет вдруг вылетел у него из руки, офицер отвернулся от Паньки и медленно, нехотя опрокинулся на спину.
И еще овчарка. Она как-то странно надломилась в воздухе и бессильно уткнулась мордой в Панькины ноги.
Густой пулеметной очереди и винтовочных выстрелов Панька уже не слышал.
Очнулся Панька - и увидел над собой низкий бревенчатый потолок и знакомое, хотя и полузабытое лицо.
- Митек? - чуть заметно двинул он губами.
Партизан подмигнул ему.
- Никак ожил, бедолага? Ну, обрадовал! Вставай, паря, на ноги, неколи потягиваться. Самый сезон немца бить.